Вопрос о причинах гибели Сигизмунда очень сложен. Пал он от южнорусской руки. Исполнители заговора были из той среды, которая долго держалась Свидригайла, с ним связывала свои надежды, но постепенно отступила от него, утомленная его неудачами, его авантюризмом, его неспособностью организовать и вести последовательную и энергичную борьбу. На всех исследователей, занимавшихся историей Свидригайла, он производит в конце концов впечатление человека малодаровитого, хотя подвижного и энергичного, но без выдержанного, последовательного плана.

С другой стороны, слишком разнородны были интересы и тенденции русских земель, чтобы легко было объединить их в общем политическом действии. Русская опора Свидригайла оказалась непрочной. Но примириться с реакцией в пользу господства литовского центра на Витовтовых началах, — а чего другого могли ожидать от Сигизмунда русские княжата и паны? — бывшие сторонники Свидригайла не могли. Они и совершают переворот, по-старому опираясь, видимо, на имя Свидригайла.

Однако они не единая пружина переворота. Против Сигизмунда стоят и вожди литовского панства. Насколько имела тут значение так называемая «демократическая» политика его, проверить трудно (хотя Грушевский и указывает, например, что окружают Сигизмунда люди по большей части новые, невидные, о которых потом ничего не слышно)^{102}.

Но и помимо того можно указать два пункта поведения Сигизмунда, которые должны были оттолкнуть от него, с одной стороны, защитников литовской автономии и литовского господства над русскими землями — разумею уступку Подолии, — а с другой — сторонников тесной унии с Польшей, тех литвинов, которые подчинялись польскому влиянию и, главным образом, доставили Сигизмунду великое княжение, — разумею его нейтралитет в польско-немецкой борьбе, возобновившейся во время борьбы с Свидригайлом, отказ идти на Ливонию[90].

Во всяком случае были у Сигизмунда сторонники среди литвинов, ставшие по его смерти на сторону его сына, Михайлушки, за которого даже Жмудь поднялась.

Как бы то ни было, Сигизмунд погиб, убитый во имя Свидригайла. Ему и послали весть и призыв. И спешно является он на Волыни, уже титулуя себя «supremus (не только magnus) dux Litvaniae»[91]. Прежде всего возобновляет он союз с галицкими панами, обещая преданность Польше. Третьим кандидатом среди литовского панства — среди сторонников унии — был король Владислав. Но ни один из трех не стал великим князем. Вопрос решила партия литовских панов, во главе которой стал Ян Гаштольд, и добилась приезда в Вильно второго сына Ягайлова, Казимира, 13-летнего мальчика, взяв в свои руки регентство до его совершеннолетия.

Польское правительство не могло в это время энергично вмешаться в литовские дела. Польские силы были отвлечены борьбой за венгерскую корону для Владислава, и кандидатура Казимира была наиболее безопасным компромиссом между крайними тенденциями — униатскими и автономистскими.

Настало трудное время. Предстояло подвести итог десятилетней смуте, выяснить и учесть ее результаты, восстановить расшатанное здание Литовско-Русского государства и установить заново польско-литовские отношения; время пересмотра всего строя, время итогов.

ГЛАВА VIII.

ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕНИЕ КАЗИМИРА ЯГЕЛЛОНЧИКА

Чтобы понять значение великого княжения Казимира, надо не терять из виду следующих черт в тех событиях, которыми характеризуется судьба Литовско-Русского государства по смерти Витовта за десятилетие 1430—1440 гг.:

1) Активная политическая роль русских княжат и панят в борьбе за великокняжескую власть сказывается и в том участии, какое приписывается современными известиями русскому элементу в доставлении великокняжеской власти Свидригайлу; и в той самостоятельной, независимой политике русских земель, которая дает Свидригайлу силу для продолжительной борьбы, а потом превращает его в беспомощного беглеца; наконец, в участии русских сил в гибели Сигизмунда Кейстутовича.

Прусский гроссмейстер так извещал поверенного Ордена в Риме о вокняжении Свидригайла: «По смерти же упомянутого Витовта литовские вельможи с общего согласия всех князей и бояр русских избрали на великокняжеский престол литовский пресветлейшего князя Болеслава, иначе Свидригайла»^{103}. И это известие соответствует всем остальным данным, как и дальнейшему ходу событий. Поэтому вокняжение Свидригайла нельзя не признать весьма крупным и многозначительным событием в развитии литовско-русской государственности: это первая попытка объединить в одном акте провозглашение нового господаря сразу князем и великого княжества Литовского в собственном смысле слова и земель-аннексов. Свидригайло, можно так это выразить, стал uno actu, господарем Литовско-Русского государства во всем его составе.

Обстановка, в которой это произошло, рисуется так: в момент кончины Витовта в Вильне был людный съезд князей и панов из разных земель Литовско-Русского государства; был тут и Свидригайло. Так возникло по случаю предполагавшейся коронации Витовта то «собрание литовских и русских князей и бояр», которое выдвинуло и провело в жизнь кандидатуру Свидригайла.

Можно согласиться с Любавским, когда он называет^{104} это собрание «предвестником позднейшего великого вального сейма всех земель великого княжества». Но он идет слишком далеко, когда затем говорит «об избрании Свидригайла на великое княжение на общем литовско-русском сейме», относя такой неосторожной фразеологией (стр. 165) возникновение учреждения к моменту отдельного, эпизодического факта, не имевшего продолжения в ближайшем десятилетии.

2) После переворота в пользу Сигизмунда Кейстутовича (1432 г.) «Литва же посадиша великого князя Жигимонта Кейстутьевича на великое княжение на Вильне и на Троцех… и приде Швитригайло на Полоцк и на Смоленск, и князи русские и бояре посадиша князя Швитригайла на великое княжение на Русское»^{105}, и наметившееся единство распалось. Русские земли—и южные и северо-западные — в дальнейших событиях действуют врозь, то поддерживая Свидригайла, то изменяя ему волей-неволей. Перед нами опять не одно литовско-русское политическое целое, а совокупность политических единиц, в которых местная государственность легко отрешается от общей связи, становясь самостоятельным политическим фактором, — «великое княжение Русское».

3) Свержение Сигизмунда Кейстутовича совершено заговором по инициативе литовских вельмож, призвавших к тому русские силы. Казалось бы естественным ожидать, что снова повторится то, что наблюдалось в 1430 г., т. е. что судьба Литовско-Русского государства будет решена совокупностью литовских и русских, руководящих общественных сил. Но ничего подобного не произошло. Литовская правящая знать с Гаштольдом во главе провозгласила великим князем 13-летнего Казимира Ягеллончика, взяв в свои руки регентство. Как же при этом решился вопрос о политической власти над землями-аннексами?

Мне уже приходилось по другому поводу упоминать о том, как утвердилась великокняжеская власть на Жмуди.

Жмудины, склонные признать Михаила Сигизмундовича, прогнали наместников прежнего старосты и избрали себе старостой жмудина Довмонта, но Гаштольд, с поддержкой влиятельного жмудина Контовта, добивается именем Казимира признания этого последнего старостой на Жмуди, старостой «по их воли», но временно; когда великокняжеское правительство окрепло, то «Контовта отняли», прежний староста, Кезгайло, вернулся на Жмудь.