Выходя, Леа положила катушку в карман.

— Надо вернуться сюда с кем-нибудь, кто говорит по-испански, чтобы попытаться узнать, на каком этаже они остановились, — сказал Самюэль. — Пойдемте к Амосу и Ури.

— Значит, я могу остаться здесь?

Самюэль пожал плечами. На такси они доехали до квартиры доктора Рикардо Лопеса. Его предупредили, и он сразу же задействовал двух лучших агентов из своей организации. В ожидании их возвращения он распорядился подать гостям легкий завтрак. Когда они закончили пить кофе, в дверь позвонили. Это была Сара.

— А, так вот ты где! — воскликнула она, увидев Леа. — Ты не забыла, что мы идем в Каса Росада? Что она здесь делает? — спросила она, обернувшись к Самюэлю.

Он не успел ответить, в дверь снова позвонили. На сей раз это были аргентинцы, возвращавшиеся с улицы Эсмеральда. Когда они поведали о результатах своей миссии, всем показалось, что Сара словно возродилась.

— Теперь ей от меня не уйти, — сказала она, неприятно улыбнувшись.

— Надо заставить ее выйти из норы. Но прежде надо определить местонахождение ее телохранителей.

— Их трое, — сказал один аргентинец, — полицейский — креол в штатском — наблюдает за домом из кафе напротив, еще один метис и немец.

— Ты знаешь этого метиса?

— Да, это очень опасный бандит, его часто использует полиция в своих грязных разборках.

Врач казался обеспокоенным.

— Это очень неприятно, — сказал он. — Значит, полиция замешана в их делах. Предстоит ожесточенная борьба.

— Что вы собираетесь предпринять? — спросила Сара.

— Продолжать наблюдение и попробовать войти в доверие к одному из телохранителей.

— Вероятно, они очень недоверчивы.

— Ни один аргентинец не устоит перед красивой женщиной.

— Что вы имеете в виду?

— Мы пошлем Кармен на разведку в кафе.

— Ой! Нет, только не Кармен, — воскликнула Леа.

— Кармен — одна из наших лучших агентов. Кроме того, она восхитительна.

«Именно поэтому и не надо», — подумала Леа.

Сара подошла к ней.

— Ты хорошо поработала, моя дорогая. Ты не забыла, что мы приглашены на чай?.. Нам только-только хватит времени, чтобы переодеться. Мы должны прекрасно выглядеть.

Эва Перон восседала в кресле с высокой золоченой спинкой, обитом красным бархатом, в одной из гостиных Каса Росада. Она была в изысканном белом платье с искусной драпировкой. Ее окружали очень элегантные женщины. Леа и Сара тоже принадлежали к их числу, но их наряды не были такими вычурными.

— Я рада вновь видеть вас, сеньора Тавернье, и вас тоже, сеньорита.

Леа не поняла, что она сказала, но с улыбкой поприветствовала ее.

— Мы с дамами обсуждаем роль женщины в нашем обществе. Я много думала об этом. Генерал помогал мне в моих размышлениях… Своим терпением и участием он помог мне понять различные аспекты бесчисленных проблем женщин в нашей стране и во всем мире. Эти беседы позволили мне лишний раз убедиться в его гениальности. Без сомнения, миллионы мужчин каждый день, как и он, сталкиваются со все более острой проблемой женщины в обществе. Таков уж наш тревожный век. Но, я думаю, очень немногие из нас, как генерал, серьезно исследовали эту проблему. Феминистки в других странах могут сказать, что в-таком начале женского движения мало женского… Разве это не означает начать в какой-то мере с признания превосходства мужчины? Эта критика меня не интересует. Я взяла на себя определенную миссию и должна выполнить роль духовного вождя женщин этой страны.

— Самомнения ей не занимать, — прошептала Сара на ухо Леа.

— Ты потом мне перескажешь, я ничего не поняла, — ответила та.

Подали чай.

— Молодые люди, идите сюда, — подозвала Эва Перон нескольких мужчин, присутствовавших на приеме.

Они подошли.

Полковник Мерканте, иезуит отец Бенитес и крупный судовладелец Альберто Додеро бросились к ней. Громко, так, чтобы все услышали, красавица Эва сказала:

— Я приняла приглашение генерала Франко поехать с официальным визитом в Испанию, затем я отправлюсь в Рим просить папу молиться за Перона и за аргентинский народ. Свое европейское турне я завершу в Париже.

— Можно ли себе представить посла, более привлекательного, чем вы?! — сказал Альберто Додеро, целуя ей руку.

Жена президента гортанно засмеялась.

Для Леа это общество резко отличалось от того, в котором вращалась Виктория Окампо. Здесь все было слишком вычурно, даже вульгарно, и никто не подходил к ней, обращаясь на ее родном языке, тогда как в кругу Виктории Окампо все говорили по-французски в самых изысканных выражениях. При этом Леа не испытывала неприязни к Эве Перон. Она даже восхищалась этой артисточкой, очерняемой в аристократических кругах Буэнос-Айреса, которая сумела в таком молодом возрасте — они с Леа были почти ровесницами — стать первой дамой государства. Ни за что на свете Леа не захотела бы оказаться на ее месте…

Наконец Сара сделала знак, что пора уходить.

Они перешли площадь Майо. Леа направилась к одному из такси, стоявших перед собором.

— А не пройтись ли нам пешком? Я хочу прогуляться, — сказала Сара.

— Как хочешь, пойдем через улицу Флорида, посмотрим витрины.

Они обменивались лишь незначащими репликами, пока не дошли до редакции газеты «Ла Насьон». Несколько мужчин с газетами в руках комментировали свежую информацию. На первой странице был виден заголовок.

— «Арест в Монтевидео нацистского преступника», — перевела Сара.

— Ты думаешь, Франсуа имеет к этому какое-нибудь отношение?

— Это мы узнаем позже, — лаконично ответила Сара.

Впереди показался отель «Плаза».

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросила Сара.

— Иду в кино с Викторией Окампо. Кажется, в «Амбас-садоре» идет фильм с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман. Затем мы поужинаем вместе с ее сестрой Сильвиной и ее зятем. А ты?

— Я останусь дома. Я жду новостей от Франсуа и Самюэля, он должен зайти. Если я тебе понадоблюсь, то я дома.

Они обнялись. Леа внезапно спросила:

— Как ты?

Это было так неожиданно, что Сара пришла в замешательство.

— О чем ты?

— Просто спросила.

— Ну, а все же?

— Ты ведешь себя так, словно Даниэль жив… Ой, мне больно!

Сара так сильно схватила Леа за руку, что она вскрикнула.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Оставь меня, сумасшедшая!

— Больше, чем тебе кажется, — сказала Сара, отпуская ее. — Но в том, что касается Даниэля, ты не ошиблась. Ты думаешь — все как раньше, но знай, что и он, и я остались там; и даже если казалось, что мы живы, что у нас были какие-то эмоции, — это лишь отблеск воспоминаний о том, что было когда-то. Мы живые мертвецы. В конце концов, умер он или не умер, какая разница? Что это меняет? Можешь, ты мне это сказать, ты, которая, кажется, вполне жива?

Мужчины проходили мимо, глядя на этих двух красивых молодых женщин, говоривших, должно быть, о тряпках с таким серьезным видом. Ведь известно, что только пустяки имеют значение для женщин.

Портье вручил Леа ключ вместе с запиской, которую она сразу же прочла. Записка была от Эрнесто.

«Дорогая Леа, я не смогу сегодня встретиться с тобой, приехали мои родители из Кордовы. Я думаю о тебе с нежностью».

«Жаль, что мне так нравится этот мальчик», — думала она, поднимаясь на лифте.

В ее номере в вазах стояли два букета: один — роскошный, другой — простой и изящный. Оба букета были присланы из цветочного магазина на первом этаже отеля. Первый был от Рика Вандервена, второй — от Эрнесто.

Проведя вечер с Викторией Окампо, Леа вернулась очень поздно. Она плохо спала, от запаха цветов, присланных Вандервеном, у нее разболелась голова. Франсуа не звонил, Кармен тоже. Она не могла не волноваться за свою новую подругу. «Я боюсь, как бы с ней чего-нибудь не случилось», — думала Леа. Встав в плохом настроении и с сильной мигренью, в конце дня она решила пойти к доктору Рикардо Лопесу. Придя на улицу Сан-Мартин-де-Тур, она испытала чувство неловкости: в доме было многолюдно, кто-то то и дело сновал взад-вперед. Леа вспомнила, что почувствовала то же самое на авеню Анри-Мартен в Париже, перед дверью в кабинет палача Мазуи, из лап которого ей удалось вырвать Сару. Она раздумывала, заходить или нет, но в это время в холле появился Ури.