Челси сглотнула. Пульс на ее запястье под большим пальцем Марка бился как сумасшедший.

— Ох.

Он поднял свободную руку и провел тыльной стороной ладони по ее гладкой щеке.

— Я бы никогда не уволил тебя, Челси. Не за то, что мы могли бы делать или могли бы не делать. Я не настолько большой засранец. — Он наклонился и улыбнулся ей в губы: — Бòльшую часть времени.

— Нам нужно остановиться, прежде чем все зайдет слишком далеко.

Он провел ладонью по ее шее и отклонил голову Челси назад, сказав:

— Так и сделаем. — Но здесь не существовало понятия «слишком далеко». Здесь была только обнаженная Челси и он, находящий освобождение меж ее нежных бедер. — Но дело в том, что ты нравишься мне, а я, должно быть, нравлюсь тебе. По крайней мере, чуть-чуть. Ты все еще здесь, после того как я назвал тебя медлительной, солгал о том, что ты непривлекательна, и заставил тебя купить виброкольцо.

— Думаю, ты мне немного нравишься. — Ее дыхание участилось, и она сказала: — И я нужна тебе.

Да, он нуждался в ней. В следующие пятнадцать минут он будет очень сильно нуждаться в ней. Марк положил свободную руку на изгиб ее талии, и Челси втянула воздух. Ее губы приоткрылись в приглашении, которому Марк был совершенно не намерен сопротивляться. Он поцеловал ее. Медленно. Легко. Ее губы оказались сладкими, как конфеты. Сладкие, изысканные конфеты. И ему пришлось бороться с потребностью, толкнув Челси на пол, целовать ее бедра. Чтобы проложить путь к тому влажному сахарному местечку и узнать, такая же ли она там сладкая и изысканная. Вместо этого он продолжил поцелуй — медленное, легкое изучение ее рта, давая ей шанс все остановить, если она захочет. Давая ей шанс отвернуться и оставить его с мучительно ноющим стояком и разбитым сердцем.

Из ее руки выпал апельсин и ударился об пол. Челси приподнялась на носочки и обняла Марка за шею. Ее грудь вжалась в него — мягкая плоть, касающаяся его тела. Марк опустил руку с талии Челси ей на ягодицы, медленно притягивая к себе, пока ткань юбки не коснулась его ширинки. Он чувствовал себя так, будто снова стал пятнадцатилетним подростком. Когда легкое прикосновение к паху, возбуждая, делало его твердым как сталь. Но в отличие от себя пятнадцатилетнего, теперь Марк лучше владел собой. Чуть-чуть, но лучше. Не оставляя ее губ, он поднял Челси и посадил на стол. Ее рот не отрывался от губ Марка, даря и принимая жаркие голодные поцелуи, а пальцы запутались в его волосах. Скользнув рукой вверх, Марк накрыл ладонью грудь Челси.

Она отстранилась и застыла: веки наполовину опущены, а голубые глаза затуманены желанием.

— У меня большая грудь, — обозначила она очевидное.

— Я знаю. Мы уже несколько раз обсуждали твою грудь.

— Она не очень чувствительная. — Челси облизала припухшие губы. — Некоторых мужчин это разочаровывает.

Он расстегнул верхнюю пуговицу ее рубашки.

— Я — не некоторые. — И глядя Челси в глаза, начал расстегивать блузку, пока не распахнул ее до самой талии. — Я всегда был хорош только в двух делах: хоккей и секс. — Он посмотрел на Челси. На ее большую грудь в шелковом белом бюстгальтере и на плоский живот. — Моя хоккейная карьера закончена. Так что осталось только одно дело, в котором я хорош. — Пояс маленькой шотландской юбки находился как раз под пупком Челси. — Сними свою рубашку.

Когда она сделала, как просил Марк, он, склонившись к ней, покрыл поцелуями шею и плечо.

Он мог чувствовать себя, будто ему снова пятнадцать, но больше не был неуклюжим пацаном, который не знает, как обращаться с лифчиком. Марк легко расстегнул его, спустил бретельки и отбросил бюстгальтер в сторону. Узкие розовые полоски выделялись на плечах Челси, и Марк поцеловал это несовершенство… на ее совершенной коже. Он двигался вниз к глубокой-глубокой ложбинке между грудями, где Челси пахла как власть, а на вкус была как грех. Центр каждой тяжелой груди венчал темно-розовый сосок, совершенный в своей пропорции. Чуть выпуклые, ждущие внимания. Челси выгнула спину, и Марк обхватил грудь ладонью. Провел большим пальцем по соску вперед и назад несколько раз, прежде чем он отвердел в ответ. Марк коснулся кончиком языка вершинки груди и надавил. Получив отклик, который ждал, он принялся ласкать сосок языком, не торопясь и не останавливаясь, пока тот не превратился в маленькую твердую горошинку. Член Марка пульсировал, внутри все болело от наслаждения. Затем он втянул сосок в рот, так и не поняв, чей стон оказался громче, Челси или его собственный.

Ее голова откинулась назад, и Челси издала тихое сексуальное: «О-о-ох. Это так здорово. Продолжай». Она потерлась о ширинку его джинсов, и Марк чуть не взорвался. Он целовал другую грудь, пока дыхание Челси не стало прерывистым, и тогда понял, что пути назад нет. Она даст ему то, чего он хочет. Позволит ему делать все, о чем он мечтал.

Марк скользнул губами по ее нежному животу до пупка. Хотел поцеловать ее бедра и удовлетворить голод, грызущую нужду, которая требовала освобождения. В ящике стола под Челси лежала упаковка презервативов, которые только и ждали, когда Марк достанет и наденет один из них.

Он поднял юбку Челси, когда в бедре вспыхнул первый приступ боли. Марк застыл, надеясь, что все пройдет.

— Черт! — Боль скручивала мышцы, и ему пришлось схватиться за край стола, чтобы не упасть на задницу. — Дерьмо!

— Что?

Боль распространялась все выше по бедру, и Марк уже не мог двигаться.

— Ты в порядке?

Опустив голову, он сильнее сжал столешницу.

— Нет.

Так осторожно, как только мог, он опустился на пол прежде, чем упадет. Сел, оперевшись спиной о стол, сжимая одной рукой бедро, вдыхая через нос и выдыхая через рот. Марк не знал, что хуже. Боль в ноге или унижение от того, что тело предало его раньше, чем он смог удовлетворить себя и полуобнаженную женщину на столе. Вероятно, последнее. Боль в ноге утихнет. Унижение продлится намного дольше.

— Марк. — Челси опустилась рядом с ним на колени, уже в лифчике и застегнутой блузке. — Я могу помочь?

— Ничего. — Он сделал еще один глубокий вдох и сжал зубы. — Просто дай мне несколько минут.

— Я… я сделала что-то, что причинило тебе боль?

А ведь до этого мгновения он думал, что бòльшее унижение испытать невозможно.

— Н-нет.

— Что случилось?

Его мышцы начали расслабляться, и Марк посмотрел на ее симпатичное лицо: губы все еще были припухшими от поцелуев.

— Иногда я забываю об ограничениях. Когда я двигаюсь слишком быстро или не по той траектории, бедро сводит судорогой.

— Могу я сделать тебе массаж?

— Нет.

— Но если тебе больно, я могу растереть твою ногу.

Марк засмеялся — боль уходила из бедра.

— Моя нога — не единственное место, которое болит. Если хочешь растереть мне что-нибудь — давай, помассируй мой стояк.

Челси прикусила губу:

— Это не входит в мои обязанности.

— Милая, все, что мы только что делали, не входило в твои обязанности.

Она села на пятки:

— Не стоило позволять тебе уговорить меня снять рубашку.

— Мне не пришлось долго уговаривать.

— Знаю. — Ее щеки порозовели, сравнявшись по цвету с волосами. — Иногда у меня бывают проблемы с управлением порывами, но я не могу заниматься с тобой сексом. Это неправильно.

— Нет, не неправильно.

— Неправильно. — Челси покачала головой, заправляя волосы за уши. — Я работаю на тебя, и есть определенные правила, которые я просто не могу нарушить. Пожалуйста, не проси меня. Я не хочу потерять эту работу.

И снова они вернулись к тому, с чего начали. Марк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Остатки боли ушли из его тела, но он знал, что стоит сделать лишь одно неверное движение, и все снова вернется. Откинув голову назад, он закрыл глаза.

— Я же говорил, что тебя не уволят.

— Все равно я должна буду уйти. Это было бы слишком странно… после всего. Как будто мне платят за то, чтобы я приходила и занималась с тобой сексом. Знаю, после только что случившегося ты можешь не поверить в это, но с точки зрения морали и этики я не могу сделать такое.