Но законы фронтового братства обязывают. Во что бы то ни стало нужно повидаться с Виктором. Ведь он, быть может, нуждается в помощи…
— Не знаете ли вы такого Колесникова? — спросил бывший командир разведчиков у администратора гостиницы, получив ключ от номера. — В Медногорске у вас поселился вскоре после войны.
— Колесников? — Администратор вопросительно взглянул на горничную, стоявшую у его конторки. — Наверное, Колесникова, вы ошиблись? Ну кто же не знает ее в городе! Главный врач больницы. Невропатолог. К нашей Колесниковой больные приезжают за советом со всего Урала, — добавил он с гордостью.
— Может, это муж ее. Колесников, — предположила горничная.
Вот как обернулось все после войны! Бывшего фронтовика знают в городе Медногорске только как мужа своей жены…
Одноэтажный домик Колосниковых стоял в обрамлении фруктовых садов на пригорке. Отсюда хорошо просматривалась река внизу. Леса подступили к городу вплотную.
Бывший командир разведчиков постучал в дверь… Молчание. Все ушли? Ну что ж, подождем.
Он присел на скамейку перед домом.
Вскоре один из хозяев появился из-под горы, предваряя о себе веселым и мелодичным, поистине художественным свистом.
Свист оборвался. Посетитель был замечен. Посреди палисадника стоял и смотрел на него худощавый белоголовый мальчик лет одиннадцати. В одной руке у пего был бидон из-под молока, локтем другой он придерживал буханку хлеба, ухитряясь при этом еще и щелкать себя прутиком по ноге.
— Здравствуйте, — вежливо сказал он. — Вы к доктору или к дяде Вите?
— К дяде Вите.
— Он в Златоусте, приедет скоро. Но тут вам нехорошо сидеть, самая жара. Проходите в комнаты, в холодочек!
Гость следом за мальчиком прошел внутрь дома.
— Что ж, давай знакомиться, — сказал бывший командир разведчиков. — Меня тоже зовут дядя Витя, а тебя как?
Выяснилось, что белоголового зовут Павлушка и он приходится племянником хозяйке дома.
— А у нас ваша фотография есть, — заметил он, присматриваясь к гостю. — Только там вы помоложе, хоть и с бородой.
— Давно ее снял, брат Павлушка. Положил, так сказать, на алтарь Победы.
Мальчик завороженно смотрел на него снизу вверх. Среди детей бывший командир, разведчиков всегда чувствовал себя немного неловко, как Гулливер, попавший в страну лилипутов.
— Какой рост у вас? — спросил вдруг Павлушка.
— Сто девяносто два сантиметра.
— Ого! Мне бы такой! — Павлушка завистливо вздохнул. — А весите, наверное, килограммов сто пятьдесят?
— Нет, девяносто четыре. Сохраняю свой военный вес.
— А почему?
— Спортом занимаюсь. Не хочу форму терять… Слушай, водятся щетки сапожные в этом доме? Притащи-ка одну, будь добр. Пылища у вас в Медногорске! А я, знаешь, пока не почищусь, вроде бы тяжеловато себя чувствую.
Гость был усажен в удобную качалку у окна, и Павлушка принялся занимать его разговором.
Бывший командир разведчиков узнал, что в саду у соседей живет один очень умный скворец, по свисту они с Павлушкой отлично понимают друг друга. Нина (тетка) привезет из Златоуста подарок — тренировочный пистолет, который бьет на десять шагов резинкой. Ведь уже с детства надо вырабатывать меткость, правильно? Хотя он, Павлушка, и не собирается быть военным, хочет стать археологом, скитальцем во времени.
Выяснилось, что с дядей Витей они отлично ладят. Вместе ходят на рыбалку, болеют за одну и ту же футбольную команду, а недавно начали мастерить байдарку на двоих. И Нина это поощряет.
— Я даже некоторые газеты и журналы контрабандой ему приношу, — с гордостью объявил Павлушка. — Риск? А что такого! Риск — благородное дело, верно? Только вы Нине не говорите.
— Не буду. А что за газеты?
— Ну, те, из-за которых Нина вечно почту ругает, будто бы та запаздывает и путает. Сегодня, скажем, поругает, а завтра уже всячески выдабривается перед почтальоншей!
Гм! Почта путает и запаздывает… Но так, вероятно, происходит и с письмами?
Бывший командир разведчиков спохватился. Он же не в разведывательной операции. Выспрашивать у простодушного Павлушки тайны этого дома?.. И он перевел разговор на скворцов и байдарки.
А вскоре пожаловали взрослые хозяева.
Первым в комнату вошел Колесников. На улице в толпе бывший командир разведчиков, пожалуй, не узнал бы его. Выглядел он, в общем-то, неплохо, но был совершенно седой. Белой была его коротко остриженная голова. Белыми были усы, которые он отпустил после войны, короткая щеточка усов. Белыми были и брови. Больше всего поразили именно белые брови.
Фронтовые друзья обнялись. Оба прослезились при этом, но постарались скрыть свою слабость друг от Друга.
— С женой моей незнаком? — услышал гость охрипший от волнения голос Колесникова. — Познакомься! Величают Ниной Ивановной… Нинушка, это же батя!
Бывший командир разведчиков ожидал увидеть матрону с властными чертами лица и почему-то в старомодном черепаховом пенсне. Нет, перед ним стояла худенькая женщина, робко улыбаясь ему. Милые, чуть раскосые глаза ее были почему-то встревоженными.
Однако он только скользнул по ней взглядом и опять обернулся к Колесникову.
Живой! Подумать только! Раненный, битый, пытанный, даже убитый. Но все равно живой!..
Гостя пригласили к столу. Уже выпили за хозяйку, за фронтовое братство, за молодое поколение (Павлушку). Но выражение озабоченности и тревожного ожидания не сходило с лица Нины Ивановны.
— Ты в штатском, батя. Тоже демобилизовался?
— Нет. Служу.
— И в каких чинах?
Бывший командир разведчиков назвал свой «чин».
— Ого, — уважительно протянул Колесников. — Но так странно видеть тебя в штатском и без бороды! Можно сказать, историческая была борода. Вернее, военно-историческая.
Посмеялись.
— А как относятся к ветеранам здесь? Не обижают?
— Что ты! — Колесников усмехнулся. — Дважды в году, двадцать третьего февраля и Девятого мая, усаживают в президиуме… Нет, ты про наш героический, неустрашимый отряд расскажи. Жору не видел? Жив ли он?
— Еще как жив-то! Водит грузовики в Херсоне. Орден Трудового Красного Знамени получил на днях за ударную работу во время хлебозаготовок.
— Молодец какой! А Веня?
— Этот в Кургане. Директором Дворца культуры.
— Ну а Лешка?
— Старший инструктор горкома партии в Смоленске.
— Ого! Про Аркадия слыхал, батя?
— Как же! Художник. В Ленинграде живет. Будешь к Новому году, или к Первомаю, или к Октябрю открытки поздравительные покупать, присмотрись: самые лучшие, пятнадцатикопеечные, — это его!
— Ну, разведчики, как и положено, всегда впереди!
Колесников мельком взглянул на жену и отвернулся.
— А я, батя, со скуки собираюсь марки начать коллекционировать. Чем не занятие для отставника? Вот проехался в поезде в Златоуст — уже экспедиция!
— Разве твои товарищи столько пережили, сколько ты? — тихо сказала Нина Ивановна.
— На войне каждый достаточно пережил… Хоть бы и тебя, батя, взять.
Бывший командир разведчиков обрадовался случаю и поспешил увести разговор с опасного направления.
— Скажи, тезка, смог бы ты сейчас пройти через кладбище?
— Ночью?
— Угу. Я, знаешь, как-то прикинул: смогу или нет? Смогу, конечно, если прикажут, но трястись буду как осиновый лист на ветру.
Павлушка засмеялся. Он решил, что гость шутит. Такой высоченный, под потолок — и вдруг трястись! Но Нина Ивановна не засмеялась. Она продолжала печально смотреть на мужа.
— Да уж, страху натерпелись за войну! И поту пролили немало…
— Такую бы картину написать, — с воодушевлением объявил бывший командир разведчиков. — Рано утром стоит посреди окопа разведчик, только что вернулся из операции. Полз сколько там километров на брюхе. А сейчас, понимаете, стоит и куртку свою выжимает, мокрую от пота. Многие ведь до сих пор не знают, чем она пахнет, война-то. А она пахнет прежде всего потом солдатским! Ну, конечно, и газами пороховыми.