Он был полностью у них в руках, и он это знал.

На следующий день его спросили, может ли его посетить некий пастор Мюнтер, духовный наставник, согласившийся руководить им и записать историю его обращения в новую веру.

Струэнсе ответил согласием.

2

В камеру к Бранду доставили пастора Хи, и он сразу же выразил готовность составить вместе с пастором документ о переходе в другую веру и описать для общественности свое полное отречение, свою греховность и то, как он теперь припадает к ногам Спасителя Иисуса Христа.

Он, кроме того, хотя его об этом и не просили, выразил готовность отречься от идей Просвещения и особенно от мыслей, которые отстаивал некий господин Вольтер. О последнем он, кроме того, мог высказываться с большим знанием дела, поскольку когда-то, еще до путешествия короля по Европе, посетил Вольтера и прожил у него целых четыре дня. Правда, они обсуждали тогда не просветительские идеи, а театрально-эстетические вопросы, что интересовало Бранда больше политики. Пастор Хи не пожелал слушать об этих разговорах о театре, сказав, что его больше интересует душа Бранда.

Бранд вообще-то полагал, что его едва ли осудят.

В письме к своей матери он заверял, что на него «никто не может гневаться долгое время. Я простил всех, как и Господь простил меня».

Первые недели он занимался тем, что насвистывал и напевал оперные арии, полагая это естественным, поскольку он обладал титулом «maître de plaisir», или, по более позднему наименованию, «министра культуры». После 7-го марта ему вернули флейту, и он очаровывал всех своей умелой игрой.

Он считал, что его выход на свободу — только вопрос времени, и в письме, написанном из заключения королю Кристиану VII, он выпрашивал себе, «пусть и незначительную», должность губернатора.

Только когда его адвокат сообщил ему, что важнейшим, а возможно, и единственным, пунктом предъявляемого ему обвинения будет то, что он нанес телесные повреждения королю и, тем самым, провинился перед королевской властью, он, похоже, заволновался.

Это была история с пальцем.

Она была столь курьезной, что сам он о ней почти забыл; но он ведь тогда укусил Кристиана за указательный палец так, что образовалась кровавая рана.

Теперь это вышло наружу. Поэтому он прилагал все больше усилий к тому, чтобы вместе с пастором Хи выразить свой отход от свободомыслия и свою ненависть к французским философам, и это описание обращения в другую веру было очень быстро опубликовано в Германии.

В одной немецкой газете рецензию на это признание Бранда написал молодой франкфуртский студент по имени Вольфганг Гете, которому тогда было двадцать два года и который с возмущением счел все это религиозным лицемерием и исходил из того, что обращение явилось результатом пыток или какого-то иного давления. В случае с Брандом это, однако, было не так; но юный Гете, которого позднее также возмутила и судьба Струэнсе, снабдил свою статью рисунком тушью, изображавшим закованного в цепи Бранда в камере и стоящего перед ним пастора Хи, который, активно жестикулируя, учил его необходимости обращения.

В качестве подписи под иллюстрацией было напечатано короткое сатирическое стихотворение, или драматический эскиз, возможно, самое первое из опубликованных Гёте стихотворений, которое полностью звучало так:

Однако все было под контролем.

Физический контроль за заключенными был эффективным: левая нога соединена с правой рукой цепью в полтора локтя длиной, и цепь эта очень тяжелым звеном крепко прикреплена к стене. Юридический контроль тоже быстро наладился. 20 января был создан инквизиционный суд, а потом и верховная инстанция — Комиссия по инквизиции, которая под конец стала включать сорок два члена.

Существовала только одна проблема. То, что Струэнсе должны были приговорить к смерти, было совершенно очевидно. Но главной оставалась дилемма, связанная с престолонаследием.

Дилемму заключала в себе маленькая английская шлюха.

Она была заперта в Кронборге, ее четырехлетнего сына, кронпринца, у нее отобрали, ей все еще разрешалось держать при себе малышку, «пока она кормит ее грудью». Но королева была из другого теста, нежели остальные арестованные. Она ничего не признавала. И она была сестрой английского короля.

Предпринимались попытки произвести некоторые подготовительные допросы. Они не были обнадеживающими.

Королева действительно представляла собой проблему.

Гульберг вместе с делегацией поддержки из трех членов комиссии был направлен в замок Гамлета, чтобы посмотреть, что можно сделать.

Первая встреча была очень краткой и формальной. Королева категорически отрицала, что состояла со Струэнсе в интимных отношениях и что этот ребенок его. Она была разгневана, но предельно официальна, и требовала возможности поговорить с английским послом в Копенгагене.

В дверях Гульберг обернулся и спросил:

— Я спрашиваю Вас еще раз: это ребенок Струэнсе?

— Нет, — ответила она коротко, словно ударила хлыстом.

Но вдруг этот страх в ее глазах. Гульберг его увидел.

Так закончилась первая встреча.

Глава 17

Топчущий точило

1

Первые допросы Струэнсе начались 20-го февраля, они продолжались с десяти до двух и ничего не дали.

21-го февраля допросы продолжились, и на этот раз Струэнсе сообщили о дополнительных доказательствах того, что он имел порочную связь с королевой. Свидетельства эти были, как утверждалось, неоспоримыми. Показания дали даже самые преданные слуги; если раньше он полагал, что окружен неким внутренним кругом принимающих в нем участие существ, стоящих на его стороне, то теперь он должен был понять, что такого круга не существует. К концу продолжительных допросов третьего дня, когда Струэнсе спросил, не распорядится ли вскоре королева прекратить этот постыдный фарс, ему сообщили, что она арестована и помещена в Кронборг, что король желает начать переговоры о разводе, и что Струэнсе в любом случае, если это то, на что он надеялся, не может рассчитывать на ее поддержку.

Струэнсе смотрел на них, словно в оцепенении, и потом все понял. Он внезапно разразился дикими, безудержными рыданиями и попросил, чтобы его отвели обратно в камеру, чтобы он мог обдумать свое положение.

Инквизиционная комиссия ему, разумеется, в этом отказала, поскольку был сделан вывод, что Струэнсе сейчас не в себе и что признание уже близко; комиссия решила в этот день продлить допросы. Рыдания Струэнсе не прекращались, он был безутешен и внезапно признал, «в полном отчаянии и изнеможении», что действительно находился в интимных отношениях с королевой, и что половое сношение (Beiwohnung) имело место.

25-го февраля он подписал полное признание.

Эта новость быстро распространилась по всей Европе.

Комментарии характеризовались возмущением и презрением. Действия Струэнсе осуждались, то есть не его интимные отношения с королевой, а то, что он их признал. Один французский аналитик написал в своем сообщении, что «француз рассказал бы об этом всему свету, но никогда бы не признался».

Ясно было также, что Струэнсе подписал себе смертный приговор.

В Кронборг была послана комиссия из четырех человек, чтобы известить королеву о письменном признании Струэнсе. Согласно указанию, королеве должны были дать прочесть только заверенную копию. Оригинал должны были взять с собой, ей следовало дать возможность удостовериться в подлинности копии, но ни при каких обстоятельствах не давать физического доступа к оригиналу; его следовало держать перед королевой, но ни за что не давать королеве в руки.