– А где он ее снял?

– В том и дело, что не у нас на «земле». До дома на частнике добирались. Но в районе она видимо хорошо ориентируется. От дороги до парадняка дворами вела.

– Слушай, Толя, а ты абрека своего спрашивал, уходила она по телефону звонить?

– Специально на этом внимания не заострял, но думаю, в любом случае она за вечер неоднократно от него отрывалась. В туалет же обязательно выходила. А в холле ресторана телефон имеется, я проверял на следующий день. Как только от потерпевшего все узнал, сразу туда. Заодно работников опросил. Толку никакого. Говорят, народа много было, не обращали внимание.

– А что пропало?

– Ну, про деньги говорить не буду, и так ясно, что лопатник тугой был. Печатка золотая, как положено, плащ кожаный, шапка и по мелочи, ерунда всякая. Если хочешь знать мое мнение, то попахивает серией. Ведь раньше подобного не было. У тебя вот тоже…

Воробей собирает со стола бумаги, закрывает сейф.

– Сегодня все пытался доказать, что с серийщиками имеем дело, все равно искать их нам придется. Так давайте вместе навалимся. Какое там. Разве его убедишь в чем-то. Ты, говорит, сиди ровно и выполняй, что тебе говорят. – Птицын удрученно замолкает.

– Воробей, а давай сегодня вечерком вместе с моим Семеновым прошвырнемся по точкам, может, кого узнает. Все равно делать что-то надо.

– Давай прошвырнемся, – неожиданно охотно соглашается Птицын. – Машина зверь, места всем хватит. Только я сомневаюсь, чтобы толк от этого сейчас был.

В принципе, я с ним согласен.

– Договорились. Семенов вечером подходит и по коням.

Воробей пожимает плечами.

– Да мне без разницы. – Он одевается. – Ладно, схожу пожрать.

Глава 7

Смотрю на часы. Да, уже пора возвращаться, а то Альберт, наверное, весь уже издергался. Как же он без дежурного опера обойдется? Сидит и по своим фирменным часам время моего отсутствия засекает. Ведь я, когда убегал, забыл предупредить. Вот и сейчас нудеть начнет.

– Чего там, в отделении все спокойно? – Вдруг нарушает молчание Петр. Его вопрос, конечно, адресован мне.

– Пока более или менее.

– А где Воробей?

– Был на месте.

– А Дед?

– Про Деда скажу. На месте он, по изнасилованию, скорее всего, работает. Про других же не знаю, не докладывают они мне. Должность моя задавать лишние вопросы не позволяет. – Довольно грубо огрызаюсь я, тем самым предвосхищая следующий вопрос.

– Какому изнасилованию? – Настораживается Бритвин, не обращая никакого внимания на мой ответ.

Я вкратце рассказываю, что знаю.

– Падла! – вдруг произносит Петр.

– Кто? Я или Дед? – делаю вид, что не понял.

– Он падла, насильник. – С расстановкой повторяет Бритвин.

Он заметно мрачнеет и весь дальнейший путь молчит. Петр – отец славных двойняшек и, не смотря на шебутной характер, все, что касается детей, для него свято.

Примерно год назад с его племянницей произошел аналогичный случай. Не добившись у руководства понимания, Петя, бросив все дела, самовольно выехал к сестре на Украину и, сразу с поезда лично включился в процесс расследования. При необходимости стимулировал местные кадры общепринятым в среде коллег способом, а где и просто подгонял их. Результат не замедлил сказаться – виновный был задержан и оказался весьма любопытным кадром для правоохранительных органов братской республики. Петр возвратился затоваренный салом и горилкой, а также с благодарственным письмом начальника тамошней милиции. Однако вместо ожидаемого почета и поощрения Бритвин за этот несанкционированный вояж поимел крупный геморрой на работе, но в результате проведенной служебной проверки отделался малой кровью, и впоследствии был реабилитирован.

Увидев меня, Дед начинает недовольно брюзжать о том, что мы, молодые, вконец оборзели, не хотим работать, и молотим под дураков, думая, что он один здесь умный. Не оправдываюсь и не ссылаюсь на уважительные причины, потому что Дед, по большому счету, как всегда прав. Вот и сейчас он вместо меня, хитрожопого, опрашивает заявителя.

Ермолин заканчивает писать и просит отца девочки расписаться под объяснением. Тот, морща лоб, внимательно читает свои показания и расписывается по продиктованной Дедом, установленной форме.

– Теперь, – говорит Дед, передавая чистый лист бумаги, – пишите заявление. В правом верхнем углу – начальнику отделения милиции Сокову Н. М. от гражданина Митрофанова, свои полные данные и место жительства. – Митрофанов начинает писать под диктовку, аккуратно выводя слова. Ермолин ждет, пока он заполнит «шапку». – Теперь, посередине листа – «Заявление».

В этот момент дверь в кабинет отворяется, и я вижу Бритвина. На его лице застыла натянутая, противная улыбочка. Он заходит за спину Митрофанова и заглядывает через его плечо. Потом, видимо прочитав написанное им, спокойно интересуется у деда.

– Ну, как дела? Скоро освободишься?

– Все нормально, уже заканчиваю. Сейчас заявление допишет и все.

– А насильника этого куда потом?

– Сейчас из Главка приедут и с собой заберут. Он, как понимаешь, мне не нужен.

– Ага, понятно.

Петя склоняется над Митрофановым и вдруг нежно проводит ладошкой по его голове.

– Лысеешь? – интересуется весьма участливо.

Опешивший Митрофанов поднимает на Петра глаза и застенчиво улыбается.

– Да, знаете ли, годы, стареем.

Бритвин говорит медленно, с расстановкой. Его лицо багровеет и принимает цвет спелого помидора.

– Тебе, падла, уже ни годы не помогут, ни явка с повинной. В глаза смотри, сука!!! – орет Петя и что есть силы, сверху кулаком лупит Митрофанова прямо по лысому темечку. Расшатанный стул разваливается и Митрофанов с грохотом падает на пол.

Первым бросаюсь на Петю я и отталкиваю его. Он вырывается и пытается достать лежащего Митрофанова ногой. На шум вламываются Воробей с Брагиным и помогают мне нейтрализовать не на шутку возбужденного Петра.

Тут, наконец, приходит в себя Дед.

– Отставить!! Отставить говорю!! – ревет он. – Мы отпускаем Петра, и он тут же делает шаг в сторону съежившегося Митрофанова.

– Отставить команду «отставить»!! – Его держите! Дед вытянутым пальцем указывает на Бритвна.

Я тут же становлюсь между Митрофановым и Петей.

– Десять суток ареста! – как змея шипит Ермолин.

Петя начинает врубаться, что несколько не прав.

– Дед, но я….

– Молча-а-ать!! Двадцать суток! Идите, доложите дежурному.

Петруха уже окончательно во все въехал и не теряется.

– Есть, двадцать суток ареста, товарищ подполковник! – Для солидности он повышает Ермолина в звании на одну звезду. Потом разворачивается кругом и, чеканя шаг, выходит.

Я помогаю ничего не понимающему Митрофанову подняться, отряхиваю с его одежды пыль. Пододвигаю новый, крепкий стул и помогаю сесть.

– Товарищ Митрофанов, – поправляя на носу очки, и с только свойственным ему торжественным сарказмом, произносит Дед. – В отношении Вас произошла чудовищная ошибка. Весь личный состав до крайности возмущен попыткой совершения этого гнусного преступления в отношении Вашей дочери. Данный сотрудник только что прибыл из ночной засады и просто не мог знать, что Вы не этот…, – Ермолин на секунду заминается, подбирая нужное слово, – который другой, настоящий. От своего имени приношу Вам глубокие извинения и обещаю, что кто-то будет строго наказан.

Дед демонстративно вытирает со лба обязательный в таком случае пот. Митрофанов с глубоким уважением смотрит на него и, сделав несколько глотательных движений, прощающе отмахивается.

– Ну, что Вы. Пустяки. Я все понимаю. У вас такая тяжелая работа. Прошу Вас, не надо никого наказывать.

– Браво! – мысленно аплодирую ему. – Сразу видно, наш человек!

Другой бы на его месте обиделся, шум поднял. А этот проникся. Молодчина! Человечище! Просто приятно работать. Побольше бы таких.

Митрофанов окончательно успокаивается, дописывает заявление и вместе с Ермолиным уходит.