– Сестрица, хоть глоток воды.

Таня поднесла к его сухим губам фляжку, отсчитала три глотка.

В лагере кончилась вода, а больше взять ее было негде.

– Сестрица, когда в госпиталь отправят? – спрашивали другие.

– Потерпите еще. Скоро подкрепление придет.

А японцы все наседали, ползли, лезли в малейшую брешь. Некоторые тяжелораненые, пока не потеряли сознание, ползли с гранатой или стреляли.

Вокруг лагеря сжималось кольцо. Подполковник Мелехин был в отчаянии. Уже несколько часов шел бой, кончались боеприпасы. Он снова связался по рации с командиром дивизии.

– Если через час не будет помощи, от полка ничего не останется.

– Держись, держись, Мелехин. Вот‑вот помощь придет.

В ротах оставалось меньше половины личного состава. Батальоны все ближе и ближе поджимались друг к другу. Палатка санчасти, стоявшая между вторым и третьим батальонами, теперь оказалась на краю. Ее защищали не только стрелки, но и медработники. В окопах лежали Таня с Симой. Они стреляли, как только японцы поднимались и бежали на них.

Неожиданно наступила тишина. Видно, самураи готовились к новой атаке.

Пользуясь передышкой, бойцы укрепляли огневые позиции, доставали патроны из подсумков погибших. Таня с Симой перевязали несколько товарищей, раздобыли немного патронов.

– Вот все. Боеприпасы кончились. Зря не стрелять, – предупредила Таня.

– Ну почему так долго нет подкрепления? Неужели все погибнем здесь? – в отчаянии вопрошала Сима.

– Будем держаться, сколько хватит сил.

– Ой, на сколько их хватит!.. Смотри, вон опять лезут.

Японцы перебегали от куста к кусту, падали, ползли. Начался минометный обстрел. Сима втиснулась в окоп, не поднимала голову, но Таня стреляла в ползущих врагов. На этот раз их сосредоточилось здесь много, и Таня поняла – они хотят прорваться к палатке санчасти. Послышался душераздирающий вой:

– Банза‑ан! Хлынула густая цепь.

К Тане подполз лейтенант.

– Скорей отходите!

Таня стала возражать, но лейтенант твердо приказал:

– Выполняйте приказание! Быстро!

Они вылезли из окопов и ползком пробирались в глубь расположения полка. Усилились стрельба и крики. Таня обернулась: японцы прорвались к санчасти, где лежали раненые. «Боже мой! Что с ними будет?!» В эту секунду близко разорвалась мина. Таня почувствовала, как ноги ее пронизали огненные стрелы, и потеряла сознание…

В полдень прибыл полк Миронова. У Мелехина осталось не больше батальона. Бойцы, укрываясь за выстроенными в линию повозками, в окопах продолжали отбивать атаки. Японцы тоже понесли большие потери: вокруг лагеря всюду лежали трупы.

Сидорову было приказано пробиться через японское кольцо и соединиться с осажденными. Второй батальон должен был окружить штаб бригады в ущелье и заставить его сложить оружие.

Стрелковые роты первого батальона под прикрытием минометного огня пошли в наступление. Японцы повернули несколько пулеметов в сторону наступающих. Но мощный огонь наших огневых средств тут же заставил их замолчать. Роты поднялись в атаку.

Измотанные боем, испытывая недостаток в боеприпасах, японцы слабо сопротивлялись. Кольцо было прорвано в нескольких местах, и самураи начали сдаваться в плен.

Навстречу бежали солдаты и офицеры, обнимая своих товарищей.

– Мы уж совсем отчаялись, – говорил Мелехин Сидорову, прижимая к груди перевязанную руку. – Думали, доконают нас самураи.

– Вы – молодцы! Стойко держались.

– Пойдемте, посмотрим, что они тут натворили.

Мелехин подвел Сидорова к палатке санчасти, где собралось много офицеров батальона. Вокруг лежало не менее двухсот трупов, исколотых штыками и порубленных саблями.

– Изверги! Фашисты! – содрогался Сидоров. – Много горя и слез принесет ваша полевая почта.

Арышев услышал номер почты, и сердце его сжалось: это был Танин полк. Все завертелось в голове: что с ней, где она?

Он спросил у Мелехина, остался ли кто‑нибудь в живых из медработников.

– Остались. Вон там они, – показал подполковник на повозки. Анатолий поспешил туда, перепрыгивая через окопы и воронки, обходя трупы. В одном месте его остановил раненый лейтенант.

– Браток, дай попить, если есть.

Арышев отстегнул от ремня фляжку и подал ему. «Может, знает что‑нибудь о Тане», – подумал Анатолий.

– Скажи, друг, ты не видел медсестру Тихонову?

– Таню? Час назад она перевязывала меня. А что потом с ней – не знаю.

Подошли санитары, положили лейтенанта на носилки и понесли. Анатолий пошел за ними, ни о чем не спрашивая их. Санитары обошли двух убитых лошадей, миновали составленные в линию повозки. Около ивового куста поставили носилки на землю. Здесь было много раненых. Им оказывали помощь сестры, врачи.

Анатолий искал Таню. Возле одних носилок сидела девушка, что‑то доставала из санитарной сумки. Анатолий узнал Симу и тут же увидел лежавшую на носилках Таню. Светлые волосы ее рассыпались по подушке, лицо посерело, щеки запали. Анатолий кивком поприветствовал Симу и опустился на колени. Таня открыла глаза.

– Толя! Милый! – Она обняла его за шею. Глаза ее блеснули радостью. – Откуда ты?

Он взял ее руку, прижал к своей щеке.

– Из‑под Хайлара… На помощь к вам.

– Что ж так поздно? Видел, сколько тут полегло? И меня вот задело…

– Ноги?

– Да… перебило. Нужна срочная операция. Эх, как неладно у меня получилось!..

На лбу у нее выступили крупные бисеринки пота. Анатолий достал платочек и осторожно снял их.

– Душно! Воды бы, – металась Таня.

Он поднес к ее губам фляжку. Таня сделала несколько глотков, облегченно вздохнула. Взглянув на сидевшую рядом подругу, сказала:

– Симочка, достань из моей сумки тетрадь. – И снова перевела взгляд на Анатолия. Но уже радости в глазах ее не было. С трудом сдерживая себя, чтобы не стонать, она кусала губы. Сима подала Анатолию тетрадь.

– Это тебе, Толя. Может, Пригодятся мои записи. Издали донесся гул моторов. Подошли санитарные машины. Таня взяла руку Анатолия, улыбнулась уголками губ.

– Разве думали о такой встрече? Правда?.. Эх, война, война!

Кто‑то крикнул, чтобы раненых переносили в машины. Сима тронула за плечо Анатолия. Он встал, взялся за ручки носилок и вместе с Симой понес Таню, осторожно обходя каждое препятствие на пути. В голове его бились мысли: увидятся ли они еще? Что будет с Таней? Как она перенесет операцию?

Когда носилки установили в машине, Анатолий склонился, поцеловал Таню. Она чуть слышно всхлипывала. Он понимал, о чем думала она в эту минуту.

– Успокойся, милая. Все будет хорошо… Мы еще встретимся, обязательно. – И сам еле сдерживал слезы.

– Прощай, милый… Береги себя.

Долго сопротивлялись окруженные в ущелье японцы. Не хотелось полковнику Хирота складывать оружие. Но силы иссякли, кончились боеприпасы, и он приказал поднять белый флаг.

К Миронову пришли парламентеры: двое офицеров и один рядовой. Они отвесили глубокие поклоны. Рядовой заговорил по‑русски:

– Полковник императорской армии господин Хирота желает знать, что от него потребуют советские, если он прекратит сопротивление.

– Немедленно сложить оружие и сдаться в плен, – ответил Миронов.

Переводчик надменно улыбнулся.

– Слова плен, господин подполковник, в японском языке нет.

– Хорошо. Тогда мы назовем это капитуляцией.

– И этого слова нет.

У Миронова дернулось правое веко.

– Ну вот что, господа. Если через полчаса ваш полковник не приведет сюда своих подчиненных, мы возобновим огонь.

Парламентеры раскланялись и ушли.

Вскоре из расположения японцев донеслись одиночные выстрелы. Некоторые офицеры и солдаты не пожелали сдаться в плен.

– Все ясно, – сказал Миронов Воронкову. – Отправляйтесь к Мелехину, готовьтесь к приему пленных.

Ровно через полчаса офицеры штаба бригады во главе с полковником Хирота вышли из ущелья и под конвоем наших бойцов направились в долину, где находился основательно потрепанный, но не сдавшийся полк Мелехина. За офицерами следовали колонны пеших и конных солдат.