Дмитрий отправился в душ, не особо стесняясь меня. А я, решив не скучать больше, включила телевизор. Из душа он вернулся в совершенно счастливом расположении духа, пусть и разгуливал передо мной в одной набедренной повязке.

Отчего-то мне было маетно на душе. Может из-за портящейся погоды, а может из-за проснувшегося вдруг предчувствия.

Впрочем, через тридцать минут в дверь постучали.

— Ужин, — тут же встрепенулась я.

— Нет, — поднялся с кресла, где до этого смотрел телевизор, Дмитрий.

Он открыл дверь впуская двух оборотней из своей Стаи. Их вид мне очень не понравился. В руках они несли пакеты с логотипом аптеки и глубокий пластиковый таз.

— Это что? — насторожилась я.

— Сейчас увидишь, — вздохнул Дмитрий.

— Дима, — попятилась я. — Я признаю, была не права. Слышишь? Не надо ничего со мной делать.

— Детка, успокойся, — одним неуловимым движением он оказался рядом со мной.

Вновь подняв мое тело на руки, он отнес меня на кровать. Сказать, что я испугалась, значит, ничего не сказать.

— Держите ее, — скомандовал он. И два бравых молодца схватили меня за руки и ноги, распластав на койке.

Я пыталась вырываться, пыталась орать, даже угрожать. Но безуспешно. Рот закрыли жесткой ладонью и полностью лишили возможности двигаться. Я плакала от страха и отчаяния, не зная, что именно сейчас должно произойти. Дышать я уже не могла, лишь с натугой сопела, пытаясь мычать. Больно мне не было, только страшно.

— Детка, прекрати, — навис надо мной Дима. — Это простое переливание крови.

Что?!

Но Дмитрий и в правду вынул из пакета упакованные катетеры и трубки. Он аккуратно закатал рукав халата, обнажив беззащитную кожу. Хватки одного из оборотней было достаточно, что бы вздулись вены на руках. И Дмитрий не преминул воспользоваться этим, воткнув в меня иголку уже соединенную с трубкой. Свободный конец трубки он опустил в таз, который бодренько начал заполняться моей кровью. Через некоторое время на меня навалилась жуткая усталость, похолодало, и невероятно хотелось спать. Смотреть на то, как собственная кровь покидает мое измученное тело, сил уже не было. Я потеряла сознание.

Когда пришла в себя, первое что увидела, это Дмитрия лежащего рядом со мной. Из его руки так же торчала иголка с трубкой. Именно она соединяла нас. Дима ритмично сжимал и разжимал кулак, толчками посылая свою кровь в меня. Моя левая рука, из которой торчала иголка, горела огнем.

Не особо соображая, я потянулась свободной рукой, к сосредоточению боли.

— Держите ее, — рявкнул вдруг Дмитрий.

Мою ослабевшую конечность перехватил уже знакомый мне оборотень.

— Дима, зачем? — прохныкала я.

— Это лекарство, Детка. Я же говорил тебе про нашу кровь.

Как будто я что-нибудь поняла.

— Тебе нужно было простое переливание, что бы восстановить гормональный баланс, — пояснил он в ответ на мой изумленный взгляд. Бред какой-то.

— И много ты в меня влил?

— Еще недостаточно.

— Хорт, вы слабеете. Позвольте заменить вас, — подал голос второй оборотень.

— Нет, — он был категоричен.

— Почему? — заинтересовалась я.

Руку будто выкручивало по ощущениям. Чего уж там, мне казалось, будто вместо чужой крови в меня проникает раскаленная лава. Это больно.

— Потому, что никакая другая кровь тебе не подойдет.

— Но почему? — чем хуже мне становилось, тем раздражительнее и бесстрашнее я была.

— Потому, что только у меня схожий с твоим генотип.

— А можно доступным языком? — боль накатывала волнами.

— У нас одна кровь. Аня моя мать.

Вот тут, меня даже оборотень удержать не смог. Вырвавшись, я нависла над Дмитрием, не слушая скулеж безымянных оборотней.

— Не верю, — прошипела я.

— Семья святое для нас. Только ради матери, я стал бы так подставляться, — усмехнулся он.

У него на лбу проступила крупная испарина, и вообще, выглядел он довольно неважно.

— Но ты же меня… в машине…, — голос мой сорвался.

— Это нормально, Детка. Мы же не люди. Для нас это нормально.

Именно в этот момент я действительно сошла с ума.

Рухнув без сил обратно на кровать, я уставилась в потолок.

У меня есть брат. Поверить не могу! Я столько лет мечтала о большой дружной семье… что поделать, заветная мечта для всех сирот. Что люди обычно испытывают, узнав о наличии новых родственников? Растерянность, испуг, ступор, кто-то злость, кто-то радость, в зависимости от ситуации. И все-таки у меня был брат. Убийца, психопат и извращенец. У меня есть дядя. Человек, который убивал по приказу. Что тут можно сказать? В общем почти полноценная семья. Когда-то я думала, что принадлежу сама себе. Но, оказывается, я и не человек вовсе.

Зачем так жить?

— Выйдете, — отдал Дима приказ, и оборотни покинули номер.

Потолок перед глазами начал вращаться с невероятной скоростью.

— Детка, — позвал меня Дима. — Не молчи.

Он взял меня за руку, обжигая своим теплом холод моих пальцев.

— Почему это происходит со мной? — задала я риторический вопрос.

— Ничего плохого не случилось, — его тихий голос успокаивал. — Я нашел тебя, и больше никогда не оставлю. Мы уедем, будем жить в моем доме, ты родишь мне особенных щенят похожих на тебя. И никто не заберет тебя у меня. Я больше не останусь один. Ты станешь моей Хорсой, единственной Улой. По ночам мы будем бегать под луной. Я покажу тебе фотографии нашей матери, свожу на могилу моего отца. Разве это плохо?

И умрем в один день. Забавно.

— Что такое Ула?

— Песня. Та, за которую умрут, — вздохнул он. — Раньше я жил ради мести. Мой отец… он и прежде-то добрым нравом не отличался, а когда мать пропала, стал бешеным. Она была его Улой.

— Как он умер? — мне вдруг стало интересно.

Потолок вращался все медленнее.

— Я убил его. Вызвал на поединок, потом стал Хортом.

Предсказуемо.

— Детка, как тебе жилось среди людей? — вдруг задал он вопрос.

— Я ненавидела школу, — почему-то начала рассказывать я. — Много шумных детей, я сильно отличалась от них. В университете было получше, на меня просто не обращали внимания. Дядя всегда был рядом, поддерживал, — я говорила и говорила. Рассказывала о маленькой сибирской деревушке, где проводила каждое лето. О том, как вмешивалась в дядины дела, несмотря на все попытки изолировать меня от общества. О Машке, которая никогда не была мне подругой, но которой я дорожила. О том, что ближе дяди у меня никого не было.

— И все это ты у меня забрал, — подвожу итог.

— Я дам тебе гораздо больше, — возразил он.

Вы спросите, так в чем же суть моего безумия? А у безумия нет сути.

Я сочувствовала Диме. Мне было жаль этого сукиного сына. Вроде и моральный урод, а мечты обычные, человеческие.

Вот только в голове не укладывалась одна единственная деталь — общая кровь. Он действительно считает это нормой. И возжелал он не меня, а сам факт нашей связи.

Было ли мне противно? Нет. Мне было все равно. Совсем.

Впрочем, где-то на периферии сознания промелькнула мысль, что было бы неплохо очнуться от дурного сна в Сашином доме, под звуки старой советской комедии, которую мы смотрели когда-то. А может быть еще раньше, в доме бабы Клавы, в ночь, когда он меня спас.

— Детка, говори, — потребовал он. — Не смей молчать. Будь со мной.

Его голос доносился до меня сквозь вату. В глазах стремительно темнело, а тело горело огнем.

— Черт, — матрас прогнулся подомной, и я увидела лицо Дмитрия. — Слишком рано. Если отдам тебе необходимое количество крови, ослабею сам.

— Лучше бы ты меня убил, — честно призналась я, теряя сознание.

Больше не страшно. Жить или умирать, все одно.

Очнулась на рассвете, одна в холодной постели. Разбудили меня голоса, доносящиеся из-за двери.

— Хорт, она ведь может слететь с катушек. Доктор перед смертью говорил, что первое обращение — критическая фаза. Либо пронесет, либо последняя стадия бешенства, а в лучшем случае смерть. Нам нужно срочно уезжать пока у нее ремиссия. Кто его знает, когда она начнет обращаться, а местный Хорт уже близко, как минимум часа через три прибудет в город.