– Скажи мне дорогой, а что там с нашей Илуш? Может быть, мы её в такие смутные времена пригласим к нам в дом. Жалко вообще-то девочку, наша дочь она или нет?

– Дочь то, она наша. Но ты бы могла хоть имя её выучить. Скрутив пергамент до конца, он начал завязывать на нём красную ленту. Через минуту у Короля в руках оказался свёрток, больше напоминающий жезл, чем пергамент. – Зовут её моя светлость Илеш, я про это подумал уже ни раз, посылая за ней прислугу. Но она покинула свой дом уже давно. И где она сейчас не знает ни кто.

– Жаль, думаю, пришло время с ней познакомиться.

– Слушай, твоё безразличие меня всегда поражало. Сейчас, похоже, просто убьёт. Ты говоришь об этом человеке, будто это новая гнедая в твоей конюшне. Он стал размахивать свёртком перед её лицом, стараясь хоть как-то привлечь внимание к себе.

– За стенами этого дворца идёт война. Вся долина в панике, какая та сумасшедшая пытается всем навязать свой мир и ещё выставляет свои требования. У тебя всё прекрасно. Я тебе завидую.

– Ну, во-первых кто, если не мы с тобой знаем, что ей надо. Я изначально не была в восторге от этого всего.

– Да и, чтобы ты сильно сопротивлялась или была против, тоже не помню такого. Атикин тихо засмеялся, пытаясь заглянуть королеве в глаза. Он ничего уже давно не ждал ни от них, как и от самой королевы. Она ему исправно рожала детей. Передавала их нянькам, те смотрели за ними, пока они не уходили в страну М. Там, она вообще забывала про их существование, пока дети не возвращались домой. И за весь этот огромный срок совместной жизни, ничего не смогло изменить эту женщину. Её даже время не брало. Она была по-прежнему красива и выглядела, как в тот день, когда их познакомили на балу. Годы падали под ноги, замерзая от холода не дотронувшись до неё.

Она всегда была весела и считала, что жизнь для того, чтобы слушать музыку и под неё танцевать.

– Жаль, я могу тебя сказать, что у меня даже появилось какое-то желание с ней познакомиться. Мне говорили, что она на меня очень похожа. Неужели, она так же красива, как и я. Интересно, интересно.

– Скажи мне, есть, что-то в этой жизни, что может тебя заставить не думать про себя хотя бы от рассвета до заката один раз.

– Думаю, что нет. Тогда для чего солнце встаёт, и луна в ночи ко мне в окно пробирается? Она засмеялась так заразительно и громко, что со стороны могли бы подумать, что здесь рассказывают самую смешную историю долины.

– Ты знаешь, оно и до тебя всходило, и после нас будет падать за горизонт.

– Не знаю, не знаю. Еле сдерживаясь от смеха ещё раз, произнесла королева. – Ну, ладно посмеялись и хватит. Скажи мне, честно война может пробраться в долину. И этот случай в дальней деревне, это произошло на самом деле? Нас ждёт та же самая участь?

– Моя дорогая, не знаю. Скоро придёт Маг к нам, его и спроси.

– Откуда ты знаешь, что он придёт? Ты ему что-то должен тоже? Она, опять рассмеявшись, положила руки Атикину на плечи и сказала: – «Давай станцуем, как в былые времена. Хочу всё забыть, я устала». Тишина прижалась к стенкам, как карманный воришка, пытающийся ускользнуть с места преступления. Ей нужна была передышка и к любому изменению она не была готова, хотя понимала, что её ни кто и спрашивать не будет. Она ждала натиска Атикина, но этого не произошло, он просто вышел с зала, тихо прикрыв двери, чтобы не помешать тишине, наслаждаться пустотой.

…

– Ты наверно знаешь. Многие, кто пытался найти свою симфонию в долине уходили в горы или в те места, где нет людей и рассвет можно встречать один на один с солнцем. Нет, не потому что они перестали любить, или им надо было очистить свою душу. Просто пытались одиночество заставить искать другой мир, надеясь, что именно в пустоте, освобождённой от всех преград родиться новый звук известный только им. Испытав это на себе, могу заверить, что самые красивые сны, – это сны, освободившиеся от внешнего мира. Но они по-прежнему одиноки, и расставаясь с ними, лучше про них не вспоминать. Это как самые далёкие миражи в пустыне. Рождаются тогда, когда ты умираешь под палящим солнцем от жажды. Я верил в это и ушёл из деревни, где жил. Я был пленником своих идей и семь нот завладели не только моей душой, но и разумом. Ты знаешь, я не пытаюсь рассказать тебе всю правду, да её и нет. Сегодня уже даже не могу сказать, зачем она нужна, когда есть ложь. Не думаю, что есть сегодня человек способный раскрыться до конца, но и также тот, кто сможет укрыться полностью от света.

– Я знаю, Повелитель ветров. Прикладывая руку к губам, показывая, что надо говорить тише с улыбкой на лице сказал Атикин.

– Маг ароматов, так его зовут люди. Голос прозвучал вперемешку с треском догорающего костра. Паленья, пытаясь найти последние силы, извергали из себя больше звуков, чем огня, но даже этой капли хватало трём путникам оставаться в тепле.

– Двигайся поближе к свету. Грейся и прекрати говорить глупости. Он простой знаток законов природы, и он научился ими немного управлять. Ни чего общего с магией это не имеет. Накрыв Дивэда одеялом очередной раз за ночь, маг протянул руки к огню, сказал: – «Согласен с тобой. Желание творить – несёт за собой шлейф необыкновенных фантазий, а единственная возможность освободиться от этого – это творить. И попавшие в этот замкнутый круг готовы лучше пропасть, раствориться, чем разорвать его»

– И я о том же. Вот так ваш верный слуга и стал невидимый. Его смех был наполнен сарказмом, злостью и уже наверное не подчиняясь ему он стал заполнять тишину, заглушая собой все звуки леса ожидающего рассвет.

– Кто так смеётся? – вытягивая руки вверх и освобождаясь от одеяла, произнёс Дивэд.

– Всё-таки разбудил. Со злобой в голосе произнёс Атикин. – Поспи ещё немного, я его отправлю собирать грибы для супа, а ты поспи. Ложись, мой хороший нас ждёт ещё длинный путь.

– Если ты умеешь варить суп, то я схожу за грибами.

– Сходи куда-нибудь уже, только дай ребёнку поспать. Сказал маг, указывая в пустоту в сторону леса. Давая понять, что тот может идти.

Пометки на полях… Не хватает эпохи помещённой в ушко иголки. Мгновения, ценою больше жизни, перевернувшее всё понятие о самом Атикине. Он признался перед самим собой. Не знаю зачем, но когда мне его дал почитать Анил (после стилистических своих правок), я практически поменял своё мнение о нём. Хотя главное правило отражения ни один из героев не смог переделать ни в нашем эксперименте, ни в другом. Прочтите его, а потом я добавлю, чего не хватает: – «Что лучше всего говорить тем, кто спрятался во время жизни за собственные проблемы, а упав один раз, даже не попытался приподняться. Начать со слов скорби о самом себе или радости, что остался по прежнему жив или с скомканных чувств, что выглядят как кусок бумаги на котором пытались нацарапать сломленным пером без чернил. Самый большой страх сделать шаг вперёд, может распахнуться безграничный мир, что напугает ещё больше. Может им оставить его, таким как он, есть. К солнцу руки не протягивать и просто доволочить свои дни, отсидевшись в темнице своих грёз. Но мы же когда-то стремились подняться, будучи детьми, карабкались на плечи к отцам, взбирались на ближайший холм зимой, потом спускались с него на санках. Значит нам не совсем чуждо стремление вверх. Кто это останавливает? Что становится той преградой, и почему мы боимся заглянуть за неё? И кому то всё-таки в этой долине это надо, чтобы ты стал таким?

Ища ответы на эти вопросы, я всё больше путался и уходил от истины. Сегодня, поклявшись своими детьми, что я закончу свою книгу и передам её магам. Хочу последний раз попытаться пробраться туда, куда я даже боялся подумать зайти – это не моё сознание и душа, это не мои чувства и мысли, это не моя муза и не написанная музыка. Всё это всегда шло по тонкой тропинке жизни между тьмой и светом, оставленной мной лишь потому, что я спрятал правду так глубоко, что сам уже поверил, что она мне не нужна. Да мне легче было обманывать себя и других, но сегодня я хочу признать, что правда от этого не исчезла, а просто, закрыв дверь, притаилась. Были моменты, я ощущал себя навозным жуком, копошившемся только в своём помёте. Но удивляло не это, я никогда не пах. Маг ветров снял с меня наверно даже запах пота и я, имея тело, был невидимым для других. Меня не замечали до того момента, пока я не начинал играть. При помощи музыки я вознёсся над всеми зловониями, отшвыривая весь мусор прочь, превращая его для людского взгляда в золотой песок. И крепко вцепившись в своё умение, я отточил его до самой совершенной формы мастерства став лучшим среди лучших. Но буду честен, хотя бы сегодня – у меня не было выбора, иначе страх перед войной разъел бы меня изнутри, как червь разъедает труп. Я ненавидел себя за это с каждым днём всё больше и больше. Но каждый страх, словно невидимый строитель, закладывал всё более прочный фундамент для башни отчуждения, куда мне пришлось со временем переселиться навсегда. Я ловил себя на мысли, что моё время сочтено и даже самоубийство вряд ли смогло бы меня спасти.