Я где-то читал, что человек за свою жизнь проводит 200 дней в туалете.

Видимо, именно поэтому у меня такое внимание к дизайну этого помещения.

В первой квартире в нём находилась книжная полка с соответствующей литературой, способствующей процессам.

Во второй квартире в нём висел компостер и объявление: «Туалетная бумага без компостирования не действительна!»

Двести дней в туалете. Три месяца, застилая кровать. Большую часть своей жизни мы не являемся даже теми, кем мы «стали». И уж тем более – собой.

Да, и вот ещё что. Почему молодые семейные пары так часто ссорятся из-за того, кому выносить мусор? Мусор – это единственное, что мы действительно оставляем на этой земле. Единственный итог долгих дней, состоящих из туалета и застилания кровати. Что было сделано? Что изменилось? Правильно – мусор!

И вот они спорят – кто своими руками отнесёт на свалку истории последние два дня? Кто будет исполнителем, киллером, убившим это время жизни. Заказчики – оба, но исполнитель – тот, кто, шаркая тапочками, несёт единственные за последние 2 дня изменения в этом мире к мусоропроводу.

И вот, выкинув мусор, ты выходишь на улицу. Бредёшь к ближайшему магазину и покупаешь пиво.

Ты идёшь, куда глаза глядят. Глаза глядят под ноги. В принципе, смотреть в глаза людям – стыдно. Они проснулись по будильнику, сходили в туалет, застелили кровать и теперь спешат на работу «по». А ты как бы отлыниваешь. То есть, тебя как бы нет в этой системе.

А видят ли тебя окружающие? Ну-ка, натолкнёмся на мужика… Мат на мате. Видимо, в твой адрес. Видят! Это надо отметить.

Ларёк. Два пива. Куда глаза глядят…

Видят! То есть, судя по совпадению действия и результата, ты – это «ты».

Нужно что-то сделать сегодня. Помимо постели, туалета и мусора.

Например, допить два пива – и взять ещё два. Три! Десять! Двадцать! Напиться и останавливать машины руками! Спасти девочку из горящего дома! Хоть что-нибудь, не касающееся застилания постели…

Ты возвращаешься домой, у тебя нет причин для переживаний. У тебя есть дом, у тебя есть деньги, у тебя есть пиво… Кто ты? После определённой дозы – это не имеет значения.

Ты собираешься что-то написать, открываешь Word (сколько мы потратили на это в жизни?) и не можешь написать ничего.

Ты выходишь на балкон, открываешь бессчётное пиво и закуриваешь сигарету, из второй пачки за день. Закатное солнце слепит глаза.

И вдруг пейзаж подёргивается какой-то странной дымкой. В Питере начинается дождь. Как всегда внезапно, сильно, мятежно… Он течёт по стёклам, будто прилипая к пейзажу… Он течёт по твоим щекам, он затекает в рот – солёный, ежедневный, неудивительный… И только тут ты понимаешь, что это не дождь, это – ты плачешь.

Тебе тридцать. Тебе пора в туалет и стелиться.

Кара богов

Каждый, кто хоть раз спрашивал дорогу в незнакомом городе, знает, какое это мучение. Чем больше находится «знатоков» местности – тем хуже.

Женщины обычно в качестве ориентиров называют магазины. Мужчины – светофоры и перекрёстки. Если два таких советчика встречаются, спор заходит о расположении какого-либо магазина у какого-либо перекрёстка. А о тебе с простым вопросом «как пройти на Главпочтамт» тут же забывают.

К счастью, с распространением спутниковых навигаторов эта проблема решилась. Навигатор общается только с тобой. Навигатор никогда не напишет: «А разве магазин «Цветы» не в двух кварталах? Так я и говорю – за цветами сразу налево…» Поэтому по незнакомым городам я перемещаюсь совершенно спокойно. На машине или даже пешком. Другой вопрос – как быть с общественным транспортом?

Спрашиваю у водителя «маршрутки» нужную мне улицу. Он говорит: «Не знаю». По акценту понятно, что приехал он сюда недавно. Причём из тех республик бывшего Союза, где в степях улиц нет. На своём маршруте ориентируется исключительно по принципу «за цветами сразу налево».

Я называю второй знакомый мне ориентир. И, как мне казалось, близкий водителю по духу:

– Хорошо, – говорю. – А где мне выйти, чтобы попасть на Центральный рынок?

– Кара Марса! – отвечает он…

9−40 утра. Незнакомый город. Так ещё и кара богов намечается!

Ведь улица Карла Маркса в любом городе – длинная. Она идеологически не могла быть короткой, когда её так называли. Поэтому от неё отходят десятки других улиц, одна из которых мне и нужна.

Ничего не поделаешь. Побаиваясь кары богов, включаю навигатор.

Голосовое сопровождение строгим баритоном заявляет:

– Установлено соединение со спутниками…

Водитель вжимается в кресло, пассажиры затихают. Я спокойно прокладываю кратчайший маршрут от своего нынешнего местоположения до нужного мне адреса. Старенькая «Газель» продолжает петлять в узких улочках и, видимо, одним из поворотов нарушает замыслы навигатора. Ему это не нравится и строгим баритоном он сообщает:

– Вы ушли с маршрута! Приготовьтесь развернуться через 200 метров! Вы ушли с маршрута…

Я чувствую, как за моей спиной готовится первое в мире восстание пассажиров «маршрутки»…

Нужный мне перекрёсток оказался недалеко, и кровопролития удалось избежать. К счастью для водителя, я скоро вышел вместе со своей говорящей «шайтан-машин, э!»

Пять пальцев

К тому, что в школу нужно ездить на автобусе, я привык быстро…

Родители переехали. Точнее – получили квартиру. До школы было три автобусных остановки.

Я завидовал тем, кто ходит пешком. Зато мог сэкономить 10 копеек в день, прикидываясь зайцем. «Прикидываясь», потому что я стоял всегда у кассы и, увидев контролёра, бросал пятачок.

Потом меня перевели в другую школу. Математическую. До неё было пятнадцать автобусных остановок. Это был серьёзный повод платить за проезд, но не делать уроки дома. Я всё успевал в транспорте. Правда, были жалобы на мой почерк… Но к математике это не имело отношения.

Потом меня перевели в элитную математическую школу. Тут дело было серьёзней – уроки приходилось «заготавливать» дома. До школы – шесть остановок на одном автобусе и три на другом. А уроки были уже сделаны. Поэтому я читал книги. Иногда зачитывался и опаздывал в школу, выходя не на той остановке. Иногда мне было даже стыдно за это.

Нет, если оправдываться, – то виновата система. Остановки в автобусах тогда не объявляли. Зимой, сквозь заиндевевшее стекло (поскольку печки не работали), не было видно пейзажа. В общем, мне редко было стыдно за опоздания…

Иногда я успевал выскочить из автобуса в самый последний момент, толкая людей и что-то бормоча себе под нос. Наверное, они были недовольны. И я их понимаю – они же не читали то, что читал я…

Выскочив из автобуса, я всегда проверял, не забыл ли там что-то. В высшей степени бессмысленное занятие – шарить по карманам, глядя на уходящий автобус…

Однажды я обнаружил так пропажу перчаток. Они лежали на коленях, а я читал книгу. Выскочил на остановке. Вспомнил об этом – и всё понял.

Грустно опустив голову, я пошёл пересаживаться на другой автобус. Оставалось ещё три остановки до школы, а настроение было уже испорчено.

– Молодой человек, – окликнули меня сзади, – Вы потеряли перчатку.

Это звучало, как издевательство. Нет ничего более бессмысленного, чем одна перчатка. Из уважения к человеку, я её подобрал. Поблагодарил, сунул в карман и сел в следующий автобус…

Подходя к школе, я продолжал размышлять над «философией одной перчатки»… Даже один носок казался мне привлекательней. Сравниться с этим мог только один ботинок…

Я продолжал бы думать об этом и дальше, но споткнулся. Споткнулся о некий темный бесформенный предмет, лежащий на снегу. Я поднял его и увидел мою перчатку…

Два раза в день потерять одну и ту же перчатку – это было слишком. Я злобно пытался засунуть её в тот же карман, в который положил предыдущую внезапную находку. Но перчатка не хотела туда помещаться. Пришлось остановиться и немного подумать…