Их окружили джемшиди. Гифт высокомерно, как если бы он стоял в приемной королевского посольства, сказал первому горбоносому, заросшему до самых глаз бородой, лучше всех вооруженному и потому похожему на начальника:

– Я – секретарь королевского посольства в Гюлистане. Отведи меня к губернатору Ферраха, он даст тебе рупию…

Люси рассматривала обугленных, черных людей, стройных и своеобразно прекрасных, в черных пышных завязанных чалмах, похожих на чудовищный цветок. Родичи Абду‑Рахима. Она не знала ни слова на их языке. По‑видимому, они были довольны: два пленника – чужестранец и женщина – это добыча и выкуп.

Перси Гифта довольно грубо заставили сесть на коня позади одного всадника. Ему связали назад руки. Но Люси уступил лошадь начальник и сам взял в руки повод. Помогая ей сесть в седло, он увидел кольцо на указательном пальце Люси, взял ее руку, и все шестеро сразу заговорили, горячо перебивая друг друга, обращаясь к Перси Гифту.

– Они спрашивают, откуда у вас кольцо Абду‑Рахим‑хана?

– Скажите, что я отвечу в городе…

И джемшиди тронулись в путь галопом – их торопило любопытство.

Пока Перси Гифта подкидывало в седле позади громадного сухопарого всадника, он старался принять удобную позу и понять поведение его спутницы.

История с конвертом? Допустим, это женская прихоть – любопытство плюс экстравагантность… Нельзя же предположить заранее обдуманный план и покушение на служебную репутацию Гифта. Двойная игра, провокация агента?… Это невероятно! Он знал каждый шаг Люси в Москве и в пути. Но выстрел в шину? Но кольцо Абду‑Рахима?… Решительно трудно иметь дело с женщиной.

Недоумения и размышления продолжались еще два часа и окончательно сбили с толку Гифта в Новом Феррахе. Над цитаделью развевался не обычный четырехцветный флаг с барсом, не флаг Гюлистана, а зелено‑красный флажок. На кавалерийском плацу, сплошь черном от толпы, в четырехугольнике часовых стоял аэроплан. Толпа, которая встречалась по дороге, была почти сплошь вооружена, и, наоборот, солдаты гарнизона против обыкновения безоружны. Во дворе цитадели ходили люди, ничуть не похожие на чиновников или офицеров. Большей частью это были джемшиди или те, кого Гифт привык видеть из окна кареты на базарах, в кузницах, в мастерских и подвалах кожевников. Это были ремесленники. Странно… И все‑таки он не допускал мысли о перевороте. Это слишком невероятно для Гюлистана.

Больше часа они оставались во дворе цитадели, под солнцем, среди любопытной толпы, и пока Гифт проявлял ярость и нетерпение, Люси наблюдала суету, говор и пестроту толпы с явным любопытством. Затем по внешнему виду унтер‑офицер, со срезанными знаками отличия и без кокарды, сбежал к ним по лестнице, и их повели по темным сырым коридорам, где свет падал ломаной линией из косых бойниц.

На плоской крыше среди ворохов бумаги, окруженные писцами, сидящими на корточках, стояли три человека. Горбоносый, с серебряной бородой, в потертом европейском платье, молодой человек, почти юноша, с маузером на ремне и с поясом из патронов, и турецкий офицер‑инструктор Юсуф‑бей, которого Люси дважды видела у Абду‑Рахима.

Перси Гифт с нескрываемой яростью сказал, что произошло недопустимое нарушение международного права, что дипломатический представитель подвергнут грубому насилию. Ответственность за происшедшее он возлагает на власти Гюлистана, а пока желает видеть губернатора Нового Ферраха. Сдержанный шепот и усмешки заставили его оглянуться. Несколько стариков в белых одеждах и черных чалмах, усмехаясь, переглядывались между собой. Говор, гомон и смех шли снизу от узкой дзори и винтовой лестницы, где лязгали оружием и непрестанно двигались люди.

Седобородый старик помолчал, потом довольно равнодушно сказал; что губернатора можно видеть, но вряд ли это будет иметь значение, потому что губернатор в тюрьме, что ни один путешественник не застрахован от случайностей в стране, где происходит революция. Если же иностранец действительно дипломатический чиновник, то он будет отправлен в Мират.

На этом должна была бы кончиться беседа, так как известие о революции отбило у Перси Гифта всякое желание продолжать разговор, но тут произошла новая неожиданность со стороны Люси. Она выдвинулась вперед и сказала, дрожа и бледнея так, что эта бледность превозмогла загар и дорожную пыль.

– Юсуф‑бей, я знаю вас. Скажите этим людям, что человек, называющий себя дипломатическим представителем, – шпион и убийца.

Она схватила руку Юсуф‑бея. Шатаясь от непостижимого волнения, она выкрикивала дрожащими губами в припадке нечеловеческой ярости:

– Этот человек – убийца Абду‑Рахим‑хана. Скажите родичам. Это он подкупил курдов, это он заплатил курдам за голову Абду‑Рахима…

Не понимающие ее языка джемшиди притихли. Ее необычайное волнение передалось всем. Пока Юсуф‑бей переводил ее слова. Перси Гифт успел сказать: “Вы сошли с ума…” Но она не понимала и не слышала его слов.

Меджид выразил некоторое удивление, остальные встретили слова Люси мертвым молчанием. Перси Гифт попробовал возразить, но это вызвало движение среди людей на винтовой лестнице, которые, видимо, с трудом сдерживали негодование.

Люси продолжала:

– Он называет себя секретарем посольства… У него нет ни одного документа, подтверждающего его слова. Он дважды тайно перешел границу: как русский офицер и как бухарский купец. Скажите им! Вот у меня кольцо Абду‑Рахим‑хана! Вот у меня его письмо! Вы знаете, что я была близка с Абду‑Рахимом. Юсуф, скажите, что я мщу за него. Я хочу смерти этого человека. Помните, что они сделали с Абду‑Рахимом на перевале Хорзар?…

Наступила реакция. Люси еле держалась на ногах.

Меджид выслушал Юсуфа и кивнул головой.

– Я сказал! Амед отвезет его в Мират. Юсуф‑бей, ты доставишь туда же женщину.

Когда юноша с маузером приблизился к Гифту, он снова пытался что‑то сказать, но слова его пропали в бешеных криках джемшиди, которые требовали выдачи убийцы Абду‑Рахима.

* * *

Вечер. Перси Гифт лежит связанный в палатке Амеда на земле. В двух шагах от него, упираясь рукой в землю, заглядывая ему в лицо, полулежит Люси Энно.

Вокруг палатки, выбрасывая носки, лязгая винтовкой, шагает часовой.

– Я должна с вами поговорить, Перси Гифт. Мне будет больно, если вы умрете и не узнаете, за что я убиваю вас руками этих людей… как вы руками других убили Абду‑Рахима.

Она умолкает и говорит с некоторой мечтательностью:

– Бедные, тупые чиновники, вы и майор Герд! Вы думаете, что знаете людей. Вы думали, что Люси Энно эксцентричная кокотка, слегка истеричка. Стоит ли задумываться? Все дело в банковых билетах: Абду‑Рахим‑хан, майор Герд, третий, а может быть, четвертый и десятый… У женщины нет предрассудков, приятное лицо, хорошая кожа, она хорошо сложена. Пусть она будет “74”.

Теперь она плачет.

– Абду‑Рахим‑хан! Мне тридцать два года, Гифт, Вы отняли у меня последнюю любовь. Двести сорок дней я знала Абду‑Рахима. Когда вы убили его, я плакала, как невеста, четыре ночи. Но днем вы видели меня прежней. Я искала мести и нашла ее.

В Константинополе в отеле две недели я провела с Гердом. Я могла убить его так же просто, как могла убить вас на границе, когда вы держали в руках кожаный конверт и торжествовали… Но так убиваете вы. Грубо и просто. Вы сделали меня фурией… Ночь за ночью я придумывала план мести вам обоим… Вы слышите, Гифт?…

Но Гифт молчит, закусив губы…

– Вы меня хорошо слышите – я знаю. Все мертво в моем сердце. Вы отняли Абду‑Рахима и состарили меня. Такой человек, как вы, – механический счетчик, хронометр, – разве вы поймете, что вы сделали со мной?! Случай дал мне в руки месть. Вы – первый, Герд – второй, и конец. Знаете, Перси Гифт, что с вами сделают те, что стоят лагерем вокруг нас?

Гифт ворочается и старается приподняться.

– Кому достанется честь покончить с убийцей Абду‑Рахима?… Ударить убийцу треугольным ножом так, чтобы кровь брызнула на могилы жертвы… Для этого, тайно от седого старика в цитадели вас отвезут ночью, связанного поперек седла, за городскую стену, на могилу Абду‑Рахима. Вы хорошо знаете обычай, Гифт. Превосходный, почтенный обычай – кровавая месть…