Второй человек был одет проще, и, как бы – по-домашнему. Он был старше Сухова и волевое, жесткое его лицо сразу давало понять, что хозяином всех диванов, люстр и, скорее всего, самого Сухова, является именно он. Они остановились в трех шагах от Шенгеле, с минуту смотрели на него как на деталь интерьера, а потом принялись разговаривать между собой. Йозеф понял, что он для них – никто. Просто доставленный по приказу неодушевленный предмет, понадобившийся владельцу особняка для какой-то одноразовой цели. Хозяин говорил:

– И вот этот заморыш является тем, о ком ты рассказывал?

– Да, Юрий Юрьич, − отвечал Сухов.

Он держался с достоинством, но в его манере общения все равно чувствовалась лакейская почтительность.

– Сколько ему лет?

– Восемьдесят восемь.

– Ты смотри, хорошо сохранился!

– Именно про это я и говорил. Организация, в которой я раньше работал, засекретила документы, связанные с изобретенной им сывороткой. Достать результаты оттуда – невозможно…

– Ты так думаешь? – Юрий Юрьевич иронично усмехнулся. – Олег, в нынешнее время достать можно все, что угодно. И откуда угодно. Были бы связи и деньги. А секретной информации вообще в природе не существует. Если кто-то думает иначе, то этот кто-то является самым натуральным остолопом, и живет в придуманном сказочном мире. А вот заморыша этого тащить сюда не было никакого смысла. Хотя, если он такой специалист по расчлененке, то, может, мы будем использовать его в дальнейшем для развязывания языков у некоторых несговорчивых элементов?

– Нет, нет, Юрий Юрьич. Для развязывания языков вполне хватает такого средства, как раскаленный паяльник. А в случае с этим человеком – не надо тратить никаких денег. Он нам про сыворотку сам все расскажет. Да еще и материальную выгоду принесет.

– Какую же?

– Евреи предлагали за его поимку премию в размере пятидесяти тысяч долларов.

– Всего-то? – лицо хозяина презрительно скривилось.

– Так это цена семьдесят первого года. Сейчас дадут гораздо больше. Ведь они официально заявили, что он – мертв. Более того, в девяносто втором они даже нашли его могилу, провели эксгумацию и экспертизу. Короче – лапши всему миру навешали. Вот смеху-то будет, если мы его предъявим! Экспертиза окажется липовой. Скандал! А, может, он англичанам понадобится…

– Этим-то он зачем нужен?

– А они вечно говно по всему миру собирают. То предателей-перебежчиков наших приютят, то олигархов опальных.

– Да? Делай с ним, что хочешь. Меня интересует сыворотка. Деньги можешь оставить себе. В виде премии.

– А если я продам его дорого? Ну, предположим, за миллион долларов?

– Хоть за пять. Твое дело, − Лицо Юрия Юрьевича стало скучным.

Он пошел к выходу из кабинета. Сухов, лихорадочно блестя глазами, ринулся следом. Двери за ними закрылись, и Йозеф, не проронивший за все это время ни одного слова, опять остался один.

Этим же днем его перевезли в другое место. После подъема в лифте, Шенгеле оказался в простой трехкомнатной квартире, расположенной на четырнадцатом этаже обычного московского дома. Кроме него в квартире находились трое охранников и Сухов. В одной из комнат его усадили за письменный стол, на поверхности которого лежали стопка бумаги и несколько авторучек. Сухов остался с ним наедине. Усевшись в кресло, стоявшее напротив стола, он впервые за этот день обратился непосредственно к Йозефу:

– Здравствуйте, господин Шенгеле. Вот опять мы с вами встретились, хотя, если честно, я и подумать об этом не мог. А вы ничуть не изменились. Даже помолодели, как будто… Видите, как хорошо сказываются на здоровье пятнадцать лет, проведенные в приятной мужской компании!

Сухов весело улыбнулся. Шенгеле передернуло, и он огрызнулся:

– Спасибо за заботу. И вам того же желаю. На пару с полковником Фроловым. Как он, кстати, поживает?

После столь доброго пожелания Сухов улыбаться перестал, но ироничного тона не изменил. Он ответил:

– Фролов уже давно на пенсии. Он получил звание генерал-майора и вышел с почетом в отставку. Теперь он бизнесмен и ему принадлежит один из продовольственных рынков. На жизнь хватает. Ну а я, как видите, тоже работаю совсем в другой сфере. Да уж, воспоминания – это прекрасно, но пора вернуться к нашим делам. Хорошо, что вы выучили русский язык. Присутствует, правда, в вашей речи колбасно-сосисочный акцент, но на бумаге он ощущаться не будет. Вон бумага, вон – ручки. Пишите на русском языке. Пишите обо всем, что необходимо для получения вашего препарата: формулы, ингредиенты, способ приготовления и тому подобное.

– А если я откажусь? – проскрипел Шенгеле.

Сухов недобро усмехнулся и ответил:

– Запомните одну аксиому. Стойких людей на свете не существует – существуют плохие следователи. Запомнили? Чудесно. Ведомство, в котором я раньше работал, научило меня быть хорошим следователем. Тем более, что в данной ситуации мне не надо прибегать ко всяким гуманным процедурам, связанным с уколами и детекторами лжи. Про паяльник слыхали? Поэтому пишите правду, и вам не будет больно. Время я даю – до утра. Беспокоить вас не будут, а ужин принесут позже. До свидания.

Сухов встал и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, и в замке повернулся ключ.

Шенгеле размышлял недолго. Он взял авторучку, и на чистом верхнем листе нарисовал мужской половой орган в натуральную величину. Подумав еще немного, Йозеф внизу листа сделал крупными печатными буквами пояснительную надпись, которая гласила:

«Совет от доброго доктора Шенгеле – вводить во все части тела попеременно. Дозировка − неограничена. Частое употребление – прямой путь к бессмертию».

Оглядев критически дело рук своих, он злорадно ухмыльнулся, подошел к окну и, распахнув створку, в прекрасном расположении духа вывалился наружу. Полет был непродолжительным. Увидев стремительно приближавшийся асфальт, он понял, что сейчас в очередной раз умрет. И нисколько не ошибся.

Сбежать из морга в России оказалось легче, чем в Бразилии. Болевые ощущения во время возвращения в сознание были сильными, но не такими страшными как после взрыва автомобиля или разрезания тела локомотивом. Переломанные во многих местах кости срослись достаточно быстро. Под утро Йозеф привычно слез со стола и подошел к куче тряпья, сваленной в углу помещения. Он быстро выбрал себе одежду поприличней, и обулся в свои же туфли, почти не пострадавшие от полета с четырнадцатого этажа, так как он падал рыбкой, а не солдатиком.

В зале было четыре двери. Подергав, он нашел одну из них незапертой и зашел в соседнюю комнату. Там он обнаружил двух работников морга, мирно сидевших на кушетке. Между ними была расстелена газета, и на ней располагались: нарезанная колбаса, хлеб и огурцы. Из стеклянной колбы работники разливали в пробирки разбавленный спирт, со вкусом пили его и вели неторопливую беседу. Появление жмурика с головой, заляпанной засохшими пятнами крови, не только их не испугало, но даже не удивило. Один из них произнес:

– Смотри, Вася, кто к нам пожаловал.

Второй, оглядев Йозефа с головы до ног, спросил:

– Это тот, что с высотки спикировал?

– Ты что, Вася! Тот был сплющенным, как эклер, на которого сели жопой в метро. Да и голова у него была раздавлена, как у шоколадного зайчика, находившегося в одном кульке с эклером.

– Так откуда же он?

– Скорее всего, − это бомж с помойки. Его еще вчера вечером привезли. А может, тот алкаш из Лужников… Они оба без документов поступили.

– Если это алкаш, то у него наверняка кондрашка уже печенку доедает. Иди сюда. − Вася поманил Йозефа пальцем. Тот подошел. Ему налили полную пробирку и всунули в руку огурец. – Пей.

Шенгеле выпил и закусил огурцом, после чего тут же получил кусок хлеба с колбасой. Вася сообщил:

– Все, иди отсюда. Во-о-он в ту дверь. По коридору налево, потом направо.

Йозеф молча вышел, прикрыл дверь, и зачем-то приложил к ней ухо. Голос того, которого называли Васей, сообщил: