– Я тут кусочек земли присмотрел, подсохший. Раскопаю под картошку.

Анна узнала этот родной волжский говорок с оканьем. Узнала она и мужиков. Михалыч был из соседнего села Пряниха и ехал до Котласа в одном вагоне с ней, а Петро в вагоне рядом и иногда заходил в вагон к своему земляку Михалычу. Видимо дружба у них была древняя. Анна чуть не кинулась к ним «Родные мои», но порыв был мгновенный и она даже не шевельнулась, продолжая слушать знакомые и близкие голоса:

– Как без огорода? Огород нужен. Моя вот пилит домик какой никакой поставить. Невмоготу в бараке жить. Надо бы лес выписать, к Клюеву идти, да морду видеть его не хочется.

– Угробил парня.

– Ничего, как‑нибудь ему это отольется.

– Надо бы оградку Алексею на кладбище сделать.

– Сделаем – заверил Петра Михалыч – Мужики рейку приготовили. Подсохнет, строгать начну.

Анна, зажав ладонью рот, беззвучно заплакала, растроганная человеческой добротой и с благодарностью смотрела сквозь щелку в ветвях на близких теперь ей людей.

С узкоколейки что‑то прокричали.

– Пойдем, зовут – сплюнул Петро – Социализм надо строить.

Оба, ломая сучья под ногами, направились к узкоколейке.

Анна откинулась на кучу, вытянула отекшие ноги, вытерла слезы и потихоньку приходила в себя. Встреча с земляками, хоть и односторонняя, взволновала Анну и она уже не чувствовала себя такой чужой в этом лесу. Напряжение прошло и Анна почувствовала острый голод. Она раздвинула ветви и огляделась. Рабочие спускались в ложбину, неся на плечах инструменты – ломы, кувалды, лопаты. Анна приподнялась и согнувшись попятилась вглубь березняка. Здесь она скинула котомку и решила сделать привал. Анна развязала котомку, достала банку рыбных консервов, раскрыла ее и проглотила слюну. Отхватив от буханки хлеба добрый ломоть, она с наслаждением углубилась в процесс приема пищи. День должен быть погожим. Солнце стала чуть пригревать. Лесная тишина нарушалась редкими криками людей. Где‑то в стороне слышался треск падающих деревьев, стук топоров. «Социализм строят – усмехнулась Анна, вспомнив слова Петра – И зачем это – размышляла она – Дать им свободу и все. Вон Михалыч и огородик хочет раскопать и домик думает строить. Так ведь и земли дадут с гулькин нос и леса могут не выписать. Хотя тут и земли и леса края не видно. А все равно – решила Анна – И землю они распашут и дома построят, корни здесь свои на севере пустят и детей вырастят». За этими размышлениями, Анна насытившись незаметно сомкнула веки, размякла и задремала. Сказался недосып этой ночью и нелегкая дорога сюда. Сон был коротким, но глубоким. Анна потянулась, хрустнула пальцами и прислушалась. Никаких изменений не произошло. Все также с треском изредка падали сваленные деревья. Потихоньку этот рабочий шум стал утихать, а потом прекратился. Анна насторожилась, но быстро догадалась – «Обед наверное». Она достала часы, щелкнула крышкой. Да, время подходило. Анна решила вернуться к узкоколейке. Завязав котомку, она бросила взгляд на пустую консервную банку и повертев ее в руках, сунула в карман телогрейки. «Брошу где‑нибудь, а здесь следов оставлять не надо» – осторожничала Анна. Почему она боялась оставить свои следы, чего она остерегалась, Анна сама не могла себе ответить. Она понимала что ее сюда привело. Это была ненависть к человеку, который принес горе ей, Шуре, отняв жизнь любимого ими человека. Как Анна выплеснет эту ненависть, что сделает, она еще не понимала и ничего не планировала. Пока она хотела только одного – увидеть Клюева, почувствовать его присутствие и дать ему понять, что причиненное им зло не прощается.

Анна подошла ближе к узкоколейке, обратно к той куче ветвей, где пряталась накануне. Она присела и взглянула поверх ветвей. Из ложбины поднимались рабочие. Они собрались наверху и двинулись сквозь лес в сторону правой ветки узкоколейки. «Обедать пошли – догадалась Анна – У них там вагон‑столовая. Ну что ж буду ждать. Этот должен приехать скоро, если ничего не изменится».

Анна устроилась поудобней и приготовилась к ожиданию. Ждать пришлось не долго. Рабочие – путейцы уже пообедали и прошли опять в ложбину, вновь раздался стук топоров, когда гордо заявляя о себе пронзительным гудком, вдали показался паровоз с вагоном впереди. Он резво пробежал расстояние до Анны, притормозил, шумно пыхтя, потом крадучись подвел вагон к самому краю ложбины. Дав три коротких свистка, машинист вылез из своей будки и побежал в конец вагона. Там он взял с обочины здоровое полено и сунул его под передние колесные пары. «Что он так близко к спуску поставил вагон? – не поняла Анна, а потом догадалась – Ему же заказывали накладки и болты привезти. Выгружать здесь будут, чтобы ближе тащить».

Машинист отцеплял вагон от паровоза, когда в дверях показался человек. «Клюев» – сузила глаза Анна. Он был в кожаной фуражке и плаще серого цвета. На ногах высокие яловые сапоги. Лицо было трудно рассмотреть, оно скрывалось в тени тамбура. Но вот он ступил на подножку вагона и окликнул машиниста возившегося со сцепкой. Теперь лицо Клюева попало в свет солнца и Анна отчетливо рассмотрела его. Черты его лица вызывали у Анны неприятные чувства. Одутловатое с толстыми мясистыми губами и узкими глубоко посаженными глазами оно напоминало ей борова, когда‑то жившего в сарае у тетки Даши. «И фигура‑то подстать ему» – заключила Анна.

Клюев не стал спускаться с вагона и остался там, поджидая машиниста. Тот вскоре справился со сцепкой и подбежал к Клюеву, тот необычным для такой фигуры скрипучим голосом прокричал:

– Оттащишь платформы с лесом от бригады. Полуэктова, потом приедешь за мной и рабочими. После этого заберешь платформы у бригады Лопатина. Понял?

– Понял. Василий Павлович.

– Ну, давай. Я тут с часик бумагами займусь, а потом по бригадам пройдусь.

– Так я поеду?

– Поезжай – небрежно кивнул Клюев и присел на краю тамбура.

Машинист залез в будку, паровоз тронулся, откатился от вагона и побежал выполнять задание начальства. Клюев посмотрел ему вслед, достал портсигар и закурил. Анна сжав скулы с ненавистью смотрела в эту сытую, самодовольную фигуру. У нее возникло огромное желание подойти к ней, плюнуть в эти узкие глазки, дать несколько пощечин и уйти. Больше ей ничего не надо. Она даже чуть приподнялась, но с трудом подавив это желание, осталась на месте. Анна не боялась за себя, но она была убеждена, что ее разоблачение сразу же ударит по ее родным и близким ей людям.

Клюев бросил курить, зажал ноздри пальцами и высморкался. Анна брезгливо поморщилась. С ложбины поднялись двое рабочих и направились к вагону. Около полена, подсунутого под колеса, они остановились и один из них попытался пошевелить полено ногой:

– Что‑то Николай не башмак, а полено сунул.

– Ничего выдержит. Никуда не денется – безразлично бросил его товарищ – Пошли быстрей, выгрузим накладки. Мужики ждут.

В дверях вагона их поджидал Клюев. Он недовольно заорал:

– Чего канителитесь? Забирайте свое железо. Весь тамбур загорожен.

– Сейчас – ответили рабочие и друг за другом полезли вагон. Вскоре оттуда на землю с лязгом полетели рогожные мешки с накладками и болтами. За ними спустились и рабочие. Они наложили в ведра болты, связали проволокой несколько накладок и потащили все это с собой.

– Передайте мужикам – прокричал им вслед Клюев – сегодня раньше подходите, собрание в клубе будет.

– Ладно – отозвался идущий сзади с ведрами в руках.

Проходя мимо полена, он опять приостановился, озабоченно покачал головой, как бы осуждая беспечность машиниста Николая и ускорил шаг, догоняя ушедшего вперед товарища.

Анна тоже невольно остановила свой взгляд на этом полене осторожно глянула в сторону ложбины, затем на вагон, оценила обстановку и немного поколебавшись все‑таки приняла решение.

«Ну и прокачу же я тебя, скотина»‑ прошептала она. К злости примешалось и какое‑то озорство. Анна уже чуть ли не в охотничьем азарте уточняла свои внезапно возникший план, оставалось только дождаться, когда из соседней ветки узкоколейки выйдет паровоз и утащит в поселок платформы с лесом. Если он там задержится почему либо, а Клюев тем временем уйдет в бригады, то придуманный Анной план может сорваться. Так как машинист может заметить её около вагонов, когда будет выезжать на главный путь. Анне слышно было как там в стороне паровоз делал маневры, раздавался стук кувалд. «Ну давай же, давай уезжай, как заклинание шептала Анна торопя невидимого ей машиниста и, словно послушав её наконец то, паровоз тяжело пыхтя и пуская клубы выполз на главный путь и, медленно набирая скорость, покатил в сторону поселка, таща за собой несколько платформ груженых бревнами.