— Значит, ты знаешь о «Белль-Айле». Что еще тебе обо мне известно? — пронзительно и злобно выкрикнул он. — Ты знаешь, что я почти целый год провел на берегу? Целый год в Адене, черт возьми! И это… Первое судно за год должно было оказаться «Мэри Дир», плавучей грудой металлолома с пьяным капитаном, который взял и умер, бросив все на меня, и владельцем… — Он снова запустил пальцы себе в волосы, глядя сквозь меня, куда-то в прошлое. — Судьба способна на всякие подлости. Стоит ей запустить в тебя свои цепкие когти, и вырваться очень нелегко. — Он помолчал и почти шепотом добавил: — Если бы мне удалось удержать эту старую посудину на плаву… — Он покачал головой. — Кто бы мог подумать, что человек может попасть в такую переделку два раза подряд. Дважды! — еле слышно повторил он. — Я был слишком юн и зелен, когда принял на себя командование «Белль-Айлом». Но на этот раз я сразу учуял, что они затеяли. Не на того напали. — Он горько усмехнулся. — Что толку от моей порядочности. Мне удалось провести «Мэри Дир» через Гибралтар. Одному Богу ведомо, как мне это удалось, но я это сделал. Обогнув Уэссан, я взял курс на Саутгемптон. — Он снова сфокусировал взгляд на мне и произнес: — Но теперь мне уже все равно. Всему есть свой предел. Этот шторм меня доконал. Я умею признавать поражение.

Я молчал, потому что мне нечего было ему ответить. Он должен был до всего дойти сам. Я знал, что не смогу ни к чему его принудить. Я просто сидел и ждал, и молчание между нами становилось все тяжелее и напряженнее. Он допил кофе, поставил кружку на стол и вытер губы тыльной стороной ладони. Молчание, заполненное звуками предсмертной агонии старого корабля, становилось невыносимым.

— Пойдем выпьем, — неестественно напряженным голосом предложил он.

Я не шелохнулся и не произнес ни слова.

— Тебе трудно с этим смириться, но тебя ведь никто не заставлял подниматься на борт, верно? — Он возмущенно смотрел на меня. — Что, по-твоему, я могу сделать?

— Я не знаю, — ответил я. — Капитан здесь вы. Это ваша обязанность принимать решения.

— Капитан! — Он невесело засмеялся. — Повелитель «Мэри Дир»! — Он произнес это с издевкой. — Что ж, по крайней мере, на этот раз я пойду на дно вместе с судном. Поговаривали, что оно проклято. — Казалось, что он разговаривает сам с собой. — Они были убеждены, что она не дойдет до порта назначения. Но мы все прокляты, когда нам трудно, а жизнь этого корабля была долгой и нелегкой. В свое время он, наверное, был первоклассным грузовым лайнером, но сейчас он превратился в старое ржавое корыто, совершающее свой последний рейс. Мы должны были доставить груз в Антверпен, а потом пересечь Северное море и прибыть в Ньюкасл на слом. — Он замолчал и склонил голову набок, прислушиваясь к шуму волн, треплющих его судно. — Как это было бы здорово — войти в Саутгемптон без экипажа, на корабле, до половины заполненном водой. — Он расхохотался. Его устами говорил алкоголь, и он это знал. — Давай подумаем, — продолжал он, по-прежнему обращаясь к себе. — Через несколько часов нас встретит отлив. Ветер против волны. И все же, если нам удастся удержать корабль кормой к ветру, мы сможем продержаться на плаву немного дольше. В принципе, всякое может случиться. Ветер может изменить направление, шторм может стихнуть. — Но он произнес это без всякой убежденности. Он посмотрел на часы. — Не пройдет и двенадцати часов, как течение бросит нас на скалы. К этому времени еще не рассветет. Если видимость будет хорошей, мы сумеем рассмотреть бакены. По крайней мере, мы будем знать… — Он резко замолчал. — Бакены! Вот о чем я думал перед тем, как заснуть. Я смотрел на карту… — Его голос оживился, а в глазах вспыхнуло воодушевление. Затем он изо всех сил ударил себя кулаком по ладони другой руки и вскочил на ноги. — Вот оно! Если нам удастся встретиться с приливом в нужном…

Он бросился к выходу, едва не сбив меня с ног, и я услышал, как он, прыгая через две ступеньки, с грохотом поднимается по трапу, ведущему на капитанский мостик.

Я пошел за ним и нашел его в штурманской рубке, где он склонился над массивным томом таблиц приливов и отливов. Он поднял на меня глаза, и я впервые увидел в нем капитана. На его лице не осталось и следа усталости, пары алкоголя тоже куда-то улетучились.

— У нас есть маленький шанс, — произнес он. — Если нам удастся удержать судно на плаву, мы можем спастись. Это означает, что нам предстоит потрудиться в кочегарке, потрудиться так, как мы не трудились никогда в жизни. Мы будем работать по очереди — в кочегарке и в рулевой рубке. — Он схватил меня за руку выше локтя. — Пошли! Посмотрим, хватит ли нам пара, чтобы запустить машину. — Очередная волна ударила в борт корабля. Стена воды обрушилась на палубу, захлестнув и рулевую рубку с ее сломанной дверью, выходящей на левый борт. Я едва успел заметить зеленые волны, бурлящие на полузатонувшем носу. Но мы уже мчались вниз по трапу, спускаясь в чрево судна.

— Клянусь Богом, парень, может, я им еще покажу! — закричал он.

На мгновение он обернулся ко мне, и его лицо, попавшее в луч моего фонаря, светилось почти безумным ликованием.

Глава третья

Теплый мрак машинного отделения был наполнен запахом горячего машинного масла и шипением пара. Мертвым это место уже не казалось. В спешке я раньше времени выпустил поручень, и от подножия трапа меня швырнуло через всю палубу. Остановили мой полет лишь стальные перила. Тяжело дыша, я посветил фонарем на судовые машины и увидел, что они медленно оживают, приходя в движение и постепенно наращивая ритм и силу. Послышался тихий гул, лампы освещения замерцали. Гул становился все громче, свет все ярче, и внезапно лампы вспыхнули на полную мощность, осветив пещеру машинного отделения и сверкающие сталью и медью машины, которые уже заполнили все окружающее пространство громким гулом.

Пэтч стоял на посту управления судового инженера-механика.

— Машины! — закричал я. — Машины работают!

Я был вне себя от радости. В эту минуту мне казалось, что мы можем запросто дойти до порта.

Но он уже перекрыл доступ пара к машинам, и ритмичный стук двигателей начал замедляться. Протяжно зашипев, они затихли.

— Не стой без дела, — крикнул он мне. — Начинай загружать топку. Нам нужно как можно больше пара.

Он впервые был похож на человека, у которого все под контролем.

Но оказалось, что бросать уголь стало не только гораздо труднее, но еще и опаснее. Корабль совершенно непредсказуемым образом болтало. В одну секунду я работал лопатой, с трудом преодолевая силу земного притяжения, а в следующее мгновение меня швыряло прямо на пылающую пасть топки, и покидающий лопату уголь, казалось, ничего не весил.

Я не знаю, как долго я делал это один, прежде чем он присоединился ко мне. Мне показалось, что прошло очень много времени. Я не видел, как он вошел. Все мое внимание было сосредоточено на угле и настежь распахнутой дверце топки. Одновременно я пытался предугадать следующее движение судна и не позволить ему отправить меня в пылающий в топке огонь. Я почувствовал его руку на своем локте и, подняв голову, увидел, что он стоит передо мной. Я выпрямился и посмотрел на него, тяжело дыша и утирая заливающий глаза пот.

— Я запустил помпы, — произнес он.

Я еще не отдышался и только кивнул, будучи не в состоянии вымолвить хоть слово.

— Я только что был на мостике, — продолжал он. — Нос то и дело полностью уходит под воду. Переборка может не выдержать. Как ты думаешь, ты услышишь отсюда машинный телеграф?

— Не знаю, — пробормотал я. — Думаю, что да.

Он провел меня в машинное отделение и показал панель управления двигателями и переговорную трубу, соединенную с мостиком.

— Сейчас я вернусь на мостик, — продолжал он, — а ты вернешься в кочегарку и продолжишь загружать топку. Я подам тебе сигнал по машинному телеграфу. Если ты ничего не услышишь в течение двух минут, подойди к переговорной трубе. Понял?

Я кивнул, и он начал взбираться наверх, а я вернулся в кочегарку. Даже за столь короткое время мои руки и плечи успели одеревенеть. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы снова заняться топкой. Меня одолевала сильная усталость, и я уже спрашивал себя, надолго ли нас хватит. Сквозь рев топки и гул машинного отделения до меня донесся резкий звук машинного телеграфа. Я захлопнул дверцу топки и прошел на пост управления. Стрелка показывала «Полный вперед». Я повернул маховик, полностью открыв паровые клапаны, впервые в жизни осознав, какую гордость и волнение ощущает старший механик, когда поршни приходят в движение, а машины начинают ритмично и мощно пульсировать. От этого простого движения как будто ожило сердце парохода, и я радостно думал о том, что это я вернул его к жизни.