В кухню на цыпочках, пряча глаза, вошла продажная женщина.

— Садись, Дуся. — Гостеприимно выдвинула ногой табуретку Юлька, — Садись, и рассказывай нам: чо вы тут делали, карамельки? Отчего вся моя квартира в серпантине и в гандонах? Вы веселились? Фестивалили? Праздники праздновали?

— Мы танцевали… — тихо ответила жрица любви, и присела на краешек табуретки.

— Ай! Танцевали они! Танцоры диско! — Юлька стукнула Бумбастика по голове крышкой от кастрюли, и заржала: — Чо танцевали-то? Рэп? Хип-хоп? Танец с саблями? Бумбастик-то у нас ещё тот танцор…

Меня уже порядком подзаебала эта пьеса абсурда, да и на работу всё-таки, хоть и с опозданием, а подъехать бы надо. Поэтому я быстро спросила:

— Вот этот хуедрыга тебя ебал? — сопроводив свой вопрос торжественным ударом кастрюльной крышкой по зайкиной голове.

— Пять раз. Два раза в жопу. — Сразу призналась жертва групового секса, и потупилась ещё больше.

— Угу. В жопу. Жопоебля — это наше всё…Вопросов больше не имею.

Я кинула взгляд на Юльку:

— У тебя ещё есть вопросы?

Юлька задумчиво посмотрела куда-то в сторону, и ответила:

— Вопросов нет. Нахуй тут они нужны, эти вопросы? Есть предложение… Интересное.

— Какое?

— Четвёртый… — расплылась в странной улыбке Юлька, и нервно дёрнула глазом пять раз подряд. — Сдаёцца мне, Алла даже не подозревает, где щас отвисает её молодой супруг. Исправим это?

Я посмотрела на часы. Хуй с ними, с начальниками… Ещё на час опоздаю.

— Исправим.

…Через полчаса, когда мы с Юлькой стоял на улице и курили, к подъезду со свистом подлетел Алкин Мицубиси Паджеро.

— Быстро она… — шепнула я Юльке.

— А ты через сколько бы прилетела, если б я тебе позвонила, и сказала: «А где твой муж? Ах, к дедушке в деревню поехал, лекарств старику отвезти? Ну-ну. Приезжай, щас покажу тебе и деда, и мужа, и лекарства»

Я почесала нос, и ничего не ответила.

Из салона машины вылезла огромная женщина в песцовой шубе, и, тяжело дыша, подошла к нам:

— Где он?! — взревела Алла, и страшно завращала глазами.

— Подожди, — притормозила родственницу Юлька, — ты помнишь в каких трусах твой муж уехал к дедушке?

— Да!!! — снова взревела оскорблённая супруга. — Сама лично гладила!

Юлька сплюнула себе под ноги, и достала из кармана пакетик с трусами Четвёртого:

— В этих?

Невинно так спросила, и пакетиком этим перед Алкиным носом качает, как маятником.

Три секунда Алла смотрела на пакет, потом вырвала его из Юлькиных рук, и ринулась в подъезд.

— Подождём тут, — философски сказала Юлька, и, задрав голову посмотрела на свои окна на пятом этаже, — щас Алка за нас всю грязную работу сделает…

— Ах ты пидор! — донёсся откуда-то сверху голос Бумбастиковой сестры, — К дедушке поехало, чмо поносное?! Я тебе щас покажу дедушку, быдло лишайное! Я тебе щас яйца вырву! ААААААААААААЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!!!

Нечеловеческий вопль, вырвавшийся из Юлькиного окна, вспугнул стаю ворон, сидящих на мусорном баке, и меня до кучи.

Я вздрогнула, и сказала:

— Юльк, я к тебе больше не пойду. Мне на работу надо. Ты уж там сама потом приберись, ладно? Только сразу домй не иди. Алке под горячую руку попадёшься — не выживешь ведь…

— Иди, — махнула рукой Юлька, — я тебе потом позвоню.

И я ушла.

* * *

…Юлька позвонила мне только в шесть часов вечера. Из Склифа. Куда на двух машинах «Скорой помощи» привезли мою зайку и Бумбастика. Тело Четвёртого Алла привезла лично. В багажнике джипа.

Через два месяца в Медведковском ЗАГСе было расторгнуто два брака. Между Юлией Ершовой и Анатолием Мунтяну, и между Аллой Денисовой и Сергеем Кузнецовым.

Я ничего не расторгала, а просто выпиздила зайку вместе с его шмотками в тот же день, как он выписался из больницы.

А на память о том дне нам с Юлькой осталась алюминиевая кастрюля, с вдавленным вовнутрь днищем в форме головы Четвёртого.

Иногда достаём, смеёмся, ага.

А ещё со мной навсегда осталась пара комплексов неполноценности.

Мужики, всё-таки, редкостные сволочи, в своей общей массе. Особенно один из них. Тот, который придумал моду на сисястых двухметровых сволочей.

Я не соответствую этим параметрам. Поэтому импирически приходим к выводу, что все мужики — козлы.

Вы не поняли логики моих рассуждений? Ебитесь в рот. Это ваши проблемы.

2008

День знаний

05-01-2008

Зима настоебенила. Московская, сука, зима…

Снега нет, под ногами хрустит прошлогоднее собачье говно, а до весны ещё как до Киева раком. Да и весну я тоже не люблю. Лужи, сырость, и снова прошлогоднее говно. Только по весне оно не хрустит. Оно чавкает. Как Коля Мухин во время кунилингуса.

Я осень люблю. Сентябрь. Штоп листья жолтые кружылись, и я в таких белых, блять, сапошках, по этим листьям величаво маршыровала, как генерал Карбышев.

А вот что я не люблю в сентябре — так это его первое число.

Потому что надо песдовать в школу.

Я, конечно, редкостное дуро, но школу с горем пополам закончила ещё 12 лет назад.

А теперь у меня есть сын, которому тоже надо с горем пополам закончить школу. Но до этого ещё долго.

А это значит, что ещё долго первое сентября будет моей агонией и проклятием…

* * *

— Мам, вставай, мы нахрен всё проспали! Нас теперь бабка сожрёт!

Открываю глаза. Сын, стоя в одних трусах, с зубной щоткой за щекой, тыкает мне в опухшую со сна рожу будильник.

Точно. Проспали. Да нуихуй с ней, с линейкой этой празничной. Опен-эйр для задротов. «Дорогие наши ученики, бля, мы рады видеть вас всех жывыми-здоровыми, хотя очень надеялись, што кто-нить из вас всё-таки наебнёцца летом с велосипеда, и свернёт сибе шею, но вы нас разочаровали, и поэтому песдуйте в классы к вашым любимым учителям».

Из года в год одно и то же. Чо я там не видела на этой линейке?

Но у меня есть мама. Мама, которая меня саму до одиннадцатого класса провожала в школу первого сентября, а теперь требует от меня такого же фанатизма в отношении моего собственного отпрыска. А ево нет! Фанатизма этого. Нету ево, и фсё.

Но мне проще изобразить этот фанатизм, чем объяснить маме, почему у меня ево нет.

Короче, у сына есть десять минут, чтоб собрацца, и припиздячить на празничную линейку.

С букетом гладиолусов, с новеньким портфелем со Спайдер Меном, и с опухшей мамой Лидой.

Опухшая мама Лида — вообще незаменимый девайс. Гладиолусы тут не помогут. Про Спайдер Мена ваще молчу. Надо идти.

— Быстро надевай штаны, я щас встану. — Командую я, и медленно отрываю от кровати жопу. Первое сентября придумали враги. Или пидоры. Не иначе.

В течении последующих десяти минут мы с Дюшесом давимся уёгуртами, быстро застёгиваем друг на друге пуговицы, я делаю себе на башке сироццкий хвостик, а Дрону — прямой пробор, как у приказчика из обувного магазина. Так велела мать. Дюшкин бабтейл по совместительству. Без пробора тоже никак. Мы уж давно не спорим.

И вот мы уже пробираемся сквозь толпу опухших родителей, и оранжерею гладиолусов.

— Дрон, ты своих видишь?

— Неа. Я зато бабку вижу.

— О-о-о-о…

Кстати, родителей первоклашек всегда можно определить по выглаженным костюмам пап, и празничному макияжу мам. «Даже дедушке приснилось, что стоит он у доски, и не может он на карте отыскать Москвы-реки»

По ходу с пяти утра подготавливались. Всей семьёй. Сама такая же была.

Все остальные родители стояли у школьного крыльца, и в разных позах спали. Я выбрала папашку посимпатичнее, закрыла глаза, и привалилась к его плечу.

— Капитан!!! — Вдруг завопил кто-то над головой, и мы с чужим папой проснулись, — Разрешите обратицца?

Чозанах? Какие капитаны?!

Поднимаю мутные глаза, и вижу на крыльце завуча школы. В тельняшке, в бескозырке, и с биноклем. Дожыли, бля…

Первоклашки начали радовацца, и хлопать в ладошы.