Когда Хорти сказал германскому посланнику в Венгрии генералу СС Веезенмайеру, что депортации должны быть прекращены, Веезенмайер пришел в негодование. Но у него самого не было ни людей, ни власти для продолжения депортаций без поддержки венгерского правительства. Причиной такого решения Хорти стал американский налет на Будапешт 2 июля. Этот налет не имел никакой связи с призывом разбомбить железнодорожную линию в Освенцим. Он являлся в действительности частью давно разработанного плана бомбардировки германских хранилищ топлива и сортировочных станций на железных дорогах. Однако в ходе налета, как это часто бывало, произошла ошибка, и под удар попали несколько правительственных зданий и частных домов ряда венгерских официальных лиц.
В число этих зданий входило несколько зданий и домов из числа перечисленных в телеграмме, посланной из Швейцарии в Форин офис в Лондоне британским дипломатом Элизабет Вискеманн, которая, намеренно не пользуясь секретным кодом, открытым текстом предложила разбомбить определенные здания в Будапеште, чтобы вынудить венгерское правительство остановить депортацию евреев в Освенцим. В своей открытой телеграмме – прочитанной, как она и рассчитывала, венгерской разведкой – она описывала расположение правительственных зданий, которые были связаны с организацией депортации, включая учреждения полиции и Министерство железных дорог, без которых депортации не могли быть осуществлены, а также приводила домашние адреса причастных к этому делу венгерских официальных лиц.
Когда в венгерской разведке сопоставили телеграмму Э. Вискеманн с результатами американского воздушного налета, там заключили, что налет 2 июля был осуществлен в соответствии с ней. Этот авианалет в венгерских спецслужбах посчитали предупреждением со стороны союзников – которое, разумеется, могло быть повторено, – чтобы остановить депортацию. Ни генерал Виссенмейер, ни находившийся в Будапеште Адольф Эйхман, который занимался подготовкой к депортации последних из оставшихся в живых 120 000 венгерских евреев, не имели другого выбора, кроме как уступить требованию венгерского правительства и приостановить депортацию.
Прежде чем новость об этом решении венгерских властей стала широко известна, Еврейское агентство попросило правительство Великобритании передать материал о депортациях по «Би-би-си». Ответ Черчилля был эмоциональным. «Я полностью согласен, – сообщил он Э. Идену, – с тем, чтобы как можно громче прокричать на весь мир об этом». Это было сделано, и в радиопередаче из Лондона не только сообщалась вся правда об Освенциме, но и делалось предупреждение венгерским железнодорожникам на их родном языке, что, если они будут участвовать в депортациях, то они будут объявлены военными преступниками и их будут судить по окончании войны. 5 июля Э. Иден заявил в палате общин, что, «к сожалению, нет никаких признаков того, что повторные заявления, сделанные правительством Его Величества совместно с правительствами других стран – союзников по антигитлеровской коалиции об их намерении судить инициаторов и исполнителей этих ужасных преступлений, оказали какое-либо воздействие на власти Германии и их венгерских сообщников и привели к тому, чтобы они позволили хотя бы малой части жертв избежать преследования со стороны своих палачей. Остается лишь надеяться, что положить конец этому сможет лишь как можно более скорая победа союзников в войне».
Черчилль знал, что обеспечить разгром фашизма может лишь победа союзников, которая может быть достигнута благодаря исключительным военным усилиям и жертвам, которые придется понести на земле, в небесах и на море. В тот момент, когда решалась судьба венгерских евреев, британские, американские, канадские и польские войска участвовали в битве в Нормандии, ведя там гораздо более упорные сражения с немцами, чем предполагалось перед высадкой союзников в Европе, и неся при этом тяжелые потери. К началу июля, после целого месяца боев с немцами, союзники все еще не смогли продвинуться дальше Нормандии. Лишь через шесть месяцев непрерывных сражений они сумели достичь территории самой Германии.
В июля 1944 года Черчиллю доложили о споре, разгоревшемся между дипломатами США и Великобритании по поводу тридцати двух венгерских евреев, сумевших купить себе свободу путем передачи в руки СС своих фабрик и собственности и прибывших из Венгрии в нейтральный Лиссабон. Поступившая 8 июля телеграмма от британского посла в Лиссабоне предупреждала о том, что Госдепартамент США опасается, что появление этой группы венгерских евреев «есть коварный ход Германии, предназначенный для того, чтобы заронить у представителей СССР подозрения о сепаратных переговорах о мире между Германией и западными союзниками».
Черчилль сразу отверг опасения Государственного департамента, написав Э. Идену 10 июля: «Разумеется, это был единственный способ, имевшийся в распоряжении этих бедняг – ценой своей собственности вырваться из мясорубки, в которой обречены погибнуть все их соплеменники». Комментируя опасения дипломатов о том, что после этой истории Советский Союз станет подозревать Великобританию и США в прощупывании возможностей достижения сепаратного мира с нацистами, Черчилль заявил, что «единственное подозрение, возникающее у меня в голове при ознакомлении со всем этим, состоит в том, что германские убийцы торопятся набить себе карманы, предвидя свое будущее. Я полагаю, что вы нейтрализуете все возможные подозрения русских, рассказав им все об этой истории. Можете даже упомянуть о моей оценке действий фашистов. Все это – не что иное, как чистое вымогательство под угрозой убийства».
Государственный департамент США все еще опасался обвинений советской стороны в секретных сепаратных переговорах с Германией и продолжал противиться любым попыткам организовать спасение этой группы венгерских евреев. Черчилль призвал Э. Идена не обращать внимания на эти страхи, написав ему 6 августа: «Мне кажется, что продолжать во всем подозревать эти еврейские семьи – занятие весьма сомнительного свойства. Это просто несчастные люди, в большинстве своем женщины и дети, которые купили себе жизнь в обмен на свое состояние. Мне бы не хотелось видеть Англию охотящейся за ними. Разумеется, надо сообщить русским все, что необходимо, но только не надо препятствовать их спасению». Черчилль добавил: «Я не представляю, как из этой печальной истории могут вытекать какие-либо подозрения в тайных мирных переговорах».
11 июля, через пять дней после прекращения депортаций евреев из Венгрии Черчилля спросили, начнет ли Великобритания, как о том просило Еврейское агентство, открытые переговоры с СС об освобождении венгерских евреев в обмен на деньги и товары.
Но Черчилль резко отказался от самой возможности подобных переговоров – как прямых, так и через любую нейтральную страну. Его реакция была эмоциональной и недвусмысленной. «Нет сомнения, – писал он Э. Идену, – что это величайшее и, может быть, самое ужасное в истории преступление, поскольку оно совершается при помощи достижений современной техники формально цивилизованными людьми, совершается именем великого государства, именем одного из выдающихся европейских народов».
Реакция Черчилля не ограничивалась одним лишь отвращением. «Совершенно ясно, – заявил британский премьер-министр, – что все лица, причастные к этим преступлениям, включая и тех, кто лишь подчинялся приказам, проводя эту резню, в случае, если они попадут в наши руки, должны быть преданы смертной казни в том случае, если будет доказано их участие в этих убийствах. Следует сделать публичные заявления о том, что все, кто связаны с осуществлением этих злодеяний, будут выявлены, найдены и преданы суду».
В первую неделю июля архиепископ Кентерберийский Уильям Темпл и лорд Мелчетт послали Черчиллю письма, в которых подняли вопрос о депортации венгерских евреев и о планах немцев убить всех депортированных.
13 июля Черчилль ответил на оба этих послания. Написав Мелчетту, что ему нечего добавить к заявлению Э. Идена от 5 июля, он подчеркнул: «У меня нет сомнения, что мы наблюдаем одно из величайших и самых ужасных из когда-либо совершенных преступлений. Оно совершено с использованием научных методов формально цивилизованными людьми от имени великого государства и одного из ведущих народов Европы. Мне не нужно заверять вас, что такому положению дел уделяется и будет уделяться самое серьезное внимание моих коллег и лично мое, но, как сказал министр иностранных дел, главная надежда на прекращение этого кошмара заключается в скорейшей победе союзных наций». В письме архиепископу Кентерберийскому Черчилль повторил эти выражения: «Я боюсь, что мы являемся свидетелями одного из величайших и ужаснейших преступлений, когда-либо совершавшихся в мировой истории».