– Прогулка будет вам полезна, Клодина.

Как, они были на «вы»?! Беата начинала сердиться на слишком сдержанных чудаков.

– Пожалуйста, Лотарь, прикажите после прогулки остановиться перед Совиным домом: мне хочется отдохнуть, я чувствую себя еще слабой.

– Да, конечно. Нам надо навестить Иоахима, – последовал ответ.

Это была молчаливая поездка. Когда экипаж стал спускаться вниз, в долину, и показались красные крыши маленького курортного городка, Клодина со вздохом откинулась назад. Еще и это! Она понимала, что Лотарь хотел показать ее реабилитированной. Когда они въехали в аллею, из курзала донеслись звуки вальса. На площадке вокруг этого храма музыки стояли многочисленные столики, накрытые красными и белыми скатертями. Знать сидела и болтала за отдельным большим столом, и зоркие глаза обер-кельнера следили, чтобы туда не проникали «недостойные»: еще за три часа до концерта он прикрепил к стульям таблички с надписью «Занято».

Даже если знатных посетителей приходило только двое или трое, «прочие» не могли получить места – он пожимал плечами и говорил: «Очень жаль, господа, но те места заняты».

Сегодня пустых мест не было и за столиками шел оживленный разговор о чрезвычайных событиях вчера в Альтенштейне. Весть об опале Клодины со стороны герцогини-матери была у всех на устах, естественно, невероятно преувеличенная. Одни рассказывали, будто она велела своей бывшей фрейлине тотчас же уехать из замка, другие – что ее лишили содержания, а третьи говорили, что прекрасная фон Герольд все-таки настояла на том, чтобы присутствовать на обеде, и сказала, что повелитель и господин в замке только герцог.

Невероятно! И это еще не все! И к тому же кровотечение у герцогини. Ясно, что оно было следствием горя и волнения. В конце концов, нельзя винить герцога, раз Клодина так легкомысленна… И так далее и тому подобное.

– Ужасно! – жалобно воскликнула старая баронесса. – Кто мог ожидать такого от Герольдов?

– А как относится ко всему этому барон Герольд? Он был бледен как мертвец, когда герцогиня развенчала Клодину.

Страсти разгорались, но вдруг все умолкли. Кто-то сказал:

– А ведь вон едет нейгаузский экипаж!

– Верно, и быстро приближается!

Все сделали вид, что заняты разговорами о совершенно других вещах. Дамы обращались друг к другу, обмахиваясь веерами, но все глаза – молодые и старые – устремились навстречу подъезжающему экипажу. Быстро неслись вороные кони, кучер и лакеи были в безукоризненных ливреях, голубых с желтым, а кто же в коляске? За длинным столом вдруг все сняли шляпы, мужчины вскочили, дамы начали кланяться и любезно улыбаться.

Но что это?! О господи! Клодина фон Герольд с перевязанной рукой рядом с фрейлейн Беатой? А напротив – барон?

Экипаж остановился у подъезда курзала. Молодой гусар и мрачный атташе при посольстве стремительно кинулись к экипажу. Любопытство одолевало всех.

– Как здоровье герцогини? – спросил офицер у Клодины.

– Герцогине лучше, – последовал вежливый ответ.

– Но вы, милостивая государыня, кажется, повредили руку? – спросил атташе, подкручивая усы.

– Незначительное повреждение, – ответил за Клодину Лотарь. – Я надеюсь, моя невеста скоро будет владеть рукой. Ах, извините, забыл сказать, что перед вами только что помолвленная пара: мы дали друг другу слово вчера вечером. Неожиданность, не правда ли, господа? Клодина, принесли воду. Надеюсь, она холодная?

Он пожал руки стоявшим и принял поздравления. Клодина выпила стакан воды.

– Поезжай дальше! – приказал Лотарь и, сняв шляпу, низко поклонился сидевшим за столом.

Вскоре быстро кативший экипаж выехал на пустынную дорогу, сопровождаемый заключительными аккордами вальса, звучавшими в пронизанном лучами солнца и пропитанном запахом сосен воздухе. У большого стола вдруг замолчали языки, так же, как после аккорда на литаврах и трубах замерли звуки музыки. Общество не сразу пришло в себя от изумления. Первым нарушил молчание старый генерал:

– Я говорил, что это все были пустые разговоры!

– О бог мой! Все всегда так перевирают! – вздохнула чувствительная баронесса. – Кто, собственно, это выдумал?

– Антони фон Болен писала мне сегодня, – сказала одна из хорошеньких графинь Паузевитц, – но просила ничего не рассказывать.

– Ну так говори теперь! – воскликнула графиня-мать, раздраженная чрезмерной скрытностью дочери.

– Клодина фон Герольд дала вскрыть себе артерию, чтобы отдать кровь для спасения герцогини, – сказала молодая графиня. – Антони пишет, что без этого переливания герцогиня умерла бы от сильной кровопотери. Ох, ужасно! Я бы никогда не решилась!

– Боже, какой ужас! – воскликнули дамы.

– Безумно отважно! – заключил маленький офицер с блестящими глазами.

– Ей-богу, можно влюбиться! – Это был генерал, тут же получивший строгий взгляд от своей супруги.

– Она была сейчас удивительно хороша, – меланхолично заметил мрачный атташе. – Черт возьми, почему у меня нет двух имений? Нельзя не позавидовать этому Герольду!

– Да, он подал в отставку, – сказал гусар, – и собирается сам управлять своими имениями.

– Что ты знаешь еще, Лоло? – спросила графиня Паузевитц у дочери.

– О, она получила так много бриллиантов, – поспешно ответила та. – Старая герцогиня ухаживала за ней, как за дочерью, целовала и ласкала ее.

– Ах, прелестно!

– Когда будет свадьба?

– Они, вероятно, проведут зиму в резиденции.

Дальше разговор продолжался в том же духе. В глубине души каждый считал Клодину недостойной такого счастья, но никто не посмел отозваться непочтительно о невесте барона Герольда фон Нейгауза. Теперь настроение общества совершенно изменилось и дамы единодушно постановили послать молодой невесте корзину цветов в знак благодарности за спасение жизни всеми любимой герцогини.

Тем временем нейгаузский экипаж подъехал к Совиному дому. Сад и дом были залиты мягким вечерним светом. Прекрасное лицо Клодины вдруг выразило болезненный испуг – старая дверь была украшена гирляндой из листьев и цветов!

– Лотарь, – прошептала она и, выходя, коснулась его руки. – Я прошу, нет, я требую от вас: вернитесь домой с Беатой, я сама подготовлю Иоахима. Я сообщу, когда захочу видеть вас. Здесь я не могу разыгрывать спектакль, это выше моих сил.

Он, видимо, боролся с какой-то мыслью, но взгляд полных отчаяния голубых глаз заставил его отступить – должно быть, она еще плохо себя чувствовала. Он не возразил, только обернулся и попросил Беату остаться в экипаже, потом проводил невесту до ворот, где их встретила маленькая Эльза, и, вопреки ее желанию, поцеловал ей руку.

– Когда вы желаете поехать в Альтенштейн? Сегодня вечером позволите мне проводить вас? – спросил Лотарь.

Клодина остановилась в калитке и кивнула на прощание Беате. В своем волнении она чуть не забыла о подруге, но та ничего не замечала: она смотрела на окно башни.

– Благодарю вас, Лотарь, – тихо, но решительно сказала Клодина. – Я не вернусь в Альтенштейн, а останусь здесь и извещу об этом герцогиню. Вы не верите? – она устало улыбнулась. – Уверяю вас, у меня действительно нет сил для этой игры. Я пыталась сегодня исполнять свою роль, не правда ли? Пожалейте меня!

Она наклонила голову и вошла в дом. Ее встретила фрейлейн Линденмейер. Старушка чуть не споткнулась о порог в радостной спешке. Она была в своем торжественном наряде – чепце с красными лентами.

– Ах, барышня, какое счастье! – воскликнула она, обнимая Клодину и плача от радости. – О, мы знаем уже, знаем! Как вы думаете, от кого? Здесь была внучка старого Гейнемана и рассказала нам все. Но почему жених не с вами?Клодина должна была принять ее поцелуи и объятия, рукопожатие Гейнемана, поздравления и пожелания Иды, и наконец, совершенно оглушенная, она взошла по лестнице. Иоахим поднял голову от тетради, когда она вошла. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вернуться к действительности. Потом он вскочил, быстро подошел к Клодине.

– Моя маленькая отважная сестра – невеста! Посмотри на меня, дорогая, – попросил он.