— Вы заблудились, мисс? — спросила белокурая охранница, сочувственно посмотрев на меня.
Я заметила кобуру у нее на поясе. Когда прозвенел звонок на урок и коридоры опустели, я, следуя ее указаниям, направилась к архиву, расположенному на втором этаже.
26
Счастье в интеллигентных людях — редчайшая вещь, что я знаю.
Едва сойдя с лестницы, я легко нашла то, что искала. Внутри архива было темно и прохладно — температура, влажность и освещение контролировались во избежание порчи ценных материалов. По стенам были развешаны увеличенные старые фотографии цвета сепии со сценами из жизни городка.
Мартин Суини сидел в отдельной комнатке позади архивных фондов. Специальная лампа освещала стол, заваленный кипами бумаг. Поблизости никого не было видно.
— Присаживайтесь. — Он указал на свободное кресло.
— Вы, наверное, очень заняты? — Я кивнула на разложенные на столе материалы. — Спасибо, что уделили мне время.
Мартин снял очки и искоса посмотрел на меня.
— Не думаю, что мне стоило делать это после вчерашнего случая с Бет. Насколько понимаю, копы подозревают, что вы причастны к обоим преступлениям. Если спросите моего мнения, то я считаю, что обнаружить два трупа — это больше чем просто совпадение.
Это мне твердили все вокруг. Я согласилась с его утверждением, но молча. Как умолчала и о своем звонке в Институт страхования с просьбой сообщить, каков шанс невиновного человека обнаружить два трупа? Я получила ответ, что такой статистики не существует. И совет обратиться в телепередачу «Самые разыскиваемые в Америке».
— Можете поверить мне на слово — я не причастна ни к одной из этих смертей. Я работаю на страховую компанию. Я уже сказала вам это вчера, и копы это подтверждают. Послушайте, эти фотографии поселка на стенах просто замечательные! Эти виды никогда не примелькаются.
— Вы бы так не говорили, кабы жили здесь, — с полной серьезностью возразил Мартин.
— Вам не нравится Оук-Парк?
— Я вырос здесь, как и Хемингуэй. Мы оба начали жизнь как дуоперы.
— Кто?
— Дуоперы — Дорогие Уроженцы Оук-Парка. Ты рождаешься либо дуопером, либо гризером. По счастью, мы оба выросли из этого.
— Вы помогаете создать местное сообщество поклонников Хемингуэя.
— О Боже, нет! Сейчас он здесь вроде почетного сына города, но во время жизни земляки не жаловали его. В свой черед Папе не нравились «широкие лужайки и узкие умы» Оук-Парка. У него никогда не возникало желания вернуться сюда. Вот факт, — провозгласил Мартин, уставившись в потолок. — Мать писала ему в двадцать первый день его рождения: «Не приезжай сюда, пока язык твой не отучится оскорблять и позорить твою мать». С того времени между ними началось отчуждение. Кто обвинит Хемингуэя за то, что год спустя он уехал в Париж, сбежав от религиозного, узколобого провинциализма, достигшего в двадцатые своего зенита?
Он собрал страницы, над которыми работал, и сложил из них аккуратную стопку.
— Это местное хемингуэевское сообщество расходится со мной в пристрастиях, — продолжил Мартин. — Оно не в силах принять факт, что Эрнест напрочь отрекся от самодовольных, «не суй нос не в свое дело» пуританских манер, которыми так гордятся в Оук-Парке. Теперь, когда история совершила полный оборот, Оук-Парк решил, что нуждается в Хемингуэе. Вы не поверите, на какие трюки идут местные власти, чтобы привлечь туристов. Даже устраивают каждый год забег быков по главной улице.
Он фыркнул.
— Как в Памплоне, хотите сказать?
— Ха. Реальная история произошла в июне сорок четвертого. Хемингуэй и еще один американский писатель попали на рога к быку на ринге Памплоны, когда шли посмотреть на фиесту. Но здесь, в оук-паркской версии, настоящих быков не используют. Вместо этого местных бизнесменов наряжают в бычьи шкуры с рогами и пускают по перекрытой для машин улице. Папа помер бы со смеху.
— Понимаете, эти люди просто заблуждаются, — продолжал Мартин. — Им стоило разобраться, что сделало из Эрнеста мачо, и произошло это не в Оук-Парк. Это случилось в Мичигане, где отец брал его с собой на охоту, на рыбалку, в походы, помогал выработать дух искателя приключений и исследователя. Матери этот дух был не по нраву. Она старалась доминировать над сыном, даже пыталась одевать его в девичье платье.
— Я этого не знала.
— Никто в Оук-Парке не желает признать, что годы, проведенные здесь писателем, не были счастливыми. Все началось когда его родители переехали в фамильный дом матери, а мать его была настоящая Принцесса Грейс. С этой поры на мужскую часть семейства Хемингуэев начались гонения. Грейс во всем гнула свою линию. Говорят, за ней оставались все споры, она всех заставила плясать под свою дудку.
— Звучит не слишком весело, — согласилась я. — Должно быть, Хемингуэй расплачивался за это всю жизнь. Впрочем, разве тот или иной дисбаланс не наблюдается в большинстве семей? Разве дисфункция не есть норма?
— Это подтверждает мою теорию. Достигнув совершеннолетия, Эрнест, как и большинство мужчин, решил сам о себе заботиться. Он поклялся никогда больше не жить ни под чью диктовку и сюда, в Оук-Парк, приезжал меньше полудюжины раз. Был на похоронах отца, но не матери.
У меня мелькнула мысль: а что аборигены Оук-Парка думают о теориях Мартина? Пока я изобретала окольный путь выспросить об этом, мой собеседник продолжил.
— Поразмыслите сами: если с нежного возраста вас заставляют жить по чьей-то указке, вырастет из вас послушный сын или дочь? Нет, взрослым вы станете стремиться ко всему, что было запретно в пору детства. Уж я-то знаю, — вздохнул он. — Сам прошел через это.
Мы оба рассмеялись.
— Вам известно, почему Хемингуэй просил называть себя Папой? — спросил Мартин. — А знаете, что когда его отец застрелился, мать прислала Эрнесту пистолет, с помощью которого он это сделал? Мило, не правда ли?
— Но я, кажется, читала где-то, что Хемингуэй сам просил мать прислать тот пистолет.
— Да, существует такая легенда, но я не верю в нее. Убежден, что любые выводы должны базироваться на фактах. Вот почему я тщательно изучаю школьные годы Хемингуэя, проведенные в Оук-Парке, и анализирую рассказы, которые он писал для школьной газеты, — его рука обвела разложенные на столе материалы. — Однако вы упоминали, что хотели нанять меня на работу.
— Верно, — сказала я. — Оценивая найденные рукописи, вы пришли к мнению, что это фальшивка. «Америкэн Иншуренс», как вы уже слышали, имеет в этом деле свой интерес. Если оригиналы рассказов не найдут, компания намерена доказать, что это просто подделка. Согласны ли вы представить «Америкэн Иншуренс» свое заключение, базирующееся на выявленных вами фактах? Мы заплатим десять тысяч долларов.
— Мне пришлось проделать уйму исследований, это будет стоить как минимум двадцать пять тысяч.
Прежде чем согласиться, я подумала: сочтет ли Мэтт «разумной» обозначенную сумму.
— Знаете, я искренне хочу ошибаться, — заявил Мартин. — Но припомните: Дэвид отказывался показать кому угодно, даже мне, более чем маленькие фрагменты. Это наводит на мысль. Не хотелось бы плохо отзываться о друге, но Дэвид был… как бы сказать… очень умен. А как «Америкэн Иншуренс» — ее эксперты видели весь материал до того, как дали добро на страховку?
— Нет. Полис оформили, исходя из фрагментов. Первоначально меня наняли удостоверить подлинность находки, но теперь компания более заинтересована провозгласить ее фальшивкой.
— Понимаю, — кивнул Мартин.
— Как сможете вы отстоять свою точку зрения в споре с другими литературоведами, которые публично утверждают, что это настоящий ранний Хемингуэй?
— Они заблуждаются. Это вполне объяснимо: текстовый анализ позволяет делать предположения, но ничего не доказывает. Если это работа Дэвида, то он был прекрасно знаком со всеми этими компьютерными программами. И вполне мог обмануть их.