Это зрелище пугает и завораживает одновременно. Сатана, оказывается, не только композитор, но еще и художник.

      Наша бешеная гонка от Смерти продолжается, как только из коридора появляются Фабиан и Тошэки. Джеймс вызывается помочь Гаро и закидывает ноги Ёсиоки себе на пояс, придерживая его под колени, в то время как сам мужчина обхватывает друга поперек груди, заставляя его откинуться на себя. Азиат не возражает, позволяя вертеть себя, словно тряпичную куклу – он готов вытерпеть многое, лишь бы вернуться к своей семье.

      Вскоре становится нечем дышать, и в легкие вместо кислорода врывается лишь пепел и запах гари. Я кашляю, чувствуя, как начинают слезиться глаза, и, чтобы отвлечься, начинаю считать в обратном порядке от тысячи. Голова идет кругом, у меня мутнеет в глазах, но я продолжаю бежать, доводя свой организм до предела его возможностей.

      Девятьсот девяносто пять, девятьсот девяносто четыре, девятьсот девяносто три…

      Краем глаза я замечаю, как один из мужчин, принадлежащий к ополчению, подхватывает уставшую бежать Анику и закидывает ее к себе на плечо. Девушка недовольно шипит, когда при каждом шаге плечо мужчины болезненно впивается в ее солнечное сплетение, но не пытается вырваться, понимая, что не добежит сама.

      Купол мутно блестит в пугающей близости от нас; охваченный огнем и пеплом город находит в нем свое отражение. Я почти сразу же нахожу взглядом небольшое углубление, которое становится все больше, чем ближе мы к нему приближаемся. Это выход – то, чего мы желали двадцать лет, находится за этим чертовым углублением!

      Вбегая под его своды, я, почему-то, закрываю глаза.

      Свежий воздух разрывает мои легкие на маленькие кусочки, наполняя меня всего, словно воздушный шар. Я хватаю его ртом, вдыхаю носом, я позволяю ему слиться со мной в одно целое – и плачу.

      СВОБОДА!

      Люди, смеясь и рыдая, обнимаются, что-то громко кричат, а я крепко прижимаю к своей груди Авелин, целуя ее в висок. Теперь у нас все будет хорошо, ей помогут, а потом мы хорошенько обсудим нашу глупую ссору, и я женюсь на ней, но на этот раз – по-настоящему!

      Бесу надоедает быть придавленным между нами, поэтому он взбирается мне на плечи, ложась на них наподобие воротника, и нервно дергает хвостом, прижав уши к голове. Происходящее пугает его, он прижимается своим теплым телом к моей шее, и я даже не возражаю, когда он вцепляется в меня когтями, испугавшись того, как порыв свежего ветра взъерошил его шерсть.

      Господи, я и забыл, что мир такой огромный!

      Но эйфория быстро проходит, и реальность спешит напомнить о себе.

      Сначала ничего не происходит, или, быть может, это мы были настолько окрылены полученной свободой, что окончательно потеряли бдительность; говоря откровенно, я склоняюсь ко второму варианту.

      Первым неладное почувствовал Бес. Кот внезапно зашипел, и шерсть его встала дыбом. Он, не обращая внимания на мои возражения, нагло забрался в воротник моей перепачканной кровью и копотью рубашки, и замер там, прижавшись к моему животу, царапая кожу своими когтями. Я решаю не обращать на это внимание – все же, кот испытывает такой же стресс, что и мы, - и это становится главной моей ошибкой.

      Никто даже не обращает внимания на небольшой предмет, похожий на банку, что упал около нас. Аннабель, прижимаясь к груди обнимающего ее Джейкоба, смотрит на эту небольшую металлическую банку, и буквально через несколько секунд ее лицо искажает ужас.

- БЕГИТЕ! – кричит она, но уже поздно.

      Банка, оказавшаяся гранатой, с диким шипением начинает крутиться, выпуская на волю запертый в ней газ, и сперва мне кажется, что это дымовая шашка, но нет. Первым на землю падает Джейсон, который стоял к гранате ближе всех, а за ним по одному теряем сознание все мы. Я делаю глубокий вдох, чувствуя, что буквально каменею от страха, и неосознанно вдыхаю этот дым. На меня тут же наваливается усталость, я падаю на колени, и весь мир кружится вокруг меня, словно сумасшедшая карусель. Авелин выпадает из моих рук, и вскоре я падаю рядом с ней. Тяжело дыша, я изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми, но у меня ничего не получается. Хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, я стараюсь привстать, но силы окончательно покидают меня, и я снова падаю на землю, больно ударившись головой.

      Кажется, я разбил себе бровь, но не могу понять, так ли это, или же мне просто кажется.

- А…велин… - хриплю я, медленно закрывая глаза.

      Мир провалился в темноту.

Эпилог.

   Он сидит в глубоком кресле в своем кабинете, смотря в окно. Мужчина вертит между пальцев тонкий золотой крест, чуть нахмурившись; в руке он держит бокал с вином, но так и не сделал ни одного глотка. 

      Вздохнув, Аллан Уайт закрывает глаза, прижимая крест к губам, и в очередной раз просит Господа сохранить жизнь его дочери. Аника – глупый и невинный ребенок, несчастная девочка. Она не должна погибнуть, став пешкой в политических играх.

      Напряженную тишину нарушает глухой звук шагов, и мужчина сразу понимает, кто направляется в сторону его кабинета. Отвернувшись от окна, он ставит бокал с нетронутым вином на стол, после чего торопливо убирает золотой крест на тонкой цепочке в карман своего пиджака.

      Дверь открывается, и в помещение входит Томас Блер. Мужчина, пригладив свои темно-рыжие, по цвету напоминающие вино в бокале, волосы, которые унаследовали его сыновья (ах, несчастные мальчики! Они даже не знают, во что ввязались!), подходит ближе к столу. Прижав правую ладонь к груди в районе сердца, он, прикрыв зеленые глаза, кланяется ему. Аллан кивает головой, позволяя ему выпрямиться.

- Докладывайте, Томас.

      Голос у него ровный и абсолютно спокойный. Верховный Патриарх не может позволить, чтобы хоть кто-то увидел его волнение.

      Выпрямившись, Блер делает глубокий вдох, явно борясь с волнением, и тихо произносит:

- Двадцать человек сумело выбраться из объекта «Hell», и ваша дочь была среди них. Как вы и приказали, мисс Аника была доставлена в больницу, а остальные уцелевшие будут убиты. Но…

      Это «но» заставляет Уайта заметно напрячься. Сцепив пальцы в замок, чтобы скрыть их дрожь, он хмурит серые словно бы выцветшие глаза, внимательно смотря на генерала.

- Что «но», Томас? Не тяните!

      Мужчина открывает рот, делает глубокий вдох и неожиданно качает головой. Чтобы объяснить возникшую ситуацию, Томасу просто не хватает слов, да и сейчас его больше волнует то, что его сыновья будут убиты, и у него нет никаких шансов на то, чтобы спасти их.

- Вам лучше увидеть это своими глазами, Верховный Патриарх. Это… нельзя описать словами.