Майор не был кретином, просто на курсах повышения квалификации его учили, что затаившийся человек на идиотский вопрос, как правило, отвечает.

– Вы с ним в одной комнате, он за диваном, оба вооружены, – учил инструктор из ЦРУ, – вот вкратце ситуация. Не говорите ему: эй, выходи. Спросите что-то неожиданное. К примеру, – ты сегодня завтракал?

– Или: который час? – подал идею Эдуард.

– Совершенно верно! – поощрительно улыбнулся американец. – И даже если он не отзовется, то непременно рассмеется нелепому вопросу. Тут – то вы его и убиваете.

Эдуард еще раз вспомнил американца, и повторил вопрос:

– Вам плохо?

В закутке молчали. Что ж, довольно решил Эдуард, значит, убил. Майор встал, подошел к занавеске и дернул ее.

Лейтенант ничего не ответил на вопрос Эдуарда потому, что лейтенанту и в самом деле было плохо. Настолько, что он даже говорить не мог. Ведь под старым одеялом, которым Петреску укрылся в закутке с раковиной, нестерпимо воняло. Оно вообще попало в квартиру Балана по ошибке: журналист недавно, спьяну, снял его с бельевых веревок, приняв за свое. А одеяло-то было соседки, цыганки Светы, и ни разу за всю историю своего существования не знало стирки, порошка, и выбивалки. На бельевых веревках Светка его просто проветривала.

Поэтому, когда раздались выстрелы, и за ними и вопрос, Петреску ничего не говорил, а лишь давился рвотными спазмами. К счастью, лейтенант в тот день ничего не ел: некогда было. Петреску затих, подождал, когда незваный, как и он, гость, подойдет поближе, и вскочив, ударил того головой в живот.

Последнее, что увидел Эдуард, падая в дверь, – слезящиеся глаза Петреску. Потом майор перестал видеть, потому что умер. А умер он потому, что упал на нож, который вытягивал в руке Балан, вернувшийся домой, и услышавший подозрительный шум в квартире. Петреску рывком за воротник мертвого Эдуарда втянул в квартиру и совершенно ошалевшего Балана, рявкнув:

– Входите!

– Гуляй, пока сердце бьется!

Весело прокричав эту незамысловатую сентенцию, крестный отец жениха вскочил из-за стола, и шваркнул о стену хрустальный бокал. Официант ресторана, где гуляла свадьба, горестно сощурился, и тайком приписал к счету стоимость трех хрустальных бокалов. Но сейчас, – и официант, похожий на веселого бассета, – со счетом подходить было нельзя. Могли и побить.

Невеста, с приятно округлым животом, нежно улыбнулась крестному, и поцеловала жениха. Зал взревел, и оркестр заиграл народную мелодию. На часах было одиннадцать вечера, и до одного из ключевых моментов молдавской свадьбы, – сбора денег, оставалось еще очень много времени

– То-то они скривятся, – шепнула агенту Мунтяну на ухо Елена, – когда по рядам пойдут родители невесты с подносом.

– Таков обычай, – пожав плечами, ответил Мунтяну, и обнял спутницу.

На свадьбу Мунтяну и его возлюбленная попали после того, как агент государственной безопасности настоял на том, чтобы они пришли к нему домой и хорошенько вымылись. После этого переоделись в новую и чистую одежду.

– Так ты богат, – выдохнула Елена, когда Мунтяну привел ее домой, и показал ванную.

– Нет, – с горечью ответил агент, – я где-то на уровне ниже среднего класса, просто ты бродяга и проститутка, поэтому мой дом кажется тебе сказочно богатым

– Но ведь и ты сам – бродяга, – возразила Елена, крутясь перед зеркалом.

Она была так прекрасна, что Мунтяну подумал: на этот раз сдержать себя ему не удастся. Так оно и случилось. Пока Елены купалась, он тайком удовлетворил себя, сидя на кровати, отчаянно стыдясь и подергивая волосатыми ногами в носках разного цвета.

Притрагиваться к себе девушка Мунтяну по-прежнему не позволяла.

– Мне не хочется плотской любви, – объясняла она впавшему в отчаяние агенту, – у меня ее и так слишком много. Да и разве можно назвать это любовью? Лучше поцелуй меня. Назови своей виноградинкой. Скажи, что мои руки белы, как молочная кукуруза…

Мунтяну, послушно выполняя пожелания Елены, с тоской подумал, что ей куда лучше подошел бы Танасе (разумеется, агент, как и все сотрудники СИБа, тоже забавлялся, слушая записи свиданий шефа). Но сказать об этом любимой он не осмелился.

На свадьбу Мунтяну пригласил студенческий друг, пригласил по трагической ошибке. Он случайно встретил однокурсника, сидевшего на лавочке в длинном черном плаще, и, узнав, что тот служит в СИБе, решил: Мунтяну стал важной шишкой. А звание важной шишки в Молдавии автоматически зачисляет вас в ряды гостей любой свадьбы, которая проходит в этой стране. К тому же, сокурсник Мунтяну был близорук, и потому не разглядел, в какое рванье под плащом тот был одет.

– А что мы будем делать, когда начнут собирать деньги? – с тревогой спросила Елена Мунтяну.

– Я придумаю что-нибудь, – ответил агент, и добавил, – забудь об этом, наслаждайся свадьбой.

Агент твердо решил, что позора они избегут. Но как?! Елена с восторгом бросилась танцевать, а Мунтяну подцепил еще один кусок фаршированной рыбы. Он с подругой сидел за самым почетным столом. Перед свадьбой сокурсник Мунтяну (отец жениха) сказал жене, что ему посчастливилось встретить старого знакомого, который служит в СИБе много лет. Супруги решили, что Мунтяну, по меньшей мере, полковник.

– Значит, меньше чем на пятьсот – семьсот долларов рассчитывать не стоит, – обрадовалась мать жениха.

– А может и больше. Вдруг, он генерал?!

– Вряд ли, – усомнилась женщина.

– Откуда ты знаешь?! – возмутился коллега Мунтяну. – Он ведь в СИБе, и не может сказать тебе, какую должность занимает. Но, судя по плащу…

– Немножко денег из собранного, – похорошела мать жениха, – можно оставить себе. Молодым много денег не нужно.

– Как скажешь, – ответил супруг-подкаблучник.

– И, кстати, пусть гости говорят в микрофон, кто сколько кладет. Пусть тем, кто положит мало, будет стыдно.

– У меня идея получше! – поднял палец сокурсник Мунтяну. – Давай раздадим им конверты с их фамилиями. Будем потом знать, кто сколько положил.

– Поздно, – разочарованно ответила супруга, – хотя идея, конечно, блестящая.

Весть о том, что на свадьбе присутствует генерал СИБа, быстро облетала столы. Каждый считал за честь подойти к Мунтяну, и выпить с ним вина. Агент госбезопасности веселился от души. На Мунтяну была надета роскошная черная форма, очень похожая на эсэсовскую. Так оно и было: агент выпросил ее в архиве одежды СИБ несколько лет назад, чуть перешил, содрал нацистские эмблемы, и очень гордился своим новым костюмом. Елена была одета в роскошное розовое, хоть и чуть старомодное платье (в нем выходила замуж мать Мунтяну).

– Еще рыбы и шампанского? – подлетел к нему официант, получивший от устроителей свадьбы четкое распоряжение выполнять любой каприз Мунтяну.

– Да. И красную розу, – удивляясь своей наглости, ответил агент.

Вернувшаяся к столу Елены бал поражена: в ее бокале с шампанским плавал очаровательный бутон красной розы. Чмокнув Мунтяну в щеку, девушка сжала его руку, и прошептала:

– Сегодня ночью.

Мунтяну протрезвел, потому что прекрасно понял, о чем речь. Ответив на пожатие ладони Елены, агент решил не злоупотреблять вином. Над ними нависло лицо жениха:

– Господин генерал? Можно вас на секундочку?

Агент, не поведший и бровью, вышел с женихом из зала. В углу коридора их ждали друзья новоиспеченного супруга: потные, очень пьяные молодые люди. Было видно, что они смущаются.

– У нас к вам просьба, – застенчиво сказал один из них, – господин генерал.. Да не отнекивайтесь вы, все знают, в каком вы чине! Кстати, разрешите пригласить вас на мою свадьбу! Она состоится через месяц, и…

– Говори по делу! – прервал друга возмущенный жених.

– Ладно, о моей свадьбе потом. Так вот, мы, по обычаю, хотим украсть невесту.

– Дело молодое, – хохотнул Мунтяну, – валяйте! Разрешаю!

– В зале выключат свет, – воодушевилась компания, – и мы тихонько выведем невесту сюда. А искать ее будете вы. И найдете, а потом отдадите ее жениху. За выкуп, конечно. Вы его нам передадите, а потом мы деньги вернем – передадим вам, а вы уже отдадите жениху. Просто мы подумали: интересно будет, если невесту пойдет искать не кто-нибудь, а генерал СИБа!