Мужчины и женщины спектакля разобщены, у них нет понимания, они говорят каждый о своем. Столько кругом интересных мужчин, а милая барышня с рюмочкой бродит совсем одинокая, и грустным облачком не услышанного призыва повисает в воздухе ее реплика – «лгать и брать взятки это дурно, а любить – это никому не мешает…» Но мгновенный укол жалости к несчастной тут же проходит – на смену идут другие настроения, другие реплики. Слишком пристально и подробно мы не рассмотрим ни одно лицо – потому что перед нами не отдельные лица, но как будто общее тело, наделенное общей душой. Драма этой души в том, что она ничего толком не знает о своем предназначении и о жизни «там и потом», вне террасы, за гробом, вдали – может быть, на другой планете? Зачем же тогда нужна эта жизнь, нелепая, странная, где надо много есть, покупать квартиры, иметь детей и следить, чтоб и они много ели и покупали квартиры, а зачем все это – Бог весть.

У «русского ковчега» в СТИ несколько неожиданный эпилог. В конце второго действия ковчег погружается вниз под сцену, и наверху оказывается славный молодой человек, так сказать, переросший житейское море. Это актер Игорь Лизенгевич, вдохновенно читающий рассказ Чехова «Студент» – целиком. Мы покидаем забавное поле игры с чеховскими заметками – это уже не пестрый сор повседневных наблюдений, а именно кристалл художества. В нем речь идет о студенте, оказавшемся ночью наедине с простым народом и рассказывающем у костра историю апостола Петра. Так искренне и духоподъемно, что народ плачет и понимает суть этой вечной радостной трагедии, ощущает связь далеких времен со своим тяжелым существованием. Это уже не исповедь, а проповедь, и здесь становится ясно, что СТИ, со своими березками у входа, актерской чистотой тона, серьезностью, литературностью, – имеет некую мысль. Это давняя интеллигентская мысль об особой духовности, не противопоставляющей себя церкви, но идущей рядом. Цепь такая: Евангелие – русская классика – театр. Серьезный литературный театр, постоянно думающий о смысле жизни и формирующий таковую же публику.

Такая линия всегда была в нашем театре и всегда давала плоды – но… Попробую объяснить, почему «но». Театр соединяется с проповедью – но не надолго. Потому что он в полном смысле слова «от мира сего». Вот я, прожженный театральный зритель, я сижу в СТИ и мне все решительно нравится, я могу оценить музыкальную чистоту и прелесть общего тона актеров – но тем не менее я бы посмотрела на Алексея Верткова и Мириам Сехон в больших ролях, хоть в том же Чехове, и меня, как рыбу на крючок, можно поймать на старинный смысл театра (переживание вместе с героями). А на проповедь, даже талантливую, я ловлюсь плохо. Скажу совсем прямо: это своеобразное «лютеранство» СТИ меня несколько смущает. Пока что «священная серьезность» учительства и проповедничества, основанная на «священных книгах», соединена в СТИ с великолепным театральным искусством. Но что, коли она возобладает? Не поблекнут ли живые цветы актерских дарований (а их в СТИ десятки!)?

Впрочем, мои страхи, конечно, преувеличены. «Записные книжки» зритель смотрит с неослабевающим интересом и живо реагирует на ум и меткость авторского слова. Необычный Чехов добыт СТИ с интересного «кругового» захода, непрямым путем, но это Чехов, с его строгостью, насмешливостью и могучей воспитательной дланью. Думаю, что сегодня в Москве вряд ли сыщется театр, где труппа в двадцать два человека так точно и прекрасно понимала бы друг друга – так что «русский ковчег» по версии СТИ плывет бодро и обязательно куда-нибудь доплывет. Доброго пути.

2010

И совесть потеряли, и режиссера

В Театре имени Маяковского – печальные события. Его художественный руководитель, народный артист РФ Сергей Арцибашев, покидает свой пост. Он уходит, облитый помоями, униженный клеветой и оскорблениями. Бессмысленный актерский бунт, затеянный в театре, привел к тому, что труппа Маяковки потеряла разом все – и совесть, и режиссера.

Они, наверное, думали травить его долго и с наслаждением – а он взял и ушел. Свез письмо в Департамент культуры – и все. Такой вот тиран и деспот.

Объяснил свое решение просто и понятно: «У меня маленькие дети, и одно сердце».

Молодец.

В театре ничего не сделаешь без любви, а если труппа вдруг заболела ненавистью, надо уходить. Арцибашеву есть куда возвращаться – он ведь создал некогда свой авторский театр на Покровке, где его по-прежнему любят и знают ему цену.

А это цена немалая. Дар рождать из себя целый театр – это дар редкий. Больше половины руководителей московских театров его лишены. А Театру имени Маяковского девять лет назад повезло – они уговорили, умолили Арцибашева прийти к ним, оставшимся после смерти Гончарова в глубоком кризисе. Те же самые и уговорили, которые теперь проклинают…

Ураганная болезнь ненависти овладела труппой Театра имени Маяковского как-то вдруг. Во всяком случае, история с письмами протеста против Арцибашева уложилась в пару месяцев.

При этом надо заметить, претензии группы актеров (инициаторы – И. Костолевский, Е. Симонова, М. Филиппов) к Арцибашеву носят характер коллективных галлюцинаций.

Так, например, они утверждают, что он не объявил им планов на сезон, что они не знают, что будет происходить в театре.

Однако же планы на сезон были объявлены, и осенью в филиале состоялся выпуск спектакля «Не все коту масленица» в постановке известного режиссера Леонида Хейфеца. Начались репетиции «Месяца в деревне» с Е. Симоновой в главной роли. В конце января сам Арцибашев собирался приступить к репетициям по Достоевскому («Село Степанчиково…») – и ждал актера Михаила Филиппова, который отпросился сыграть премьеру в театре «Эрмитаж».

Учтите эту деталь: тиран и деспот Арцибашев спокойно отпускает своего актера в другой театр, ждет, когда тот освободится. А этот актер, освободившись, начинает сочинять письмо, что режиссер развалил театр и ничего не говорит о своих творческих планах!

Да, Арцибашев взял на себя огромную ношу: большая и малая сцена плюс филиал Театра Маяковского, вдобавок Театр на Покровке. Четыре сцены! Конечно, тут неминуемы упущения, огрехи. Возможно, у режиссера тяжелый характер (хотя характер М. Филиппова, мне кажется, потяжелее будет). Но надо уметь разделять главное и второстепенное – это же важный признак интеллекта!

Сергей Арцибашев – талантливый человек, преданный театру, который думает и заботится о своем деле ежечасно. Это – главное.

Корят его плохим состоянием зала и закулисья – старые стулья, трещины в стенах и тому подобное. Но ведь театр поставлен на плановую реконструкцию, а кто ж будет выделять деньги на текущий ремонт, если уже запланировано поменять все? Актеры сами могли бы, между прочим, прийти в свой родной театр и поработать для него, что-то починить, подлатать, как это делают их коллеги во многих странах мира. Правда, в этих странах нет званий «народных артистов». Там некому читать нотации провинившемуся худруку с барственной важностью…

Когда бунтари направили режиссеру (а также начальству) свое письмо, предлагающее ему покинуть театр, оказалось, что он болен, от стресса болезнь стала опасно прогрессировать, и Арцибашев лег в онкологический центр на Каширке. Это никого не остановило. Наоборот: народные артисты стали писать еще больше и доходчивее. Даже обратились к одному театральному сайту, вздумавшему защищать Арцибашева, с просьбой не собирать подписи в его поддержку.

И заплясало от счастья людоедское племя по имени «московские деятели театра»! Ура-ура! Можно сожрать человека! Ведь, как написал Шварц в пьесе «Тень», «человека легче всего съесть, когда он в отпуске или болен». В Союзе театральных деятелей на церемонии вручения премии «Гвоздь сезона» нынешний любимец бесстыдных критиков режиссер К. Богомолов и никакой актер Епишев изволили публично издеваться над Арцибашевым. Под «бу-га-га» всего зала!

Бывают сложные случаи – а это случай простой.