– Уже нормально, − ответил Йозеф. – А вот ты выглядишь плохо.

– Еще бы, − проскрипел Агасфер.

Оказалось, что вчера ночью, после ухода Йозефа, он собирался лечь спать, но этого сделать не получилось, потому что неожиданно пришел Шамиль. Он был один. Расположившись на камне, Шамиль достал бутылку виски и стал его методично употреблять. Старику ничего не оставалось делать, как поддержать компанию, но только с более дешевой чачей. В промежутках между глотками Качукаев жаловался чабану на жизнь. В его село приехали вечером федералы и устроили во всех домах обыски. Тех, у кого нашли оружие, а также подозреваемых в торговле людьми, запихнули в грузовик и увезли. Оружие Шамиль успел спрятать, а людьми он не торговал. Он их просто покупал. На его нефтезаводике федералы обнаружили шестерых рабочих-невольников. Качукаев сбежал в долину к Агасферу, и теперь находился в розыске, как самый злостный преступник. Что делать – он не знал, но надеялся, что эта ситуация как-нибудь разрешится. Долакав бутылку до дна, Шамиль завалился на койку Агасфера и заснул. Еврею пришлось спать на полу, всю ночь вздрагивая от раскатов мощного храпа, долетавшего с кровати. Когда он поутру выгонял отару из загона, Качукаев еще дрых, и просыпаться совсем не собирался…

Йозеф рассказал о событиях, случившихся в селении Мансуровых. Агасфер прокомментировал:

– Повсюду взялись, значит… Ну да, выходит – сколь веревочке не виться, все равно где-то будет ей конец. Все, вольница закончилась. Федералы, по слухам, взяли под свой контроль все крупные населенные пункты и даже сформировали лояльное к ним местное правительство. Сейчас к власти придет какой-нибудь определенный тейп, а остальные будут засунуты в глубокую задницу. Ситуация – как в любой мусульманской стране. Русские будут кормить лояльную группировку, и она сама разберется с недовольными. А где не сможет – русские помогут. Скоро все нормализуется.

Агасфер пожевал губами и сказал:

– Приходи вечером. Я думаю, что Шамиль проспится и уйдет решать вопросы с федералами. Только нож с собой не бери, а то не налью. Нервный ты какой-то. Даже для фашиста…

Вечером они сидели у костра, ели печеную на углях баранину и Шенгеле рассказывал о своих злоключениях. Агасфер внимательно слушал и иногда вставлял едкие комментарии, чем выводил Йозефа из себя. Но очередная порция крепкого грузинского пойла сглаживала все шероховатости их отношений, и рассказ мирно продолжался. Узнав, каким образом Шенгеле попал в Советский Союз, Агасфер долго смеялся, после чего заявил:

– Такого идиотизма я еще не встречал. А если бы корабль пришел в Израиль? Вот бы жизнь у тебя была там! С утра – расстрел, в обед – повешенье, на ужин – утопление. Интересное времяпровождение. Никакой скуки! Мои соплеменники – это тебе не безалаберные русские. Русские – добрые. Либо простят, либо забудут… Это как в торговле. Нет у них интуитивного чутья. Русский купец будет держать цену на, предположим, зерно до последней крайности и, как обычно, упустит подходящий момент. (И это не столько из-за того, что его душит жаба и хочется получить максимальную прибыль, а всего лишь для того, чтобы друзья-товарищи не обозвали его потом лохом). А затем, когда цена упадет, вообще продавать его не станет, надеясь, что в следующем году стоимость зерна поднимется. За зиму (из-за плохих условий для хранения), продукт начнет гнить. Потом купец постарается впарить гнилье покупателям. В итоге у него ничего не получится, и испорченное зерно выбросят свиньям, а друзья-приятели все равно обзовут лохом. Вот и вся русская торговля. Так у них и со всем остальным, включая наказание преступников. А во всем будут виноваты евреи, которые и зерно вовремя продали, и повесили − кого надо и как положено.

О времени своего пятнадцатилетнего заключения Шенгеле рассказывать не захотел, на что Агасфер ехидно заметил:

– Оно и понятно. О чем рассказывать? Одно и то же каждый день. И все – голубого цвета…

После этого замечания они чуть не подрались, но круглый голыш, демонстративно появившийся в руке еврея и живительный напиток, привели Шенгеле к умиротворенности, и он смог продолжить свой рассказ.

Прошлым летом у него закончился срок. Если первые несколько лет его постоянно тягали на допросы, выясняя подробности медицинской деятельности, то потом о нем, почему-то, забыли. Шенгеле связывал это с переменами, происходившими в стране. Но у Агасфера была своя точка зрения по этому вопросу.

– Как же, забудут они про тебя, − сказал он. – Политика – штука грязная. В твоем случае на ум приходит сразу огромное количество вариантов. Например: русские не поднимают скандал, связанный с уводом тебя от петли, а американцы или англичане, или еще кто-либо, взамен не мешают производить очередную социалистическую революцию где-нибудь в Буркина-Фасо. Хотя, для такой одиозной фигуры как ты, любое Зимбабве – тьфу, мелкая монета. Но не следует забывать, что у западных спецслужб тоже имеются доказательства связи русского государства, допустим, с Пол Потом, а то еще и сведения об участии в приватизации богатств России банкирского дома Ротшильдов. А на фоне последнего предположения ты выглядишь балаганным скоморохом, потому что те, кого ты убил, уже давно мертвы, а те, кто продал Родину за бесценок, еще живы, не желают никаких скандалов, и обладают теперь огромными деньгами и властью. Вот и не угадаешь, каким образом выпали кости. Зато понятно одно. То, что ты еще жив, и ответственным за это лицам не сделали больно – вопиющая, грязная несправедливость!

Шенгеле, никак не отреагировав на вредную речь старика, продолжил свой рассказ.

Спецслужбам явно было не до него. Он тешил себя надеждой, что те, кто его засадил, не вспомнят о том, когда ему положено освобождаться. Но не тут-то было.

В относительно теплый для Тверской области летний день он вышел из ворот колонии уверенным в том, что никому больше не нужен. Во внутреннем кармане пиджака сиротского серенького костюма, купленного вместе с дешевыми туфлями в тюремной лавке на деньги, заработанные при шитье фуфаек, лежал паспорт на имя Питера Пидерса, документ об освобождении и небольшая сумма, ибо всякий знает, что на фуфайках много не заработаешь, тем более – в тюрьме. К нему тут же подошли два здоровенных, обритых наголо гражданина в штатском, взяли его под локти, подняли над землей и швырнули в открытую заднюю дверь черного тонированного джипа. Там находились еще двое таких же мордоворотов, которые, не церемонясь, обыскали Шенгеле с головы до ног, отобрали документы с деньгами и приказали сидеть смирно, предварительно выдав мощную затрещину для лучшего понимания торжественности протекающего момента.

Везли его несколько долгих и нудных часов, и когда поездка закончилась, все вышли из машины во дворе большого и красивого особняка, расположенного за кирпичным забором, имеющим высоту не менее четырех метров. Йозефа пригласили в дом, и провели в просторную комнату. Ему предложили сесть на диван, что он и сделал. Осмотревшись, Шенгеле понял, что находится в гостиной. Мебель и хрустальные люстры позволяли судить о том, что хозяин особняка является лицом отнюдь не бедным, а даже совсем наоборот. Кроме богатой обстановки об этом свидетельствовал также запах дорогого коньяка и хороших сигар. Йозеф в одиночестве сидел на диване и ждал неизвестно чего.

Но вскоре в комнату вошли двое. Одного из них он узнал. Пятнадцать лет назад тот был лейтенантом КГБ, и его звали Олегом Суховым. От молодого парня в нем не осталось ничего. Сейчас это был солидный господин в модном костюме и дорогих туфлях с длинными узкими носками. Пухлое лицо и аккуратный круглый животик указывали, что живется ему совсем неплохо. О возрасте свидетельствовала жидкая проседь в волосах. Шенгеле неожиданно вспомнил, что согласно утверждениям Фрейда туфли такого рода несут в себе явный фаллический символ. Но носки суховской обуви из-за чрезмерной длины загнулись вверх, и он слегка напоминал то ли лыжника, то ли персонажа одной из арабских сказок. Йозефу захотелось рассмеяться, но он сдержался.