— Разогрейся снова.

Я знала, что лучше не спорить, поэтому просто надела перчатки. Гаммы и арпеджио вылетали из-под моих пальцев, пока Сэм сидел на стуле рядом с задумчивым видом.

— Что? — спросила я.

Он встряхнул головой, словно вышел из транса, и потянулся за блокнотом и ручкой.

— Сыграй то, что придумала.

— Ты уверен?

— Если что-нибудь случиться, ты ведь спасешь меня, — он улыбнулся, и следующие два часа я играла и старалась перенести музыку на бумагу, пока он делал какие-то заметки и хмыкал в мою сторону.

— Это намного труднее, чем я думала, — сказала я, когда мы сделали перерыв на ланч. — Это даже не сложная песня.

— Я думаю, ты быстро поймешь, что, иногда, самые простые вещи оказываются и наиболее сложными. В них все видно. Все имеет значение. — Он положил свой блокнот на стол и поднял брови. — Как насчет еще одного часа занятий, перед библиотекой?

Я посчитала его предложение за хороший знак. Всю прошлую неделю меня буквально отрывали от пианино, чтобы он мог вновь заняться своими исследованиями, хоть Сэм никогда и не говорил, что же ему так отчаянно хочется узнать. С той же силой, что я хотела прочитать, что же написал в своем дневнике Менехем, я была рада, что Сэм вновь стал самим собой. Я ждала восемнадцать лет, чтобы узнать что-то о своем отце. Могу и еще часик подождать.

— Хорошая мысль, — я наклонилась, чтобы прочитать, что он написал в своем блокноте. Моим глазам предстали какие-то каракули и музыкальные ноты.

— Что это?

— Кое-что, что нам следует обсудить о твоей музыке.

Я сгорбилась.

— Она была ужасна, не так ли?

Он позволил мне играть ее часами, прежде чем сказать это? Я никак не могла выбрать, должна ли я чувствовать себя злой или опустошенной.

Мне захотелось убежать наверх и спрятаться от стыда, но это никак не поможет улучшению моих способностей. Вместо этого, я схватила блокнот и направилась в гостиную.

Может, лучше бросить это все.

— Вообще-то, мне понравилось, — он коснулся моего локтя. — Ты хотя бы прочитала, что я написал? Или сразу же сделала свои выводы?

— А ты как думал? — я ткнула ему в грудь блокнотом. — Ты ни слова не сказал о моей музыке, и я просто разозлилась. Я знала, что она не идеальна, но эта страница полна заметок. И следующая, думаю, тоже.

Он посмотрел на меня с усталым видом и накрыл руками блокнот.

— Не существует ничего идеального, даже если ты проигрываешь мелодию несколько жизней.

Не дожидаясь меня, он прошел обратно в гостиную и положил блокнот на свой стул.

— Я знаю, что ты думаешь: либо ты великолепен с первого раза, либо ты неудачник, но это не так. Вовсе нет. Да, в этом кусочке много чего можно улучшить, но это не делает его плохим. А ты просто разозлилась, помнишь? И даже не удосужилась заметить, что я написал: «Это довольно мило».

— Ладно, — я вновь села за пианино, полная решимости сыграть лучше. Даже ноты звучали агрессивно.

Сэм сел рядом на скамейку, обрывая меня на основной части. Его руки накрыли мои.

— Музыка — единственное, что имеет для меня значение, — прошептала я в звенящую тишину. — Каждый раз, когда мне больно, у меня есть только одно место, куда можно вернуться. Я должна быть хороша в этом.

— Ты хороша. Я не должен, и не собираюсь рассказывать тебе всего. Не хочу, чтобы моя ученица стала слишком самоуверенной, — он улыбнулся; я нет. — Но ты хороша в этом. Я никогда не был так доволен, занимаясь с кем-нибудь. — Он перекрестил наши пальцы и наклонился ко мне. Наши бедра прижались друг к другу, и его голос стал более глубоким. — Я хочу кое-что рассказать тебе.

— Хорошо.

Все эти его сегодняшние прикосновения... Они меня дезориентировали и отвлекали, обычно он был осторожен и сохранял дистанцию между нами. Что, если он снова делает то же самое, что и в первый день, на кухне?

Я не могла позволить ему сделать мне больно — даже непреднамеренно — только из-за того, что у него было тяжелое утро. У меня тоже.

— Подожди, — сказала я, когда он собрался говорить. — Не сейчас. Это уже слишком. Извини.

Он отодвинулся и отпустил мои руки.

— Ты, наверное, права. У нас еще много дел.

Я вздохнула с облегчением.

— Ладно, вернемся к музыке. В начале, расскажи мне обо всем, что тебе понравилось, чтобы восстановить мое самолюбие. Затем, можешь снова разорвать его на части.

Мы добрались до библиотеки только после полудня, и все по моей вине. Я продолжала заваливать его вопросами, пытаясь понять те вещи, что у меня случайно удавались, и те, что нет. Мелодия не звучала, и мы обсуждали разные варианты, как это исправить, не меняя основу кусочка.

Он клялся, что нужна практика, чтобы найти правильный баланс, но я уже решила, что следующая моя песня должна стать шедевром.

Под конец дня мы были похожи на выжатый лимон, но я осталась довольной. Мы еще пару раз прорепетировали и приготовили небольшой ужин перед тем, как направиться в библиотеку; я приставала к Сэму с вопросами всю дорогу, возбужденно сжимая фонарик в своих рукавичках.

Хоть снег уже перестал идти, но все равно было холодно. Если повезет, то погода потеплеет за следующие пару дней; скоро маскарад, а я не была достаточно умной, чтобы продумать свой наряд в соответствии низкой температуре.

Сэм открыл дверь библиотеки и пропустил меня вперед. Внутри было тепло, из-за чего мою замерзшую кожу начало пощипывать.

— Вот вы где! — Вит поднял голову от стола, над которым склонялся. — Мы думали, что вы бросили нас.

— В отличие от некоторых людей, которых я знаю, — начала я, снимая шарф и варежки, — мы здесь не живем.

— Это она сейчас так говорит. — Сэм последовал за мной к столу, где сидели Вит и Оррин и работали на электронном экране. — Но стоило мне показать ей библиотеку, как она тут же захотела переехать сюда.

Оррин вскинул бровь, что вышло по странному изящно у столь огромного мужчины.

— Тут ужасная акустика.

— Именно так я и сказал, — рассмеялся Сэм — было так хорошо снова слышать его смех — и забрал у меня пальто и остальные вещи, как обычно. Вернее, как обычно делал, до нападения на рынке. Это тоже меня подбодрило: он не сел сразу же за свои загадочные поиски и помнил о моем существовании больше двух минут.

— Я все еще думаю, что мы могли бы это исправить, — фыркнула я, изображая обиду. Когда я заметила его взгляд, улыбка Сэма стала еще более широкой, и было в ней что-то такое, от чего я покраснела. Что-то такое, чему у меня не было названия, но что очень бы мне понравилось, будь мы наедине. Со все еще покрасневшим лицом, я посмотрела за плечо Вита. — В любом случае, чем вы тут занимаетесь?

— Ну, — начал он, поворачиваясь ко мне, чтобы лучше видеть. — У нас было довольно захватывающее утро, мы сканировали генеалогию в цифровом архиве. Сейчас мы пересматриваем журнал посетителей, чтобы понять, кто забрал книги. Большое количество дневников... — он повернулся и закрыл экран. — Ха.

Это прозвучало зловеще.

— Вообще-то, я вчера искала кое-какие дневники. Сайн была со мной. Она думала, что мне больше повезет в моих исследованиях, если я поищу информацию в дневниках Ли и Менехема, но их не было на месте, хотя в цифровом архиве записи остались.

— Не существует правил по поводу одалживания книг из библиотеки, пока их возвращают, — улыбнулся Оррин из-за своего стола. — У тебя возникли какие-то проблемы с консолью?

— Нет, все в порядке, — я посмотрела на Сэма, который больше не улыбался. Прошлой ночью, я чуть не убилась из-за кучи книг на его полу. Больше беспокоясь за его состояние, я едва заметила их отсутствие сегодняшним утром. — Так вы узнали кто их забрал?

— Прости, — начал Вит. — Это конфиденциальная информация, лишь для архивистов и Советников. Но ты можешь и дальше пользоваться консолью.

— Ох, ладно.

Я направилась наверх, заподозрив что-то неладное и разозлившись из-за его ответа. Конечно, если бы это Сэм забрал дневники, он бы сказал мне. У него не было нужды искать информацию о моих родителях, а книги на полу могли быть о музыке.