Помолчав, мать вздохнула и задумчиво заговорила:
— Больше не помню, сынок… Вот если бы жива была твоя бабушка, она бы допела песню до конца. Много старинных песен она знала. И о Марко-удальце, и о Мино из Костура[8], и много-много других песен…
— Эх, если бы я был королём Марко… — мечтательно произнёс Трайче. — Разогнал бы я тогда всех врагов… Вскинул бы я тогда булаву и давай крошить всех этих подлых фашистов!
Мать ничего не ответила, а убрала софру, разложила на полу бедняцкую циновку, и они легли спать.
…Трайче очутился вдруг в каком-то бескрайнем поле, где высилось множество палаток, белых как снег. У палаток суетились несметные толпы немцев, итальянцев с винтовками, пушками, лошадьми… И сколько их, не сочтёшь…
Вскочил Трайче на своего верного Дорчо и… вдруг Дорчо начал расти, пока не превратился в красивого, огромного коня. Но вслед за ним вырос и сам Трайче — стал стройным, как тополь, гибким и крепким юношей. На голове у него красовалась папаха из цигейки, а к седлу коня приторочена была тяжёлая булава. Трайче выхватил булаву, сжал её в своём могучем кулаке и ринулся на удалом коне в самую гущу чужеземных полчищ… Ринулся и… проснулся.
Над ним склонилась мать и тормошила его:
— Вставай, сынок! Вставай, Трайче. Пора идти за дровами.
Трайче потёр кулаками глаза и на миг пожалел, что это был только сон. Он вскочил, быстро оделся, умылся, позавтракал и выбежал во двор.
Во дворе его уже ждал Дорчо. Трайче вставил ногу в стремя, ловко вскочил в седло и зарысил по деревне…
Первая боевая операция
Ласковое утреннее солнце уже поднялось над деревней. Где-то наверху, на пастбище, пастух Илья кричал подпаску:
— Эй, соня, гони скотину! Гони сюда скотину!
В бело-голубом прозрачном небе стремительно метались ласточки. Над цветами деловито жужжали пчёлы.
На груше у дома Шияковых сорока с длинным пёстрым хвостом надоедливо трещала:
«Штра-штриф! Штра-штриф!»
Молодая женщина Пуфтейца, босая, с потрескавшимися, словно дубовая кора, пятками, медленно брела по дороге с котелком молока в руке. Вдруг она споткнулась о камень, упала и разлила молоко.
— У, проклятая трещотка! — закричала она, грозя кулаком сороке. — И так мало было молока, а теперь и совсем нет. Чем теперь кормить ребёнка?
Миновав деревню, Трайче поехал по узкой дорожке и вскоре оказался в густой ржи. Дул лёгкий ветерок, и спелые, налившиеся зерном колосья волновались, словно волны, на просторе золотисто-жёлтого моря.
Вдруг Дорчо, испугавшись чего-то, остановился как вкопанный. Из ржи неожиданно вышли на дорогу двое мужчин. Трайче тут же узнал их. Это были Горян и Огнен.
— Где ты пропадаешь, Трайче? — спросил у мальчика Горян. — А мы уж тебя заждались. Почему вчера-то не пришёл?
— Да, понимаешь… — смущённо начал оправдываться Трайче. — Вчера я очень поздно вернулся с базара.
— Ты был у дяди Тале?
— А как же, был. Он дал мне пару опинок, сахару и вдосталь накормил.
— Всё это очень хорошо, но… Будь добр, сбегай в деревню и купи там в лавке две-три коробки спичек, а то нам спускаться туда как-то несподручно, — попросил его Огнен.
— А мы пока покараулим твою лошадку. Хорошо? Приходи к Веляновой поляне, — добавил Горян.
Трайче соскочил с лошади, взял деньги и побежал в деревню за спичками. А Горян с Огненом, подстёгивая лошадку, погнали её вперёд и вскоре оказались на Веляновой поляне.
Горян сложил ладони рупором и трижды прокуковал:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!
Не прошло и мгновения, как сверху донеслось ответное кукование.
— Ага! Значит, здесь! — прошептал Горян и осторожно повёл Дорчо к густому лесу.
За большим камнем притаился караульный. Он узнал их и тут же пропустил. Пройдя немного, Горян и Огнен оказались посреди зелёной лужайки, где сидели партизаны. Они давно уже ждали их.
— Давайте-ка посмотрим, что на сей раз в волшебном седле! — весело воскликнул комиссар.
Горян и Огнен быстро распороли седло, и оттуда вместе с соломой выскользнуло письмо. Вслед за письмом выпали несколько гранат и разнокалиберные патроны для автоматов и пистолетов.
— Вот и начинка для моего «вальтера»! — ликовал один из партизан.
— Наверно, Тале специально прислал подарочек для моей «беретты»!..[9] — обрадованно приговаривал другой.
— А вот и груши подходящие! — перебила его медсестра Стевка, показывая на гранаты.
— У кого нет груш, пусть берёт, — распорядился командир отряда Планинский.
Гранаты и патроны распределили в два счёта.
Потом комиссар распечатал письмо. Тале писал:
Передаю всё, что вы просили: несколько гранат и патроны. Завтра, во второй половине дня, по дороге из Кичева в Стругу пройдёт автоколонна с продовольствием и боеприпасами. Не упускайте такой подходящий случай. Встречайте колонну на дороге и хорошенько всыпьте фашистам.
Вам, видимо, уже пора переходить к боевым действиям.
Желаю успеха.
— Живо набейте седло соломой! — отчеканил командир Планинский.
Через минуту седло приняло свой прежний вид.
— Ну, а теперь готовьтесь к вылазке! — приказал командир.
— По шоссе проедет колонна автомашин. Надо как можно скорее спуститься туда, — разъяснил комиссар.
Партизаны ликовали. Ведь это была первая боевая операция отряда.
Горян и Огнен надели на лошадь седло и торопливо спустились вниз. На Веляновой поляне их уже дожидался Трайче.
— Убежала от нас твоя лошадка, — не глядя на мальчика, сказал Горян.
— Еле-еле поймали… — поддакнул Огнен.
— Да она смирная! — удивился Трайче. — Странно! Раньше такого с ней не случалось. Что это она так?
Он отдал им спички и взял Дорчо под уздцы.
— Сегодня нас попросили заготовить побольше балок. Так что на сей раз придётся тебе одному пойти по дрова, — заметил Горян.
— Но если освободимся раньше, то непременно поможем тебе, — уверил мальчика Огнен.
И, ничего не добавив, Горян и Огнен исчезли в глубине леса. Трайче остался на Веляновой поляне один.
«Они наверняка что-то от меня скрывают», — догадался Трайче.
Ведя за повод Дорчо, он углубился в лес, нашёл там большой упавший ствол бука, повесил на ветку котомку и стал рубить сухие сучья.
Там-бам! Там-бам! Там-бам! — неслось по лесу.
Вдруг в стороне что-то громко зашелестело. Трайче опустил топор и оглянулся. По лесу мчался заяц. Трайче подпрыгнул и заорал во всё горло:
— Ату! Ату! Держи его!..
Заяц поддал ещё больше ходу и исчез среди деревьев. А Трайче, весело рассмеявшись, поплевал на руки и снова принялся за работу. Наконец, собрав добрую вязанку дров, он почувствовал, что основательно устал. Во рту пересохло, хотелось пить. Тогда, прихватив с собой топор, он спустился к роднику.
Был полдень. Внизу, у реки Сатески, змеилось белой лентой шоссе. По шоссе с натужным гулом ползли грузовики. Трайче взглянул вниз: машины как раз подъехали к мосту. И вдруг прогремел страшный взрыв. Над мостом взметнулся вверх огромный клуб пыли и дыма, а со всех сторон донеслась раскатистая дробь пулемётов и автоматов: тррр-тррр! тата-та-та! тррр-тррр!..
Потом гулко разорвалась граната… И ещё одна… И ещё… Вокруг моста из-за пыли и дыма уже ничего не было видно. Несколько грузовиков развернулись и на бешеной скорости понеслись обратно… Когда дым рассеялся, у моста лежали два перевёрнутых грузовика.
Трайче тут же вернулся назад, быстро набрал ещё одну вязанку дров, погрузил дрова на Дорчо и торопливо направился домой.