Владимир Владимирович,

разрешите представиться.

Надеюсь,

ничем я Вам не насолил.

Когда ещё

шанс мне такой предоставится —

Вам рассказать,

кто такой Мар. Салим?

Под именем этим —

пусть не человечеству —

но многим башкирам

давно я знаком.

Полезную взбучку

на тюркском наречии

оно означает:

ЗДОРОВЫЙ РАЗГРОМ.

Я славлю Аллаха,

забыв о раздорах,

за то,

что есть силы

бродить по Уфе,

за то,

что сухим остаётся мой порох,

чтоб биться

за истину

в каждой строфе.

Иные,

в толпе меня видя идущего,

вылить злорадства готовы ушат.

Но люди простые

с теплом и радушием

руку при встрече

пожать мне спешат.

А те,

кто сатирой моею отхлёстан

и месть мне таят

в глубине своих душ, —

грозят кулаком мне.

(А кто-то – и просто

старается грязью обрызгать из луж.)

Но этот цинизм,

подловатый и выморочный,

уже не способен

меня удивить.

Чему удивляться,

Владимир Владимирович?

Мы знаем,

что значит —

сатириком быть!

И ныне,

шагая по Коммунистической —

одной из красивейших улиц Уфы,

я в сквер Маяковского

движусь мистически,

где в гуще зелени

замерли Вы.

Здесь каждое дерево

духом – советское,

вгрызлось корнями

в глубь прожитых лет.

Вы среди них —

как в любимой семье своей…

Дайте же руку пожать Вам, поэт!

Словно вулканом,

душа моя выжжена,

сердце забыло

веселья струну.

Разве до смеха мне?

Столько обиженных

просят помочь им,

куда ни взгляну.

Правда шатается.

Не удержать её

лишь на поэтах

да на мужиках,

если бразды

управленья державного

воры-чиновники

держат в руках.

Вон они —

встали,

законы цитируя,

словно шлагбаум,

закрыв все пути.

Чем с ними справиться?

Только сатирою!

Действенней смеха —

бича не найти.

Не трепеща,

что «замочат в сортире»,

зло расползлось

от Москвы до Уфы.

Жаль,

«измельчал,

обеззубел сатирик» [2] , —

как справедливо заметили Вы.

Жить,

конфликтуя с чинами державными,

не по плечу

тем, кто слаб или юн.

Много ли шансов —

с ногами дрожащими

зло победить

в рукопашном бою?

Вот потому-то,

Владимир Владимирович,

чтоб к гонорарам тропу проторить,

многие бросили

фронт сатирический

и —

«ниже пояса» стали острить.

Так

наступила эпоха хохмачества,

и у страны

будто крышу снесло:

честность,

наивность —

обсмеяны начисто,

но не затронуты —

наглость и зло.

Вы говорили когда-то,

что перья —

надо затачивать

остро,

как штык.

Этот совет Ваш

припомнил теперь я,

видя,

как дух сатирический сник.

Но неужель нынче напрочь утрачено

свойство сатиры

высмеивать всласть

жуликов,

взяточников,

растратчиков —

всех,

кто корыстно использует власть?..

Не отвечайте.

Вы сделались символом

славного строя,

что в вечность ушёл.

Пусть никакой лишь

валютною силою

жизнь не сотрёт

Вашу песнь «Хорошо!»

Верю

в запев этот оптимистический

и, эту веру от всех не тая,

твёрдо шагаю

по Коммунистической,

вторя:

– Читайте,

завидуйте,

я… [3]

Не повторю

«Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ…»

М.Ю. Лермонтов

«Прощай, немытая Россия!» —

воскликнул Лермонтов с тоской.

Мели снега,

дожди месили

полей распахнутый покой;

от горя бабы голосили,

священник пел за упокой…

Текла история рекой,

года и беды пересилив.

Скажи, страна:

под небом синим

ты вечно будешь ли —

ТАКОЙ?..

Мне так непросто молвить: «Да», —

но снова вижу, как когда-то:

дворцы сановников – и хаты,

вокруг – рабы и господа.

Ужель и мне теперь дрожать,

боясь всевидящего глаза,

и от гонителей бежать

за горы древнего Кавказа?

Я – сын Урала!

Здесь мой дом,

на стыке Запада с Востоком!

И Лермонтову я с восторгом

хочу сказать в стихах о том.

Я тоже, как и он, ЛЮБЛЮ

Отчизну «странною любовью».

Но никакой бедой и болью

свою любовь – не оскорблю.

И как ни трудно иногда,

а мой язык сказать не в силе,

вслед за поэтом сквозь года:

«Привет, немытая Россия…»

РОССИЯ мне —

ЧИСТА всегда!

Русский смех

Широка Россия,

как душа!

И светла,

как песня по-над лугом.

Всем была бы сердцу хороша,

если бы не груз её недугов.

Мчатся годы, убыстряя бег,

будто с нами затевая прятки.

А на землю сыплются, как снег,

чьё-то зло,

грехи

и недостатки.

Всюду жадность,

пьянство и обман —

всеми правят

низменные страсти.

Ни в одной из близлежащих стран

не найти

столько ворья

при власти!

Хорошо, что есть на свете —

СМЕХ,

и сатирик трудится,

как дворник,

чтобы мир,

где грех лежит,

как снег,

подмести,

как свой любимый дворик.

Хорошо, что в русской стороне

есть поэты,

что над злом смеются.

Столько лет они, как на войне,

заточив перо,

с грехами бьются!

В том ряду —

великий Салтыков,

и Крылов,

и Гоголь с Михалковым…

Ну, а мир наш – и сейчас таков,

как он был описан Салтыковым.

Всюду те же жадность и обман,

те же грязь

и низменные страсти,

а в законах —

темень и туман,

чтоб скрывать в них

преступленья власти.

Бесконечен этот вечный бой,

он победы

не сулит для лиры.

Но тот бой —

становится судьбой

для того,