Может быть, еще и потому, что в глубине Том не сомневался – Биллу без него сейчас так же плохо.

***

12 декабря 2008 22:47

W@R

Тема: Ночная жизнь

Настроение: Апофеоз пофигизма

Плэйлист: ------------------------

Читать далее…

http://sweetest-prince.blogspot.com/...g-post_12.html

Не знаю, зачем я пишу эти бессмысленные посты?

Видимо, по привычке уже.

Сегодня были в знаменитом квартале Красных фонарей Амстердама. 

Упрямо продолжаю «развлекаться».

Никогда раньше не думал, что для этого нужно столько моральных сил.

Но «все, что не убивает нас» – дальше известно…

***

Билл смотрел на огни вечернего города, мелькающие за окнами их экскурсионного автобуса, держа на коленях ноутбук. Он не разрешал себе писать в блоге о Томе. И с удовольствием, если бы мог, так же не разрешил бы себе о нем думать, а сердцу раскалываться на части.

Он был далеко от немца. А сердце осталось с ним, в Германии. И что-то изменить возможности пока не было. Прошла неделя с их последней встречи, но лучше не становилось.

Душа рвалась назад, холодный рассудок нашептывал, что он все делает правильно, что не могло быть, и не будет у них совместного будущего... Что надо забыть, надо пересилить себя... Надо просто подождать - и станет легче.

И в тоже время, было очень четкое понимание - все, что случилось с ним сейчас, в сто раз сильнее, чем у него было с Раулем в юности. А ведь тогда он не мог прийти в себя несколько лет... Чего же ожидать теперь?

«Сейчас, блядь... просто бы не сдохнуть».

Днем было проще - Ева, друзья, новые города, впечатления, экскурсии, люди, вольное или невольное общение в компании, на какие-то часы отвлекающие от хаоса в душе.

А ночью хотелось выть. Ночью хотелось сорваться с места и улететь к нему...

К тому, кого ненавидел, безумно любя.

Уильям помнил слова ЕГО признания. И, конечно же, верил в них. Знал, насколько непросто Тому было это озвучить. И давно уже понял, почему сразу после их первого раза в мотеле Том так отрешенно удалился, оставив его одного, почему был такой странный. В те минуты после секса, когда вместо того, чтобы обнять, целовать, сказать какие-нибудь нежные глупости, пытаясь наладить их пошатнувшиеся отношения, он просто тупо ушел в ванную. Тогда Уильяма это неприятно царапнуло, зато позже он понял – Том элементарно сходил с ума от желания признаться, и в тоже время - боялся. Он боролся сам с собой.

Уильям догадывался, что тогда, в номере, он был если не готов простить полностью, то хотя бы мог попытаться остаться с Томом. Но то, что Том так себя повел после секса, совершенно выбило из колеи и обескуражило. Билли испытал ощущение, что им попользовались, трахнули, и, удовлетворившись, отвалили...

А после - сам увидел татуировку на спине Тома и поплыл. И уже дико злился на себя за то, что ТАК чувствует себя рядом с ним, что голову теряет, что не может НЕ касаться его тела.

И как плевок в душу во время всего этого – признание в любви.

И дальше по наклонной - та потасовка, этот удар по лицу... Господи, это было просто невероятно обидно! Боль от этого удара прошла очень быстро, и когда он вышел из мотеля, то даже и не думал о нем. Просто боль в душе была намного сильнее физической, все заглушая собой.

И Билл даже не представлял, знает Томас о его отъезде или нет? И по этому поводу него было два совершенно противоположных ощущения. Циничный разум злорадно усмехался при мыслях о том, КАК будет себя чувствовать Трюмпер, когда все узнает. А сердце просто обливалось кровью, осознавая, что если у Тома все-таки оставалось желание хоть как-то вернуть его, и он пытался позвонить, то, скорее всего, когда тот понял, что дозвониться не выйдет - поехал к нему домой, а там...

«Том, ты только глупостей не наделай, ладно?»

Билл понимал, что Тому выбора не оставил. Своим отъездом и изменением телефонного номера он перечеркнул для немца любую возможность выйти с ним на связь. Это означало, что он, Уильям, поставил окончательную точку в их отношениях, без единого шанса что-либо изменить...

Так должно было все выглядеть и для самого Билла, и для Тома, но...

Где-то по краю проходила очень туманная мысль, на которой он не позволял себе сосредоточиться, но она была и, наверное, помогала дышать: Билл понимал, что если перед ним встанет выбор: от дикого отчаяния и смертельной тоски просто опустить руки и тихо скончаться от невозможности жить без него, или... То он выберет «или». И тогда плюнет на все - на свою гордость, на чертов мозг с его правильными представлениями о том, что они слишком разные, чтобы быть вместе - сядет в самолет и вернется в Гамбург. Вернется к тому, несносному, без которого в миллион раз хуже, чем с ним...

И не представлял себя Билли с другим. Совершенно... Даже зная, что увлекись он сейчас хоть кем-то - и станет легче.

Просто принять для себя этого он не мог. И как бы Ева ни обращала его внимание на девушек из группы, явно неровно к нему дышащих, и даже (шутя) на парочку парней, очень неоднозначно посматривающих на Уильяма, все это не производило на него никакого впечатления.

Сейчас хотелось быть одному. Забиться в угол и, вопреки здравому смыслу, зная, что делаешь себе только хуже, как мазохист, вспоминать каждую минуту, проведенную с ним... Каждую секунду его нежности, ласки, хриплого шепота, выносившего мозг. Даже если при этом еле сдерживаешь слезы, даже если дышать тяжело. Хотелось все это помнить...

Билл так боялся, что уже никогда и ни с кем не сможет почувствовать того, что переживал рядом с Томом. Раздирая себе сердце, кроша в пальцах убийственную реальность без него, каждой клеточкой тела помнил его прикосновения - кожей помнил...

А сознание включало сирену тревоги, понимая, что он этими воспоминаниями только добивает сам себя, и предпринимало попытки отгородиться.

Клиника. Это все было нестерпимо. Билли чувствовал нечто похожее на раздвоение личности.

И все сильнее злился на себя, на Тома, все так же, как и раньше владеющего всем его существом, и все что оставалось при таком раскладе - только верить, что завтра будет чуть легче.

Но, не смотря на то, что каждый день для них обоих был похож на войну с самим собой и казался бесконечно длинным и беспросветным, время на месте не стояло.

Один силился не начать пить по-черному и выглядеть относительно живым на работе и в студии. Усердно старался не сойти с ума от желания кидаться за каждой черной «Ауди-ТТ», и в метро не выть от запаха парфюма, хоть слабо напоминающего Картрайта. Или заставлять сердце биться дальше, когда со спины видел длинные черные волосы, рассыпанные по широким, острым плечам... И звонил, звонил, звонил - по нескольку раз в день, отчаиваясь все сильнее, но так же надеясь, что если не сам Билли, то хоть его кузина придет в их бар когда-нибудь...

А другой делал вид, что ему интересно то, что его окружает в поездке по странам, что хочется общаться, что бледный и круги под глазами - оттого, что в отелях всегда плохо спит, а не оттого, что ищет пятый угол. И что почти не ест, потому, что просто нет аппетита, и еда недостаточно хороша, а не оттого, что не может протолкнуть в себя ни куска из-за скручивающих живот нервов...

***

Несколько дней, что Курт проболел, Том очень переживал, что некого попросить в случае прихода Евы после окончания его рабочего дня, поговорить с ней о Билле. Но выбора не было, оставалось только верить, что за это время Ева тут не появится. И Том искренне обрадовался, придя на работу в понедельник и увидев Курта на привычном месте у барной стойки.

- О, черт... Томас! Ты чего так осунулся, приятель? Неужели, по мне тосковал? - Курт пытался шутить, отмечая про себя, что их бармен выглядит как тень.

- Считай, что - да, - Том невесело улыбнулся, пожимая протянутую руку выздоровевшего парня.