Изменить стиль страницы

— Я возвращаюсь домой и предлагаю тебе уехать со мной. Ты станешь жить во дворце и будешь иметь все, что пожелаешь.

Амрита пыталась не выдать волнения и испуга.

— Я служу в храме и останусь здесь навсегда, — осторожно ответила она.

Он усмехнулся.

— Навсегда? На свете нет ничего вечного. Даже боги — и те не бессмертны.

Амрита не сдержалась и слегка приподняла брови.

— Боги?..

— Придет время, и о них все забудут, а это все равно что смерть. Даже жрецы, случается, больше думают о звонкой монете, чем о богах! — небрежно произнес принц и добавил: — Потому надо жить настоящим и пользоваться всеми возможностями, какие дарит судьба.

— Откуда вам известно мое имя? — спросила Амрита, чтобы выиграть время.

Сын раджи сладко улыбнулся.

— Разве ты не достойна того, чтобы о тебе знал весь белый свет? Между тем ты живешь, окруженная богатством, которое тебе не принадлежит.

— Я служу богу. Мне довольно его любви, — кротко ответила Амрита.

Принц Арджун презрительно рассмеялся.

— Это тебе внушили жрецы? Им — деньги, а тебе — «любовь», подачка от бога? Поверь, у меня во дворце ты получишь и то, и другое!

— Ваше высочество, — сказала Амрита, — простите, но я… не могу.

У нее не хватило смелости сказать «не хочу».

Она стояла перед ним, взволнованная молодая женщина в скромном сари, с большими блестящими, полными тревоги глазами и красивым, нежным лицом, в котором чувства отражались так же естественно и открыто, как и в танце.

Амрита не была похожа на корыстных, пустоголовых наложниц принца, на этих раскрашенных кукол, и ничем не напоминала хитроумных, ревнивых жен, неустанно плетущих интриги подобно тому, как паук плетет паутину.

Все, что она говорила, делала, было искренним, шло от сердца. Эта женщина была чистейшим бриллиантом, какой ни разу в жизни не попадал в руки сына раджи.

Амрита была так же прекрасна в реальной жизни, как и в волшебном танце.

Это заметил не только принц Арджун, но и его телохранитель.

Ночью он лежал на жесткой циновке и думал. Он был полон негодования и злился не только на принца, но и на жрецов. Зачем они заставляют девадаси проделывать такие вещи?! Девар заметил, какой была девушка в танце и как она выглядела после свидания с сыном раджи. Он стоял возле входа и видел ее, растерянную, понурую, похожую на поникший цветок. Девар представлял Амриту в объятиях принца Арджуна, и ему чудилось, будто он видит мотылька в сетях паука, прекрасную розу, которую пожирают черви, беспомощную травинку под копытами буйвола!

Он хотел избавить ее от этого, но не знал как. Он пытался изменить свою жизнь, но не был уверен в том, правильно ли поступает.

Первые жестокие войны на юге Индии начались еще тогда, когда он был совсем мал. Отец Девара, Амичанд Анвар, происходил из воинского сословия кшатриев и состоял на службе у тогдашнего правителя Майсура. Будучи начальником отряда из пятидесяти всадников и двухсот пехотинцев, он получал приличное жалованье и все же не устоял перед предложением маратхов[21] и предал своего господина, перейдя на сторону врага.

Ему не повезло, заговор раскрыли, и он попал в плен. Амичанд Анвар был казнен; столь же печальная и позорная участь постигла его семью.

Самого младшего ребенка, Девара, спасла молоденькая нянька. Испуганной девчонке удалось спрятаться в одной из хозяйственных построек дома, а потом убежать в джунгли.

Она вернулась в родную деревню, в свою семью из касты шудр, которая приняла Девара как родного. Правду о своем происхождении мальчик узнал, когда ему исполнилось двенадцать лет и его приемная мать находилась при смерти. Это мало что изменило в его положении: он по-прежнему жил в бедной семье и ему приходилось работать в огороде и поле, как работали другие деревенские мальчишки. Более того, Девар познал горечь отчаяния, ведь его настоящая семья погибла, а родной отец оказался предателем. И все же у мальчика зародилась искорка надежды — вознестись над судьбой.

Он рано понял, что не хочет ковыряться в земле и пасти скот. Не тянуло его и к ремеслам. Когда Девару исполнилось четырнадцать, он нанялся на рудники. Холмы и горы Майсура изобиловали железной рудой, добываемой самыми примитивными способами. Работа Девара заключалась в том, чтобы спускать с горы раздробленную руду, которую затем собирали в тюки и грузили на ослов. Став постарше и посильнее, он принялся, как и другие, долбить гору киркой.

Работа не приносила ничего, кроме усталости и отупения. Платили железными брусками, которые рудокопы продавали крестьянам. Младшие члены артели получали меньше всех.

Проработав на рудниках четыре года, Девар решил уйти, ибо здесь его ждало такое же беспросветное существование, как если бы он остался крестьянином.

В семнадцать лет, еще будучи рудокопом, он впервые переспал с женщиной. Это была нищая девушка, одна из тех несчастных, что бродили по рабочему поселку в надежде заработать несколько рупий.

Девар дал ей денег и подарил браслет из цветного стекла, изготовлением которого славился Майсур. Ложась с ней в постель, он ощущал неловкость и стыд оттого, что воспользовался ее положением. Наутро юноша был разочарован: все произошло слишком быстро и просто и он не испытал ожидаемого восторга.

Покинув рудники, Девар долго блуждал по округе, пока не услышал о Хайдаре Али, который в то время был начальником большого военного отряда и состоял на службе у раджи Майсура. Выходец из низов, тот честно делил добычу среди своих воинов и никогда не задерживал выплату жалованья. Он нанимал на службу не только мусульман, но и европейцев, индийцев.

Девар призадумался. Его одолевали тайные мечты вернуть себе то, чего он был лишен после гибели родителей. Давно поняв, что судьбы мира решают именно воины, он желал следовать своей драхме.

Недолго думая, Девар разыскал военачальника и сказал, что хочет наняться на службу. Его признали годным для обучения и приняли. Вскоре юноша научился метко стрелять из английских ружей, ловко ездить верхом. Через несколько лет Девар превратился в опытного и бесстрашного воина. Его можно было скорее принять за мусульманина, наваята[22], чем за индуса: как правило, единоверцы Девара отличались послушанием, но не храбростью; они старательно исполняли приказы, но в них напрочь отсутствовал воинственный дух.

Когда одному из сыновей раджи Майсура вздумалось путешествовать, командование назначило Девара его телохранителем не только потому, что тот происходил из кшатриев, а был неподкупен, наблюдателен, смел и верил в тех же богов, что и принц. Или делал вид, что верит.

Молодой воин воспринял назначение как благоволение судьбы, но скоро понял, что ошибся. Девару не нравилось в принце все: высокомерие, неразборчивость, бесцеремонность, жадность. Простые люди, среди которых он вырос, были совсем другими.

Девар никогда не высказывал своих желаний вслух и гнал прочь мысли о доверии и согласии между людьми, гнал, едва они начинали назревать в недрах разума. В нем угадывалась некая воинственная сила, но он умел подчинять эту силу воле, сдерживать и скрывать ее, не позволял ей вырываться наружу. Он привык рассчитывать каждый свой шаг и знал, что малейшее движение, любое слово или взгляд могут стать решением заданной судьбою задачи.

Утром принц Арджун был очень зол: жрецы храма Шивы отказались отпустить Амриту даже за очень большую плату. Храм уже лишился Тары и Камала; потеря еще одной ведущей танцовщицы будет невосполнима.

Тогда принц позвал к себе Девара и сказал:

— Девушку необходимо украсть.

Девар отшатнулся.

— Ваше высочество…

— Это приказ, — жестко прервал его Арджун. — Я не покину Бишнупур без этой женщины. Ты выведешь ее из храма сегодня ночью.

Девар не мог понять принца. В услужении Арджуна были сотни прекрасных женщин, зачем ему понадобилась храмовая танцовщица?

вернуться

21

Маратхи — воинственный горный народ в западной Индии, населяющий княжество Махараштра. В XVIII веке совершали множество набегов на соседние княжества, принимали участие в войне с Майсуром и с английскими завоевателями.

вернуться

22

Наваятами в Южной Индии называли потомков арабов, бежавших в страну из Ирака в начале VIII в.