И с этими словами Хельги перешел в наступление. Он бил справа, слева, сверху, колол, приседая на корточки. И Гутторм пятился перед ним, пока не уперся в борт. Щит Гутторма был изрублен, и он кинул его на палубу, взяв меч обеими руками. Видно было, что он собрал последние силы, чтобы теперь отбросить Хельги назад. Отбив вбок еще один удар Хельги, Гутторм замахнулся, чтобы ударить с двух рук сверху, но Хельги не стал ждать, когда меч пойдет вниз. Он бросился вперед и ударил Гутторма головой в подбородок. Гутторм потерял равновесие и качнулся назад. Хельги перехватил рукоять меча и ударил лезвием вскользь по лицу Гутторма, попав по носу и левому глазу. Тот завыл от боли, кровь залила ему глаза, и он начал валиться через борт. Однако Хельги не стал ждать: обратным движением меча он вогнал острие Гутторму в горло, резко вынул и стал смотреть, как тело врага падает за борт.

Это же заметил и Торвинд Кабан. Он нанес Бьёрну несколько ударов топором, и щит Бьёрна рассыпался. От следующего удара Бьёрн увернулся и ударил сам, метясь в левую ногу Кабана. Тот отскочил и успел снова занести свой тяжелый топор. Бьёрн нанес колющий удар в живот Кабану, но тот отбил его меч щитом вправо и ударил сам. В этот раз Бьёрн не успел полностью увернуться: топор, хотя Бьёрн и успел поднять ему навстречу лезвие меча, вошел ему в левое плечо. Бьёрн упал, а Торвинд оглянулся по сторонам, чтобы увидеть, как течет битва. Тут‑то он и заметил, как Хельги выдергивает свой меч из горла Гутторма и тот падает за борт.

Торвинд завыл, как раненный рогатиной медведь, и бросился на Хельги. Тот попятился, потому как видел он, что от ударов топора его умение с мечом – слабая подмога. Но тут Кабан наткнулся на щит, что выставил перед ним Гудбранд.

– Довольно сражаться с юношами! – крикнул Гудбранд. – Ответь мне за убийство человека, который был мне другом!

Кабан отпрянул, но, оглядев Гудбранда с ног до головы, принял вызов:

– Давненько не видались, Гудбранд Белый, – сказал он. – Жена передавала, что ты заходил, но она велела тебя прогнать с собаками. Вижу, ты сам вернулся, приведя с собой войско молокососов, что не в силах держать меч. Что ж, убить тебя мне тоже хотелось. Я вспоминал тебя, когда умирал Харальд Тордсон. И когда ты отправишься к Хель, я покончу с твоими маленькими друзьями!

И они сошлись в битве, и скоро щиты их разлетелись, и им оставалось только принимать удар на обух или бить по топорищу. Но оба они были слишком искусными бойцами, чтобы дать себя поймать. Тогда они разошлись на два шага и оба немного отдышались.

– Твой топор затупился, Кабан, – сказал Гудбранд. – Теперь он не острее дубины.

Кабан скосил глаза на лезвие, которое было уже все покрыто зазубринами, и в это мгновение Гудбранд бросился на него, выпустив свой топор из рук. Он ударил Кабана навершием шлема в лицо, и они повалились на палубу. Кабан тоже выпустил топор из рук и вцепился Гудбранду в горло. Гудбранд в это время сам душил Кабана обеими руками. Лица у них обоих посинели, жилы вздулись.

И так они боролись дольше, чем бывалому лучнику надо времени, чтобы выпустить три стрелы. И Кабан оказался сверху на Гудбранде. А потом Аслак Финн сбоку воткнул в левый бок Кабана тонкий нож, который легко прошел сквозь звенья кольчуги.

– Чем я хуже Туранда? – спросил он сам себя. – Вставай, Гудбранд, нас ждет еще сын Трюггви.

Гудбранд сбросил со своего горла руки умирающего Кабана и попытался подняться. Ему помог Аслак. Гудбранд огляделся. На их корабле сражение уже закончилось. Несколько воинов Кабана сдались, когда их вождя повалили на палубу. Еще двое бросились в воду и теперь в них пускали стрелы. Хельги сказал Гудбранду:

– Я благодарен тебе Гудбранд, что помог нам с братом. Не выстоять было нам без тебя.

Бьёрн стоял на одном колене, а Харальд Заяц осматривал ему плечо.

Гудбран повернулся к Аслаку:

– Ты испортил хорошую вису, которую сложил бы Хельги Скальд, но, думаю я, ты спас мне жизнь.

Аслак кивнул и сказал:

– Кабан уже собрался в Валхаллу и хотел прихватить тебя с собой. Терять здесь ему было уже нечего. Потому в его руках и силы было побольше твоего. Но мы здесь не на поле, огражденном прутьями, так что ждать я не стал.

Гудбранд кивнул ему и посмотрел на нос «Длинного змея», что был лишь в трех саженях от них.

Олаф сын Трюггви еще сражался. Однако дружинников вокруг него становилось все меньше. Хельги увидел, что Кетиль бьется в первом ряду, а недалеко от него стоит сам ярл Эйрик. Олаф нанес два новых удара, но воины Эйрика приняли их на щиты и шагнули вперед. Олаф отпрянул. Еще один из его дружинников упал, когда Кетиль, присев, ударил его под обод щита. Олаф снова шагнул вперед, сразу двумя мечами ударив одного из нападавших. Тот сумел отразить только удар слева, а справа меч Олафа отрубил ему руку по локоть. Однако на место раненого тут же встал какой‑то дан с бородой, заплетенной в три косицы. Олаф снова ударил и  снова ранил, уклонившись от удара топором. Однако тут же снова отступил, потому что упал воин, защищавший его справа. Перед ним вперед вышел Кетиль.

Олаф посмтрел на Кетиля и обернулся. Он сразу увидел, что кроме него на носу оставался только один его дружинник. Тела остальных валялись на палубе вперемешку с теми, кого он сразил. Олаф повернулся к последнему своему человеку и сказал:

– Славная была битва, Кольбьёрн Стремянный, но не хочу я, чтобы кто‑то из этих воинов, – они кивнул на Кетиля, –  потом похвалялся, что сразил самого сына Трюггви! Много гостил я у разных конунгов, и везде был мне почет. Пора проверить, что ждет меня у Эгира с Ран.

И с этими словам он бросился в море, выставив вперед свой щит.

Кольбьёрн бросился за ним.

Эйрик и его люди кинулись к борту, но над водой оставался только Кольбьёрн, который, когда прыгал, держал щит навершием вниз. И щит его сразу всплыл, вместо того, чтобы проложить ему дорогу в пучину. Теперь Кольбьёрн держался за него и ждал, когда в него начнут метать копья.

Однако ярл Эйрик сказал:

– Вытащите его на борт. Теперь, когда Олаф сын Трюггви сгинул, пришла пора прощать наших врагов. – И он крикнул на другие корабли, чтобы оставшихся в живых людей Олафа пощадили.

Потом ярл велел свести к нему на корабль, на борт «Длинного змея», самых знатных из них, а затем сказал, глядя и на врагов, и на тех, кто бился с ним плечом к плечу:

– С этого дня – мы забудем все свои распри и снова станем одним народом. И клянусь я и старыми богами, и Белым Христом, что стал моим богом теперь, что никто в нашей земле больше не будет убит или изгнан, никто не лишится имущества и не будет подвергнут пыткам за свою веру!

Ярл посмотрел на норвежцев. Глаза его людей сияли, а в ликах тех людей, что служили Олафу, не было ненависти. И ярл продолжал:

– Отныне в нашу землю вернется закон, стоящий на наших обычаях, и никто не сможет вводить новые законы, ежели их не примет тинг.

Послышался одобрительный ропот. И ярл сказал еще:

– И клянусь я в том, что если тинг не захочет видеть меня своим ярлом, то не буду я с оружием в руках угрожать ему. Не буду я собирать своих воинов и преследовать с собаками лучших людей в округе, не буду я сжигать вольных бондов в их домах, не буду оставлять их связанными на отмелях во время отлива.

Люди переглядывались между собой, и кое‑кто из людей Олафа повесил голову. Но Эйрик сказал еще:

– Буду править я, пока принимает меня наша земля. А нет – уйду, куда глаза глядят. И в том вам моя клятва здесь, на борту «Длинного змея», что сеял ужас у наших берегов.

Тут Кетиль крикнул:

– Да будет Эйрик нашим ярлом!

И много рук протянулось к Эйрику, и люди подняли его над собой. И долго не смолкали радостные крики.

И так завершилась битва при Свольде. И никто из норвежских бондов не выступил против данов, свеев и людей Эйрика. А когда они узнали о клятве, что принес ярл, то была среди них великая радость, и приветствовали они его как своего конунга.