— Короче: однажды Маше попался этот самый роман… Перевела… Хотела, естественно, напечатать… Но вы же знаете, какой теперь бардак… Даже мне не удалось…
Трешнев поощряюще покивал головой.
— Но болталась рукопись по издательствам довольно долго… И постепенно дело сошло на нет… Мы уж и позабыли о том переводе… И вдруг! Выходит эта «Радужная стервлядь» Горчаковского. А я же все читаю… Читаю и вижу: знакомые страницы! Показал Маше. Она-то подавно узнала. А тут еще и Пелепенченко по радио стал эти украденные у нас страницы читать — с понтом, будто это «Радужная стерлядь»! А это наша «Кизиловая скала», только Турцию переделали в Крым.
— А у вас была Турция? — влез Трешнев.
— Ну, конечно! — Задорожнев смотрел подозрительно. — Это же турецкий роман.
— И что дальше?
— Я стал думать, как такое могло получиться.
— Действительно, как?
— Вычислил! Этот роман, помимо прочих, был у Марины Сухорядовой, знаете небось такую…
Трешнев и Ксения кивнули.
— А уж как я эту… знаю… А поскольку она уже давно при этом проекте, «Горчаковский», понятно, что наш роман взяла и огромный кусок в его книжку сунула…
— Ты говоришь: «наш роман», но ведь твоя Маша только перевод делала — или как?
Взгляд Задорожнева вновь заметался по всем орбитам.
— Знаешь, сколько она в него вложила! И вдруг — такое! Я, конечно, пошел к Сухорядовой: что за дела?! Так она, видишь ли, со мной разговаривать не желает, а отправляет к Авелю Папахову…
— А он-то при чем?
— По совместительству руководитель юридической службы «Бестера». Правда, Папахова мне не предъявили. Привели к его заместителю, и этот… начинает мне разъяснять всякие юридические тонкости, которые я лучше его знаю…
— А чего ж не бился?!
— Пошел он на… — Задорожнев посмотрел на Ксению и все же вновь сдержался. — Начал мне мозги парить, и стало выходить так, что и Маша, и я сами же виноваты. Пугал чуть ли не административной ссылкой на несколько лет… И это в лучшем случае. И миллионными штрафами. А у меня бабок — только на макароны и на кости для собаки.
— Погоди, Валентин Александрович. Я что-то не пойму — у тебя… у вас украли перевод романа, и вас же делают виноватыми…
Взгляд Задорожнева сделался совсем тоскливым.
— Долго рассказывать… не тот разговор…
Трешнев посмотрел на Ксению:
— Ну, как хочешь. Но зачем ты экземпляры «Скалы» из библиотек стал тырить?
Задорожнев прямо взвился:
— Говорю же вам, до меня эти экземпляры исчезли! Мы с Машей просто хотели этот перевод обновить, а поскольку свою книжку где-то затеряли, по библиотекам пошли. Но всюду — голяк. Только в библиотеке института разыскали… Да и та вдруг…
— Валентин Александрыч, не замыкай круг! Согласен, книгу заказала твоя Маша, но исчезла-то она после твоего визита… — Трешнев помолчал. — Но ее нашли. С оборванными листами, изуродованную, но нашли…
Ксения следила за глазами Задорожнева: они становились все чернее и чернее. Но это была не сияющая бездна страсти, которую ей тоже привелось в иных глазах видеть, а пропасть всепоглощающего страха.
— Но для следствия, — Трешнев вновь посмотрел на Ксению, — это даже хорошо, что изуродовали. Отпечатки пальцев. Сейчас над этим работают.
— Нет там отпечатков пальцев! — завопил Задорожнев. — Ничего там нет! А ты, Трешнев…
— Ну и на том спасибо, Валентин Александрович! — Трешнев обернулся к обескураженной Ксении. — Пойдемте, Татьяна Максимовна! Думаю, разговор завершен.
Он взял Ксению под руку, и они пошли, огибая здание, ко входу в метро.
Заговорил Трешнев только на «Марксистской», оглядевшись по сторонам. Но, естественно, Задорожнев не просматривался.
— Молодец! — сказал академик-метр д’отель. — Сработано отлично! Без тебя я бы его так не раскрутил.
— А что я?! — удивилась Ксения. — Я даже слова не проронила. Или почти не проронила.
— И прекрасно! Вдруг у этого хорька второй диктофон был. Нам не нужны даже аудиодокументы! Зато ты так красноречиво молчала, что Валя все же слился. Один я бы не смог. Так, бэ-мэ…
— Но в чем же удача?
— Неужели не понимаешь?! В задорожневской смеси лжи и полуправды, — между прочим, обычная для него манера, — все же крупица истины есть. Произошел конфликт между ним и «Бестером», после чего обе стороны бросились в библиотеки изымать «Кизиловый утес» в оригинале. А потом и на тебя набросились…
— Так думаешь?
— А что иначе?! Если придумаешь что-нибудь посвежее, расскажи — обсудим.
Соблазнительное предложение
Троекратно расцеловав Ксению и усадив ее в вагон, Трешнев канул до понедельника. А она погрузилась на то же время в совсем скучные, но никем не отменяемые дела и заботы матери, дочери и старшего научного сотрудника. Круговерть последних недель довольно сильно сбила ее отлаженный график, и работать с институтскими бумагами теперь приходилось даже по выходным.
Но выпрошенная у начальницы первая половина понедельника не стала спокойной.
Ровно в одиннадцать зазвонил домашний телефон.
— Здравствуйте, Ксения! Или вам привычнее быть Оксаной?
— С кем я говорю?!
— Ой, извините. Я — Анна Ракитникова, заведующая редакцией современной литературы издательства «СТАН». До вас так трудно дозвониться! Ваш мобильный не отвечает. Мы узнали, что вы стали лауреатом премии «Рудый Панько»…
— Есть такая премия, — проговорила Ксения после долгого молчания.
— Как здорово! А права на вашу повесть у вас?
«Знала бы ты, дева, какие у меня права… Но лучший ответ на вопрос — новый вопрос».
— Какую повесть вы имеете в виду?
— А у вас, кроме «Вселенского фуршета», еще есть? Но вначале мы хотели бы издать премированную повесть. К вам еще не поступали такие предложения?
«Откуда мне знать?! Мне не поступали, но надо бы спросить у Сашка. И у Стебликивского, само собой, спросить, что теперь делать».
— Оставьте, пожалуйста, ваш контактный телефон. С вами свяжется мой литературный агент…
Кое-как переболтав с издательской девицей, Ксения набрала номер Всеволода Тарасовича.
Услышав о предложении «СТАНа», киевский мэтр даже вскрикнул от радости:
— Ну, москали! Ну, герои! А у нас — никаких телодвижений. Несколько сообщений в прессе, на телевидении… И все!
— Мне-то что делать?
— Как что? Радоваться! Диктуйте, прекрасная Оксана Гаруда, их телефоны и мейлы… То-то запируем…
Ксения сообразила, что она еще не открывала «Бучний бенкет», да и сейчас нет времени вчитываться.
Позвонила Трешневу:
— Попала в писатели!
Рассказала. Он тоже обрадовался:
— Зашлем своего казачка, то есть казачку, в этот монструозный «СТАН».
— Почему монструозный?
— Одно из самых крупных издательств. Знаменито тем, что поглощает другие — маленькие, но хорошие. Думаешь, почему они схватились за повесть с украинской премией?
— Откуда мне знать…
— Любое сочинение, оказавшееся в премиальных лучах, уже обеспечено дополнительным пиаром. А сейчас стали выделять всякие гранты на издание русскоязычных книг, написанных за рубежом… Словом, попала в струю.
— Так я же…
— Вечером поговорим. Сегодня в Центре инновационных коммуникаций вручение премий «MediaСлово». Встречаемся у метро «Кропоткинская». Там рядом.
«Да, — подумала Ксения. — Золотая миля становится новым пространством. А раньше я думала, что там только Пушкин, Лев Толстой да еще Тургенев. Не считая квартиры шефессы».
На журналистских премиях Ксения еще не была и сразу почувствовала, что здесь другой мир — отличающийся от литературного. Под низкими сводами какого-то авангардного зала — очень длинного, но узкого, всего на десять рядов, собралось множество шумных людей, заметно разделяющихся по возрасту, — было очень много молодых, не только парней, еще больше девушек. Другая заметная не только годами, но и лицами группа — телевизионно приметные зубры журналистики, классики профессии, знакомые еще с советских, с перестроечных времен.