Как известно, в современном Китае еще большую роль играют пережитки феодального строя, поэтому неудивительно, что "Книга перемен" продолжает существовать там не только в качестве объекта филологии и истории, но и в качестве гадательного и философского текста. Еще в 1911 г. В.М.Алексеев мог достать у уличного гадателя тот текст, по которому до нашего времени производятся мантические операции[697]. Это не подлинный текст "Книги перемен", а лишь список гексаграмм с приложением витиеватых изречений неизвестного автора, скрывшегося под псевдонимом Старец Дикий Журавль. Издана она в 1892 г. и представляет собою дешевый ксилограф, полный ошибок. Однако она – несомненное свидетельство того, что "Книга перемен" в современном Китае не только изучается в среде филологов (таких, как Юй Юн-лян, Ху Ши и др.).

Присутствует "Книга перемен" и в эпиграфике, например, в надписях на монетовидных амулетах, как любезно сообщил мне В.М.Алексеев. Эти надписи – чаще всего изображения триграмм, иногда сопровожденные изображениями драконов, циклических животных или знака инь-ян. Встречаются и надписи вроде "Гадаю на восьми триграммах "Книги перемен"", "Гадаю по "Книге перемен"", "Гадаю по "Книге перемен"" и проникаю к духам". На обороте – обычные благопожелательные надписи.

Техника гадания уличных гадателей упрощена до предела. Вместо классического отсчета 50 стеблей тысячелистника[698] гадатель просто встряхивает бамбуковой кружкой, в которой свободно лежат 64 палочки, пронумерованные от 1 до 64. Выпавшая первой палочка механически указывает гадающему номер гексаграммы[699]. В таком гадании собственно уже утрачен основной смысл мантического использования "Книги перемен", которое по своему замыслу должно указывать сам переход, превращение одной гексаграммы в другую – "изображение" смен жизненных ситуаций[700].

Наряду с этим чисто мантическим применением "Книги перемен" в Китае до последнего времени существовало и ее этико-мистическое использование как "книги мудрости". Оно было сосредоточено в мистическом братстве "Дао-дэ сюэ-шэ" ("Научное общество морали") в Пекине. К нему, как указал Руссель, принадлежал и Р.Вильгельм, чей перевод "Книги перемен" отражает ее интерпретацию в этом братстве, недавно, по слухам, закрытом китайским правительством.

В Японии мы видим почти то же, что и в Китае. Наряду с университетским научным исследованием памятника существует и гадание по "Книге перемен". В 1928 г. на улицах японских городов (Токио, Осака, Киото, Кобэ и др.) мне приходилось много раз видеть вывески профессиональных гадателей. Тогда же мне удалось достать "Лекции" Охата Дзюсая – своего рода учебник гадания по "Книге перемен", построенный на подлинном ее тексте (каноне, "Туань чжуани" и обеих "Сян чжуанях"), в отличие от китайской гадательной книжки Старца Дикого Журавля. Мне приходилось слышать от совершенно интеллигентного японца (преподавателя высшей школы!) признание правильности предсказаний "Книги перемен" и видеть его серьезное отношение к гаданию. Это совсем не удивит нас, если вспомнить, что само японское правительство всячески поддерживает ицзинизм, тратя немалые средства на содержание целого штата придворных гадателей, так называемых оммѐка, и, по свидетельству Р.Вильгельма, в затруднительных дипломатических казусах прибегая к гаданию по "Книге перемен". Живучесть "Книги перемен" в Японии особенно подтверждается тем, что существует целый ряд японских "синологов", которые изо всех сил занимаются ее интерпретацией во славу царствующего дома или борются с "крамолой" содержащейся в ней гексаграммы №49 Гэ (Смена), по-видимому неприятно напоминающей этим монархистам о гэ-мин (по-китайски) – "революции"[701].

В Китае же идеология Чан Кай-ши делает на наших глазах резкий поворот назад, к националистически понимаемому и переосмысляемому прошлому[702]. Чан Кай-ши, еще несколько лет тому назад категорически отрицавший Конфуция, в 1934 г. уже соперничал с другими генералами в жертвоприношениях в храме Конфуция. А правительство Северного Китая восстанавливает школьное изучение конфуцианской литературы, отмененное несколько лет тому назад.

До тех пор пока Китай и Япония будут оставаться буржуазными странами с пережитками феодализма, "Книга перемен" в них будет существовать так же, как существовала до сих пор. По ней будут гадать и кули и дипломаты, ее будут так же противопоставлять Гераклиту Эфесскому, как ничем не уступающую творениям великого грека свою национальную реликвию. Когда же падет существующий строй в этих странах, тогда и к "Книге перемен" будет установлено правильное отношение – как к весьма крупному памятнику прошлого, но именно прошлого, а не живой современности с ее борьбой и движением вперед[703].