Адам был первым и единственным человеком, который сочувствовал мне. Первый и тогда единственный, кто смог прикоснуться ко мне. Я настолько не верила в это, была убеждена, что нас свела судьба. Его татуировка всегда была моим идеалом в голове.

Я думала, что это о нас. О моем побеге. О нашей счастливой жизни… после.

И это было.

Но и не было.

Я хочу смеяться над своей собственной слепотой.

Это связывает нас, действительно. Эта татуировка. Она действительно свела нас с Адамом, но не потому, что мы были предназначены друг для друга. А потому, что у нас есть кое-что, что связывает нас обоих. То, что никто из нас не смог понять.

Уорнер.

Белая птица с золотыми прожилками на голове, похожими на корону.

Мальчик со светлой кожей и золотистыми волосами, лидер Сектора 45.

Это всегда был он. Все время.

Связь.

Уорнер, брат Адама, мой похититель, а теперь товарищ. Он случайно свел меня и Адама. И, находясь рядом, он дал мне Адама. Я была так напугана и сломлена, а Адам заботился обо мне, давая мне силы постоять за себя, когда я была слишком слаба, чтобы я поняла, что у меня всегда были силы для этого. Это была привязанность и отчаянное желание физического контакта. Две вещи, которых я так долго была лишена. У меня не было ничего, с чем бы можно было это сравнить.

Разумеется, я думала, что была влюблена.

Но даже если я не понимаю многого, я знаю, что если бы Адам любил меня, то он не поступил бы со мной так сегодня. Он бы не предпочел мою смерть чему-либо.

Я знаю это, потому что я видела полную противоположность этому.

Я умирала.

И Уорнер мог бы дать мне умереть. Он был зол, я сделала ему больно, он имел все основания злиться на меня. Я просто разорвала его сердце, дала ему надежду на будущие отношения. Я позволила ему открыть мне свои чувства, позволила прикоснуться ко мне так, как не позволяла даже Адаму. Я не просила его прекратить.

Каждый дюйм во мне говорил да.

А потом я оборвала все это. Потому что я была напугана, запутана и растеряна. Из-за Адама.

Уорнер сказал, что любит меня, а в ответ, я накричала на него, оскорбила, солгала, оттолкнула. Но когда у него был шанс увидеть, как я умираю, он не сделал этого.

Он нашел способ спасти мою жизнь.

Безо всяких требований. Без ожиданий. Зная, что я влюблена в кого-то другого, осознавая, что мое спасение только для того, чтобы снова отдать меня другому.

И сейчас я не уверена, что будет делать Адам, если я буду умирать на его глазах. Я не уверена, будет ли он спасать мою жизнь. И наедине со мной неопределенность заставляет меня понять, что что-то было неправильно между нами. Не было правдивым.

Может, мы оба влюбились в свои иллюзии о чем-то большем.

Глава 32

Я резко открываю глаза.

Кругом кромешная тьма. Тишина. Я быстро занимаю сидячее положение.

Должно быть, я заснула. Не представляю, сколько сейчас времени, но, быстро обведя взглядом комнату, я понимаю, что Уорнер по-прежнему где-то отсутствует.

Я выбираюсь из постели. Я все еще в носках и внезапно я испытываю из-за этого чувство благодарности; мне приходится обнять себя руками, я дрожу, пока холодный зимний воздух проникает сквозь тонкий материал моей футболки. Мои волосы еще не успели целиком высохнуть после принятия ванны.

Дверь в кабинет Уорнера слегка приоткрыта.

Под дверью виднеется полоска света, которая заставляет меня задуматься о том, забыл ли он закрыть дверь или же, возможно, он только что зашел в свой кабинет. Возможно, его вообще там нет. На сей раз мое любопытство одерживает верх над моей совестью.

Мне хочется узнать, где он работает и как выглядит его рабочий стол; хочется узнать, предпочитает ли он беспорядок или же организованность, хранит ли он там свои личные вещи. Мне интересно, есть ли у него какие-либо детские фотографии.

Или фотографии его матери.

Я крадусь на носочках вперед, пока в моем животе начинают пробуждаться бабочки. Мне не следует нервничать, говорю я себе. Я не делаю ничего запрещенного. Я просто посмотрю, там ли он, и, если его не окажется в кабинете, я сразу же уйду.

Я зайду туда всего лишь на секундочку. Я не собираюсь рыться в его вещах.

Не собираюсь.

Меня охватывает нерешительность, когда я дохожу до двери. В комнате царит такая тишина, что я испытываю практически полную уверенность в том, что мое сердце бьется достаточно громко и сильно для того, чтобы он смог меня услышать. Не знаю, почему мне так страшно.

Я дважды стучу по двери, приоткрывая ее.

— Аарон, ты...

Что-то летит на пол.

Я распахиваю дверь и бросаюсь в кабинет, но быстро замираю, едва переступив порог. Увиденное шокирует меня.

Его кабинет огромен.

Он размером со всю его спальню и гардеробную вместе взятые. Даже больше. Пространство его кабинета просто-таки огромно — его достаточно для большого стола для переговоров и шести стульев, которые стоят по обе стороны от него. В кабинете имеется диван и несколько столиков, разместившихся в углу. Одна из стен целиком занята книжными полками, которые заставлены книгами. Старые и новыми. У некоторых книг отваливаются корешки.

Все вокруг выполнено из темного дерева.

Оно настолько темно—коричневое, что кажется черным. Прямые, ровные линии, простые контуры. Никакой помпезности или громоздкости. Никакой кожи. Никаких кресел с огромными спинками или вычурной резьбы. Минимализм.

На столе для переговоров полно папок, бумаг, скоросшивателей и записей. Пол покрыт плотным персидским ковром, похожим на тот, что находится в его гардеробной. В дальнем конце комнаты находится его стол.

Уорнер шокировано смотрит на меня.

На нем нет ничего, кроме брюк и носков, его рубашка и ремень лежат в стороне. Он стоит перед своим столом, держа в руках какой—то предмет, который мне не разглядеть.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.

— Дверь была открыта.

Какой глупый ответ.

Он пристально смотрит на меня.

— Который час? — спрашиваю я.

— Полвторого ночи, — отвечает он машинально.

— О.

— Тебе следует вернуться в постель.

Не знаю, почему он так сильно нервничает. Почему его взгляд мечется от меня к двери.

— Я больше не чувствую усталости.

— Ох.

Теперь я понимаю, что он вертит в руках маленькую баночку. Ставит ее на стол позади себя, не разворачиваясь.

Он так необычно себя сегодня вел, думаю я. Это не похоже на него. Обычно он крайне собран, и очень уверен в себе. Но в

последнее время он так неуверенно себя ведет рядом со мной. Переменчивость нервирует.

— Чем ты занят? — спрашиваю я.

Нас разделяет около десяти футов, и ни один из нас ничего не предпринимает для того, чтобы сократить эту дистанцию.

Мы разговариваем так, словно не знаем друг друга, словно мы — незнакомцы, оказавшиеся в неловкой ситуации. И это смехотворно.

Я начинаю пересекать комнату для того, чтобы подойти к нему.

Он замирает.

Я останавливаюсь.

— Все в порядке?

— Да, — отвечает он слишком быстро.

— Что это такое? — спрашиваю я, указывая на маленькую пластиковую баночку.

— Тебе следует вернуться ко сну, дорогая. Скорее всего, ты устала больше, чем тебе кажется...

Я направляюсь прямо к нему, тянусь вперед и беру баночку, лишая его возможности остановить меня.

— Это нарушение приватности, — резко говорит он, уже больше походя на самого себя. — Верни ее мне...

— Мазь? — спрашиваю я с удивлением. Я верчу баночку в руках, читая этикетку. Смотрю на него. И, наконец, все понимаю.

Это для шрамов.

Он запускает руку в волосы. Смотрит в стену.

— Да, — говорит он. — А теперь отдай ее, пожалуйста, мне.

— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я.

Он замирает.

— Что?

— Это для твоей спины, верно?

Он проводит рукой по своим губам, по своему подбородку.

— Ты не позволишь мне сохранить даже каплю самоуважения, да?