Мамонтов: В котором часу это было?

Мазурин: В три с минутами. Между тремя и полчетвертого.

Мамонтов: И больше вы Бражникова уже не видели?

Мазурин: Нет. Договорились, что он снова заедет за мной на следующий день утром, но он не заехал.

Мамонтов: В гостинице, в вашем номере, когда Бражников приезжал за вами позавчера утром, кто‑нибудь еще был?

Мазурин: Нет. У меня отдельный номер. Гостиница вообще пустая. По крайней мере, я там никого, кроме дежурной, не видел.

Мамонтов: А по какой дороге вы ехали от Пихтового до кордона и обратно?

Мазурин: Не знаю. Там, по‑моему, вообще нет дороги. Петляли между деревьями.

Мамонтов: Выехали с кордона и до самой гостиницы нигде не останавливались?

Мазурин: Останавливались. На какой‑то окраинной улице уже в городке около брусового дома. Бражников заходил в этот дом минуты на две.

Мамонтов: Показать сможете этот дом?

Мазурин: Наверное. Там наискосок, на другой стороне улицы, старое деревянное здание. На нем мраморная доска с надписью.

Мамонтов: У нас во всем городе только на одном деревянном доме мраморная доска: там, где до войны размещался аэроклуб.

Мазурин: Я не подходил. Не пытался разглядеть, что написано.

Мамонтов: Ясно. Еще остановки были?

Мазурин: Не было.

Мамонтов: По пути вы разговаривали?

Мазурин: Мало. Он спросил, на какой примерно глубине может быть клад. Я ответил, что для меня самого еще много неясного. Потом я спросил.

Мамонтов: О чем?

Мазурин: Неделю назад я по его просьбе уже обследовал дом на этой заимке – или как ее назвать. Искали золото, но нашли только пулеметные ленты, трехлинейку Мосина и маузер. Винтовка вроде как годная, в смазке и завернута была.

Мамонтов: И не пришли с этим к нам?

Мазурин: Извините, я в фискальных органах не работаю. Это он должен был прийти.

Мамонтов: Ладно. Рассказывайте дальше.

Мазурин: Я спросил его, уж не москвич ли, Зимин, кажется, его фамилия, посоветовал ему поискать клад еще и во дворе. Он ответил, что да, москвич упомянул про старый колодец. И что как раз в том месте, где этот колодец был, биорамка закрутилась. Тогда я ему сказал, что он рискует: Зимин может оформить заявку и, если обнаружится золото, придется вознаграждение делить.

Мамонтов: Как Бражников отреагировал?

Мазурин: Почти никак. Сказал, что ему в данный момент больше интересен сам факт наличия клада, а дальше видно будет – сумеют поделить.

Мамонтов: В первый раз вы были на Пятнадцатом километре и на лесокордоне с кочегаром Сипягиным. Он вас привез. Почему в первый раз Бражников сам не заезжал, как было позавчера?

Мазурин: Мы не оговаривали с Бражниковым день. Когда выдалось время, тогда и поехал.

Мамонтов: Кочегар Сипягин сам вызвался отвезти вас?

Мазурин: Нет, это по моей просьбе. Его вообще интересовало другое место. Но у него кончились деньги. «За так» я не работаю. Он искал взаймы, боялся, что я не стану ждать, уеду, и рад был, что подвернулся Бражников.

Мамонтов: Сколько вы берете за работу?

Мазурин: Вообще‑то это к делу не относится. Но я отвечу – вы ведь все равно узнаете. С таких, как Сипягин, Бражников, стандартно: сто долларов за сеанс. В пересчете на рубли.

Мамонтов: Хорошо. Вернемся к позавчерашнему дню, к тридцатому октября, к трем часам с минутами. Расскажите, как и с кем вы провели остаток дня?

Мазурин: Один. Во‑первых, отогрелся под горячим душем. Потом пил чай и работал, пытался представить, на какой глубине находится, скажем условно, тяжелый металл. Переводил горизонтальную плоскость в вертикальную.

Мамонтов: Как это делается, можно узнать?

Мазурин: Мысленно. Голая сенсорика.

Мамонтов: Чувства, значит.

Мазурин: Да. Чувства, ощущения, интуиция. Как угодно.

Мамонтов: То есть сидите, размышляете. И – все?

Мазурин: Ну, иногда, в сложных случаях, делаю набросок места поиска. Для себя.

Мамонтов: Для наглядности?

Мазурин: Да. Именно для наглядности.

Мамонтов: В этот раз набрасывали?

Мазурин: Набрасывал.

Мамонтов: Можно взглянуть?

Мазурин: Пожалуйста.

Мамонтов: Хорошо рисуете. Прямо‑таки картинка. Кто‑нибудь видел эту картинку?

Мазурин: Нет. Вы первый.

Мамонтов: А мог видеть?

Мазурин: Исключено.

Мамонтов: Почему вы так уверены? Вы никуда не уходили?

Мазурин: Уходил. Где‑то около шести вечера, в сумерках уже, пошел в вокзальный ресторан поужинать. В восемь вернулся. После этого до утра был в гостинице.

Мамонтов: Вы не допускаете, что, когда ходили ужинать, кто‑то проник в номер и увидел этот рисунок?

Мазурин: «Проник» – сильно сказано. Замок на честном слове держится, любым гвоздиком открыть просто. Поэтому я, когда даже ненадолго ухожу, все самое ценное с собой беру. А на рисунке, как видите, полная информация.

Мамонтов: То есть рисунок был с вами?

Мазурин: Да. И даже не в «дипломате» – в бумажнике. Заметны же следы сгибов на листе.

Мамонтов: А Сипягин или кто‑нибудь другой не приходил к вам? Или в городе с кем‑нибудь, может, виделись, разговаривали?

Мазурин: Нет. Я приехал сюда не знакомства заводить. А Сипягин дежурил в котельной до восьми вечера. Часов в девять позвонил. Сказал, что ищет деньги и найдет обязательно. До тридцать первого числа.

Мамонтов: Вы говорили, у Сипягина проблемы с оплатой начались еще неделю назад. Сколько он вам сейчас должен?

Мазурин: Нисколько. За все рассчитался.

Мамонтов: Но он же позвонил главным образом из‑за денег? Или не так?

Мазурин: Так. Просто раньше, когда ему нечем стало платить, я ему сказал, что искать клады – дорого, лучше прекратить, если не на что. Он тогда быстро где‑то нашел, рассчитался. А вот сейчас он хотел бы еще до снега в двух местах побывать. Боялся, что я уеду.

Мамонтов: Потому и звонил?

Мазурин: Да.

Мамонтов: А про то, как вы провели день, спрашивал?

Мазурин: Нет. Буквально несколько слов сказал: ищет и найдет деньги тридцать первого числа. Просил подождать. На этом и закончил разговор. А тридцать первого подвернулась работа. Что бы я стал кого‑то ждать целый день…

Мамонтов: Понятно. Сейчас поедем поищем тот дом, в который Бражников входил. И еще. Вам придется временно задержаться у нас в Пихтовом. Независимо от того, найдет или нет кочегар Сипягин деньги…

К протоколу допроса Игоря Васильевича Мазурина был приложен рисунок. Почти с фотографической точностью на нем был воспроизведен дом Бражникова на лесокордоне и фрагмент двора, где находился некогда колодец. Указано было и расстояние от дома до колодца, и глубина, на которой должен быть, по мнению биолокаторщика, тяжелый металл, – «5,5–7 м» – верхняя‑нижняя границы от поверхности земли. Мазурин для себя написал и сколько примерно золота на глубине: «Aurum – 2,5–3 кг?!»

– Да, действительно очень конкретная карта. Конкретнее желать нельзя. А рисует‑то как. Талант! – Нетесов захлопнул папку, вернул своему заместителю. – Ну и где останавливался Бражников?

– Около трех дня заходил к другу, машинисту снегоочистителя Скороходову, попросил метров двадцать‑тридцать троса и лебедку. Ждать, пока Скороходов найдет, не стал. Буквально минут через десять‑пятнадцать подъехал снова, забрал, – ответил Мамонтов.

– Значит, завез в гостиницу народного академика и вернулся? – спросил Нетесов. Невольно в памяти всплыла валявшаяся у поленницы в бражниковском дворе на лесокордоне размотанная бухта троса тонкого сечения.

– Да, по времени все сходится, – сказал Мамонтов.

– Биолокаторщик точно в ресторане ужинал и потом из гостиницы никуда не уходил?

– Точно. В вокзальном ресторане. Он примелькался. Во втором часу ночи ему из Омска какая‑то женщина звонила. В гостинице телефон один – в коридоре. Заведующая будила, звала.

– Кочегар деньги нашел?

– Махом. У него проблем с этим не было.

– Не понял?

– Охотничье ружье главному инженеру вагонного депо заложил. Подарочную двухстволку «тулку». За девять тысяч рублей. Или, может, за эквивалент – полторы тысячи «зелеными».