Так или иначе, хитрость разгадана. Не получился эффектный ложный выпад! Бельчке не удастся дезинформировать наше командование, направить его по ложному следу!

Но если мы не в Терезиендорфе, то где же мы?

Стиснув зубы, Колесников напряг память. Карта! Вспомни, как выглядела карта!

Это отняло у него столько сил, стоило ему такого невероятного нервного напряжения, что он едва не застонал.

И все же карта во всех подробностях возникла наконец перед его умственным взором.

В левом углу карты (а не в правом, где находится Терезиендорф) что-то белело. Как будто бы там остались следы подчистки. Да, точно! В этом месте с поспешностью стирали резинкой, даже, по-видимому, счищали лезвием бритвы красный кружок, которым был обведен какой-то населенный пункт.

«Ну же, название этого населенного пункта! Ахтунг?.. Афер?..

Ашен! Так и есть! Я — в Ашене! Мне указали пункт, который находится в диаметрально противоположной стороне, не влево, а вправо от шоссе (если двигаться от Санкт-Пельтена), но примерно на таком же расстоянии, что и Ашен».

И вот вся вражеская стратегия как на ладони!

Бельчке провел руками по лицу. На пухлых губах его опять играет та же приветливая, доброжелательная улыбка.

— Вы убедились?

— Да, я убедился, — сказал Колесников.

— Не будем же медлить! Вы, конечно, имеете свой шифр или радиопароль?

— Имею.

— В какое время выходят на связь ваши штабные радисты?

— Днем через каждые четыре часа. Ночью каждый час.

— И долго ждут связи с вами?

— В течение пятнадцати минут.

— Сейчас без семи минут три.

— Да, пора.

— В таком случае… Банг! Сопроводите нашего гостя к рации!

7. Стучись в плотно закрытую дверь!

Колесников ожидал, что его поведут к трапу и куда-то вниз. Но Банг толкнул одну из белых панелей в стене, она мягко подалась и ушла внутрь. Ого! Сколько здесь потайных дверей!

— Прошу! — сказал Банг и пропустил «нашего гостя» первым.

Перед Колосниковым был коридор, и довольно длинный. Вереница плафонов протянулась под потолком. Лампочки почему-то горели вполнакала.

Быстро пройдя по коридору, Банг и Колесников очутились в тесной комнате, где помещалась радиорубка. Радист, белобрысый юнец с воспаленными красными веками, видимо, хронически недосыпающий, вскочил с табуретки. Он с удивлением взглянул на Колесникова.

А тот внимательно рассматривал рацию.

Почти такой же переносной приемо-передающей аппаратурой пользовались разведчики, только здесь ящик был побольше. Как обычно, стояли под столом сухие элементы: три батареи накала и одна для питания — анодная.

Колесников вспомнил о шифрах-роликах, из-за которых его заклинило когда-то в бомболюке ДБ-3. Эх, как кстати был бы такой ролик сейчас!

Ну что ж! Придется воспользоваться запасной линией связи — передавать кодом по радио.

Колесников потянулся к ключу.

Банг придержал его за руку.

— На ключе наш радист! — строго сказал он. — Будете диктовать текст. Запомнили то, что сказал штандартенфюрер? Или, может быть, записать его слова на бумаге?

— Не надо. Я запомнил.

Радист снова надел наушники и занял свое место у рации.

— Какой ваш шифр? — бросил он, не оборачиваясь.

— «ЮКШС», — торопливо подсказал, становясь за его спиной. Колесников.

— На какой волне?

— На волне 2750.

Радист застучал ключом. Работал он, несмотря на свой сонный вид, отлично — четко и быстро.

Наши радисты, несомненно, сразу же распознают, что почерк не Колесникова. Но это еще не так страшно.

В штабе флотилии было подразделение радистов, которые следили в эфире за разведчиками, находившимися на задании. Даже если предполагалось, что разведчик погиб, с ним продолжали в течение определенного времени выходить на связь. Были возможны варианты. Разведчик сам, в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств, мог вывести из строя свою рацию. Впоследствии обстоятельства изменились, он сумел собрать новую, раздобыв к ней детали, и снова вышел в эфир. Наконец, он мог быть ранен, лишен возможности работать на ключе, ему пришлось обучить товарища…

Так что незнакомый почерк — полбеды! Тревожит другое. Ведь его, Колесникова, наверное, посчитали погибшим при высадке десанта. С того дня прошло более полутора месяцев. Код могли за это время изменить.

Но попробуем рискнем!

— Сигнал перехода на прием? — буркнул радист.

— КФС.

Радист несколько раз отстучал ключом три эти буквы.

— Какие позывные ожидать?

— ФЛК.

Стук ключом прекратился. Радист слушает. Ждет…

Напряжение в радиорубке нарастает. Банг нервно перекатывает во рту сигарету, не замечая, что она потухла. Вошел Бельчке на цыпочках, спросил взглядом: «Ну как?» Банг досадливо дернул плечом.

А Колесников поспешил отвернуться, чтобы по выражению его лица Бельчке не догадался о том, что он чувствовал.

Он чувствовал радость — огромнейшую!

Через несколько минут он свяжется наконец со своими! Пусть через посредство этого вихрастого белобрысого фрица, тем хуже для фрицев! Радист, за спиной которого он стоит, всего лишь одна из деталей рации, в данном случае рычаг, прикрепленный к ключу.

«Ну где же этот отзыв — „ФЛК“? Как только белобрысый примет „ФЛК“, я начну диктовать ему цифирь. Бельчке и Банг, конечно, знают, что код состоит из четырехзначных цифр. Каждое такое сочетание может обозначать слово или целую фразу. Буду на всякий случай перебивать сообщение какой-нибудь чепухой. Чтобы помешать этому, нужно знать код кода, то есть в каких именно местах чепуха прерывается и в каких возобновляется.

Хотя эта перестраховка вряд ли понадобится. Фрицы и так ни черта не поймут. Кое-что начнут понимать лишь тогда, когда на головы им посыплются бомбы или станут прыгать наши парашютисты. Ведь господин профессор заказывал как раз парашютистов, только в населенный пункт Терезиендорф, а не в Ашен!..»

Радист возобновил вызов.

«ЮКШС», «ЮКШС»… — монотонно стучит он, пробиваясь шифром-паролем Колесникова через эфир к радистам Дунайской флотилии.

Потом несколько раз вопросительное «КФС» — и молчание. Пять минут длится вызов, три минуты — молчание. Похоже, будто стучат в дверь. Постучат немного и стоят, прислушиваясь. Нет, за плотно закрытой дверью не отзывается никто.

Бант посмотрел на часы:

— Пятнадцать минут прошли. Русские не отвечают. Вы дали неправильный шифр!

Насупясь, он положил руку на кобуру своего пистолета.

— Я дал правильный шифр, — спокойно ответил Колесников. — «ЮКШС» — это и есть мой шифр. Но, вероятно, он устарел. Я был в отсутствии слишком долго.

— Ваши предложения? Что делать? — Это Бельчке, нервно.

Колесников задумался, потирая лоб. Что делать, если за давностью времени код изменен, а на старый шифр-пароль радисты не отвечают, опасаясь ловушки?

— Думайте! Ну! Думайте поскорее! — Это Банг.

Колесников поморщился.

— Только не подгонять, не торопить! Вы не даете мне сосредоточиться!

— Тише, Банг! Вы не даете ему сосредоточиться! — Это Бельчке.

«Стало быть, с кодом осечка! Выйдя в эфир, мы неожиданно наткнулись на преграду. Преодолима ли она? Как все же прорваться через эфир к своим, хотя бы на пять минут?»

Напряжение (и духота) в радиорубке все возрастает. На куполообразном лбу Бельчке выступили росинки пота, он вынужден расстегнуть воротник мундира. Банг с раздражением выплюнул на пол потухшую изжеванную сигарету, вытащил из портсигара другую…

Он не успел закурить. Колесников радостно крикнул:

— Морской код! Ну конечно, морской код! Есть он у вас?

— Банг! Есть у нас этот код?!

— Должен быть.

Радист и Банг заметались по комнате, ища свод кодовых сигналов, которые применяются обычно на кораблях.

«Пожалуй, это выход, — лихорадочно думал Колесников. — Для того чтобы рассеять сомнения наших радистов, я назову им не только свой старый шифр, но и кличку, под которой меня знают в разведотделе. Надеюсь, после этого они поверят. Должны поверить!