— И кто эти парни оказались? — спросил Караванов.

— Осветители из телевизионной группы, стопроцентное алиби, как и у меня. Хотя нет, у меня не совсем. Ведь когда эта тройка вошла, я руки мыл. Так что и отпечатки пальцев у меня сняли, и про то, как я в соус на тарелке Гаврилы влез, письменные показания давал… И ребята мое алиби подтверждали.

Так как официальная часть собрания была завершена, включили большой плазменный телевизор, висевший над залом. Шли новости, и блок событий культуры открылся сообщением об объявлении длинного списка премии «Эволюция».

Дядя Петя, уже полчаса спокойно склоненный над чашечкой эспрессо, улыбался в бороду, довольный такой расторопностью журналистов. Ксения неожиданно увидела, что она тоже попала в хронику фуршетно-премиальной истории: репортеры показали не только членов президиума Академии фуршетов, но и ее с надкусываемым блинчиком на вилке.

Затем в кадре появилось знакомое всем россиянам лицо Дениса Димитрова с какой-то газетой в руках.

Димитров с деловитой обстоятельностью, переходящей в обстоятельную деловитость, рассказал о том, что решил обновить традицию, которую во времена Николая Первого в России насаждали реакционные журналисты Булгарин и Греч. Как и они, он взялся за нравоописательный роман-фельетон, который с грядущего вторника, то есть с завтрашнего дня, начинает печататься с продолжением в номерах «New-газеты». Но, в отличие от охранительных сочинений, его новый роман «Смерть на фуршете» будет иметь ясно выраженные социально-критические черты, основанные на традициях антисамодержавной сатиры Салтыкова-Щедрина. С усталой монотонностью капли, падающей из неисправного крана, Димитров попинал напоследок верховную власть и сгинул с экрана, но лишь для того, чтобы возникнуть на другом канале, в своем авторском цикле для пенсионеров, и поведать слушателям-зрителям об антисталинском подтексте в либретто советских опер.

Обед с Инессой

Борис, в легких джинсах и майке, ничего официального, появился точь-в-точь в ту минуту, когда, после прослушанного о свершающихся творческих планах Димитрова, академики Трешнев, Караванов и Ласов ошарашенно смотрели друг на дружку.

— Что опять стряслось? — Борис, поцеловавшись с Ксенией, переводил взгляд с академиков на нее и вновь на академиков.

— Димитров начинает публиковать роман «Смерть на фуршете», — пробормотал первым пришедший в себя Караванов.

— А, это… — махнул рукой Борис. — Его с утра показывают. Я уже послал к нему своего помощника с повесткой. Интересно будет узнать, как это сочинение связано с убийствами.

— Но про отравление Позвонка он не знает, — не без горделивости произнес президент.

— Да. — Борис сел за стол. — Чем кормят фуршетчиков сегодня?

— Стерляди, во всяком случае, ни в каком виде нет, — заметила Ксения. — Но зато остальное!.. Приятного аппетита!

Борис взялся за приборы:

— Со смертью этого… Позвонка много интересного. Он действительно отравился стерлядью, принесенной им с фуршета. Но почему она оказалась отравленной? Причем особым ядом…

— Каким? — спросил президент.

— А вам это надо? — Борис удивленно посмотрел на Алексея Максимилиановича. — Лишняя информация обременительна. Поэтому коротко. Рабочая информация. Яд очень специфического происхождения и не менее специфического действия. Профессионального действия. Пока что мы точно знаем, что Владимир Феофилов, или, как вы его называете, Позвонок, ушел до фуршета.

— Прихватив стерлядь! — уверенно заявил президент. — Мне же сказал Амазасп Гивиевич.

— Она что, валялась на пути его следования? — Борис, въевшийся в яства, предложенные дядей Петей, произнес это невнятно, — рот набит — но с твердостью следователя, знающего, зачем он задает вопрос.

— Очень просто, — не смутился президент. — Порой даже мы не можем уйти с мероприятия безвозмездно. А для халявщика это вообще дело славы, доблести и геройства. Халявской доблести и геройства. Как я понял из рассказа Амазаспа, Позвонок воспользовался тем, что официанты зазевались, и утащил стерлядь. Со столов-то в зале не потащишь: там и людей много, и все блюда до начала прикрыты… А Позвонок — высокий профессионал, нашел слабое звено. Только на этот раз не повезло…

— Ребята, — воскликнула Ксения, обращаясь к Трешневу и Караванову, — а помните, перед тем как на сцену должны были вывезти стерлядь, Димитров ушел за кулисы?.. Потом произошла заминка… И вернулся он на сцену с бокалом вина, когда стерлядь уже вывезли…

— Замечательно! — воскликнул Трешнев. — Денис-то при чем? Если он еще и в криминале участвовать успевает…

— Что вы! — удивился Борис. — Ксения совершенно права: он мог видеть что-то важное за кулисами…

— Верно! — кивнула Ксения. — Димитрова довольно долго не было, вернулся он с вином, то есть где-то раздобыл его…

— У них могло быть накрыто за кулисами, — заметил президент. — Для своих.

— А мне еще интересно, — сказал Трешнев, — не Позвонок ли это и конверты с именем лауреата им перетасовал?

— Или Димитров? — предположил Воля.

— Нет, Димитров вошел за кулисы позднее. — Ксения точно помнила это.

— Позвоню-ка я Димитрову. — Борис достал телефон.

Как ни странно, номер великого литературного труженика оказался свободен.

Борис представился и попросил немедленной встречи, после чего довольно долго молчал, слушая, потом произнес:

— Вам нужна официальная повестка?

Долгое молчание внимательно слушающего человека.

— У нас есть право в необходимых случаях оперативно получать показания свидетелей… Даже свидетелей.

Долгое молчание.

— У меня создалось впечатление, что вы из простого обсуждения некоторых обстоятельств убийства хотите сделать какой-то площадной спектакль.

Вновь Борис погрузился в слушание.

— Коротко: по телефону это я с вами обсуждать не могу, но готов немедленно выехать туда, куда укажете. Записываю адрес…

На этот раз Димитров был намного лаконичнее: уложился в минуту с немногим, после чего Борис взялся за ручку.

— Все. Через два часа ждите.

Спрятал телефон.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Трешнев. — Прослушали полный текст Всеобщей декларации прав человека?

— А также Билль о правах, историю тоталитаризма в России — краткий курс — и много другого интересного. Проблема не в этом. Поначалу Димитров решил, что я звоню по поводу каких-то его общественных дел. Как видно, думает, что только они на островке, все в белом, а мы вокруг — бараны и шариковы.

— Так вы себя поставили, — проговорил себе как бы под нос, но отчетливо Трешнев.

Борис посмотрел на Андрея исподлобья, но взял себя в руки:

— Мы не ангелы, но в данном конкретном случае я перед Денисом Денисовичем чист и непорочен. В конце концов он это понял и согласился встретиться со мною после записи передачи «Денисийство». Разогрею его самолюбие расспросами о романе «Смерть на фуршете»… Вы ведь, литераторы, на лесть покупаетесь куда быстрее, чем женщина на комплименты. Прости, Ксения… Так что скоро я вас покину. Подкреплюсь еще немного перед, так сказать, мужским разговором и…

В этот момент перед их столиком как из-под земли выросла, под самый потолок, Инесса.

Сегодня она была в дымчатых очках в модной оправе, в очень открытой блузке и в юбке хорошо выше колена.

Инесса поздоровалась со всеми, а на Трешнева, оставшегося при ее появлении сидящим, посмотрела вопросительно.

— Я с холтером, — кратко сообщил он, но Инесса поняла.

— Поставили?! Бедненький! Покажи!

Трешнев радостно расстегнул рубашку, предъявив обществу свою широкую грудь, заклеенную датчиками с проводами.

— И волосы сбрил! — с горечью проговорила Инесса.

— Потребовали, — так же сокрушенно отозвался обследуемый, но с жаром успокоил страдалицу: — Отрастут как на собаке!

Затем он опалил подругу, или кто там она ему была, своим лазерным взглядом и наконец взаимно представил ее и Бориса. Тот вскочил и чуть ли не раскланялся, а Инесса подняла очки наверх, в надлобье, бросила свою огромную сумку на свободный стул и объявила, что пойдет вымыть руки.