Арцибашева убивают. На наших глазах.
Все, что написано в письмах против Арцибашева, – несправедливо. Этот талантливый и ответственный человек не заслужил такого отношения. За девять лет своего правления он сделал удивительно много.
Я часто бывала в Театре Маяковского как зритель и могу свидетельствовать, что в художественном отношении это был крепкий «актерский» театр с внятным репертуаром. Это выводило из себя нынешнюю театральную мафию – которая, видимо, и позаботилась о нынешней катастрофе.
Главная задача нынешней мафии – оттеснить профессионалов, для того, чтобы торжествовали покорные ей дилетанты. Или шифровщики пустоты, лучше всего с иностранными фамилиями. Таким образом, мы сделаемся совсем-совсем Европой. Все будут в черном ходить по сцене и играть полное отвращение друг к другу и к жизни. Это абсолютно устроит критиков, которые именно этими чувствами и преисполнены!
А Сергей Арцибашев с его уральским упрямством торчал как кость в горле поперек этих процессов. Он хотел сделать нормальный зрительский театр, «бульварный театр», где можно глубоко впечатлиться русской классикой, а можно развлечься на старой бродвейской пьесе. Но критики, еще с совка убежденные, что развлекаться в театре неприлично, корили его каким-нибудь прелестным «Разводом по-женски», где отчаянно сверкает абсолютным комедийным даром Ольга Прокофьева…
Арцибашев постоянно заботился о своих актерах. Игорь Костолевский, нынешний противник режиссера, в его руках просто-таки заблистал как драматический артист. Арцибашев открыл талант Даниила Спиваковского. Не переставал думать о своеобразии Михаила Филиппова. Подыскивал роли для Немоляевой, Лазарева, Кашинцева, Охлупина. В «Трех сестрах» в роли Наташи отличилась Зоя Кайдановская – дочь теперешней врагини режиссера Евгении Симоновой.
И это при том что Арцибашев – прекрасный актер, посильнее тех, с кем возился, отыскивая в них искры дарования. Лучше бы он сам играл побольше. Ведь, в отличие от многих актеров, Арцибашев умница, и понимает, что он играет. Он живет в большом мире, где есть Бог, Россия, природа, любовь, судьба и прочие крупные вещицы.
А многих актеров подводит узость кругозора, лень, нелюбопытство и склочность. Они часто вообще не знают, что происходит в театре. Свои крошечные проблемы они считают огромными!
Интересно, актеры Маяковки, свергнувшие талантливого и трудолюбивого человека, думают такой ценой обрести счастье?
Господа актеры, поверьте, впереди у вас – только катастрофа, и более ничего. Вы хлебнули крови, как акулы, и вы уже не остановитесь.
Как говорится, дальше – тишина.
2011
Да, это была удивительная игра!
Театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова (Санкт-Петербург) под руководством Рудольфа Фурманова с 11 по 20 февраля показал одиннадцать спектаклей на сцене Театра имени Станиславского и совершенно покорил московскую публику.
Бедные петербургские актеры, дико талантливые, умные, нервные, не обласканные, не обогретые в суровом родном городе, где человеконенавистничество – это норма жизни, чуть не плакали, увидев, как все-таки Москва умеет и любит любить. Ведь в Питере нет телевидения, нет передач об искусстве, никакой славы не светит никому, о деньгах я вообще помолчу…
А тут – зал замирал, почуяв крупную, большую актерскую игру. Кричал «браво», не отпуская артистов. Многие были удивлены и потрясены уровнем неизвестного им театра – люди спрашивали, а почему о нем так мало пишут и говорят?
А потому, что картина театральной жизни Москвы, Петербурга и России в целом – злонамеренно искажена в СМИ. Перехваленные театры и спектакли, которые завалены наградами и показаны по каналу «Культура» – на восемьдесят процентов дурная самодеятельность, мертвечина или дегенерация. Всё настоящее, ценное, живое пробивается с огромным трудом.
Я лично все спектакли нынешнего зацелованного критиками Александринского театра или Театра Вахтангова отдам за один только выход на сцену актера Сергея Русскина (в «Русской антрепризе» он играет Иудушку Головлева в «Господах Г…» по Щедрину, Штольца в «Обломове» и несколько персонажей в «Мертвых душах»). Это настоящий, большой русский актер масштаба, может быть, Николая Гриценко, на которого отчасти похож. Огромная психологическая глубина при острейшем внешнем рисунке, пиршество интонаций, самобытность, парадоксальное, злое очарование – Русскин мог бы украсить любую академическую сцену. Лично видела, как приятно изумленный Эдвард Радзинский после «Головлевых» жал ему руку.
А Русскин, как и все остальные фурмановские молодцы, выходит на крошечную сцену «Русской антрепризы», которая в Петербурге чуть больше стенного шкафа. И это пространство – все, что нам, любителям обыкновенного, классического русского психологического театра, осталось. Ютимся в щелях и подвалах!
А Сергей Кузнецов? Появился на пять минут в «Днях нашей жизни» Леонида Андреева в роли немца-врача, тайного сладострастника. И создал прелестный этюд о том, что глупый и одинокий мерзавец может быть и отвратительным, и трогательным одновременно. Он же, Кузнецов, веселит публику в роли профессора в «Плодах просвещения» Толстого без всякой карикатуры, ведь это захватывающе интересно – понять и представить публике психологию безнадежного дурака, к тому же ученого.
И так в каждом спектакле – сплошное наслаждение от актерской игры. Вспоминаешь то бешеные, безумные глаза Сергея Дьячкова – благородный преступник, генерал Хлудов (спектакль по «Бегу» Булгакова), то несчастного, простодушного Евгения Баранова – Кисельникова (герой «Пучины» Островского). То блистательного во всех ролях Сергея Барковского, с его особенной темой упрямого противостояния души враждебному миру. Гомерически смешного и трепетного Аркадия Коваля (третий мужик в «Плодах просвещения»). Нежного, душераздирающего Александра Чевычелова («Обломов»)…
Хороши и женщины – Нелли Попова, Мария Лаврова, Полина Толстун, Наталья Парашкина. Хороша, я бы так сформулировала, общая атмосфера полной осмысленности происходящего. Ведь режиссеры спектаклей «Русской антрепризы» – Влад Фурман и Юрий Цуркану – хоть и ученики самого Товстоногова, но вовсе не замшелые какие-то архаисты. Они знают толк в сценической форме, разрабатывают и пластику спектакля, и его звучание. Могут и пофокусничать, и пошалить – пожалуйста. Но главное в театре, который носит имя, наверное, самого чудесного артиста второй половины ХХ века, Андрея Миронова, – это актеры. Такой закон.
Этот закон утвержден душой, влюбленной в актерское искусство – душой Рудольфа Фурманова.
О сила мечты! Как далеко может завести страстную душу деятельная любовь! Вообразите: Фурманов, контуженный в блокаду, без дикции, без координации, без надежд на театральное образование, простой советский инженер, начинает с 1958 года организовывать актерам гастроли. Подыгрывает им в поездках по необъятной родине. Честно платит. Хорошо улаживает дела. Завязывает дружеские отношения с Симоновым и Лебедевым, Смоктуновским и Яковлевым, да что там! Практически со всеми большими актерами конца прошлого века.
И он счастлив, подыгрывая им, питаясь их лучами, живя хотя бы с краешку их «земляничной поляны».
И вдруг счастье обрывается.
Любимые – уходят. И вместе с ними уходит великий театр.
А как жить дальше?
И Фурманов делает решительный шаг: если больше нет того, что он так страстно любил, придется заняться практической магией. Он пробует воскресить то, что дорого сердцу! Он строит свой театр, где принимается шаманить и колдовать: увешивает все стены портретами любимых актеров, берет в репертуар пьесы, которые видел в юности, заманивает к себе талантливых людей. Если вы когда-нибудь видели бледного человека в очках, небольшого роста, который начинает волноваться и кричать, как раненый олень, как только речь заходит о театре, – это он и есть, «сумасшедший антрепренер», «Рудик», «Рубздилка» – как ласково именовал его Миронов. Этот театр – его дитя, его сон золотой, его великая иллюзия, его голубая мечта. О своем театре Фурманов думает двадцать четыре часа в сутки.