Беловеский покраснел и не мог сдержаться:

– Наш командир тоже был раньше штурманом. И Анну с мечами за это получил. За невоенные заслуги её не давали.

Комиссар неодобрительно на него взглянул и продолжал разговор в примирительном тоне:

– Амнистия дает возможность каждому теперь же вернуться на Родину, Петр Петрович. Но меня интересует ещё и другое: все ли одинаково к ней относятся? Ведь идти дальше некуда и не на что, а главное, русский человек на чужбине жить не сможет. Тоска заест. А здесь на торговых флотах безработица. В городе на заводах и фабриках массовые стачки. Например, сейчас бастуют около ста тысяч человек.

– Эх, Бронислав Казимирович, на Родину многие стремятся. Но куда же без своего судна? Поэтому большинство намерено держаться за свои корабли. Имеет значение и то, что это не боевые суда, на них и под коммерческим флагом можно работать.

– Под каким флагом?

– Да адмирал стремится к французам, в Сайгон.

– А личный состав пойдет с ним?

– По‑моему, большинство пойдет. В него верят. И ядро команд везде подобрано из «месопотамцев». А это, знаете, люди с прошлым.

– А вам там не место, Петр Петрович… – снова начал Нифонтов, но его перебил Беловеский:

– С самого начала вам там было не место. Ведь вы прапорщик по морской части, черная кость. Ну при Колчаке служили это туда‑сюда. Но при Меркулове Тачибанском… Мы все от вас этого не ожидали.

Волчанецкий поблагодарил старшего офицера и встал. Встал и Нифонтов. Прощаясь с кают‑компанией коротким поклоном, флагманский штурман сказал:

– Простите, господа, мой поздний визит. Благодарю вас за гостеприимство и преподанные мне уроки. Теперь, конечно, каяться поздно. За службу у белых придется отвечать. Но к французам на поклон я не пойду. Придется остаться пока в Шанхае.

– Если адмирал разрешит, – с озорной улыбкой добавил штурман.

– До свидания, Петр Петрович, – заторопился Нифонтов, надевая фуражку, – останетесь здесь – заходите. Ведь не так уж мы и злы. Молодежь, конечно, любит крайности, это всегда было. Но наш командир может за вас походатайствовать…

Они вышли, дверь закрылась. Глинков взъерошил волосы:

– Вот этих прапорщиков из крестьян я совсем не понимаю. Ну кадровые, дворяне, это понятно. До последнего вздоха борются за старую Россию, где они как сыр в масле катались. А этот? И к павам не пристал, и от ворон отстал!

– Это почему же мы вороны, Павел Фадеевич? – улыбнулся вернувшийся старший офицер. – Что мы проворонили?

– Флотилию проворонили. Ведь уйдут, если китайцы не задержат.

– За‑дер‑жат, – уверенно протянул штурман.

123

«Магнит» уже третий день стоял в доке, и лейтенанта Дрейера угнетали неудобства: днем неугомонные пневматические молотки, по палубам и коридорам шляются грязные китайские мастеровые, в умывальнике нет воды, паровое отопление не действует, вестовые постоянно в отлучке, ночью приходится каждый раз одеваться и бегать за полверсты в общий доковый гальюн.

Да и дальнейшее плавание ничего соблазнительного не сулило. Волчанецкого взяли флагманским на «Байкал». А Буланин? Мичман, говорите? Совсем недавно выучился, или, вернее, недоучился, на офицера! За ним нужен глаз да глаз. Не раз вспомнишь Петра Петровича! Без него теперь и поговорить откровенно не с кем.

Дрейеру становилось совершенно ясно, что пора уходить в отставку. Уходить именно здесь, в Шанхае. Если Старку удастся расплатиться и двинуться на юг, флотилию всё равно интернируют в первом порту, где нет Гроссе и консульского корпуса. Тогда уже не будет выбора. А в Шанхае не так уж трудно устроиться, если владеешь английским языком. Уже не один год плавает по реке бывший командир «Орла» Афанасьев, по улицам города разъезжает под звон колокола брандмайор Бересневич, бывший морской летчик. Полидоров, бывший штурман крейсера «Баян», служит на английском пароходе. Да мало ли ещё?

Вошел вахтенный.

– Господин лейтенант, к вам пришел какой‑то англичанин. Вахтенный начальник спрашивают, провести его к вам или сами выйдете?

Дрейер взял визитную карточку. На ней по‑английски написано: «Джемс Д. Куртисс, корабельный инженер».

– Проведите сюда, – сказал он, поправил галстук штатского костюма: Он собирался на берег и ждал только возвращения старшего офицера.

Через минуту в открытую вахтенным дверь вошел незнакомый молодой человек в драповом пальто, с подстриженными по‑английски усиками и густыми бровями.

– Are you captain, sir?[63] – спросил он.

– Yes, I am. Sit down, please,[64] – отвечал лейтенант, кивнув на кресло.

Сняв шляпу и расстегнув пальто – в каюте было сыро и холодно, – посетитель уселся.

– Я имею для вас, капитан, поручение от моего шефа, – продолжал он по‑английски. – Ведь вы нуждаетесь в деньгах? Наша фирма может оплатить ваш ремонт, если вы примете наши условия.

Дрейер с любопытством смотрел на посетителя. Одет вполне прилично, в тоне и во взгляде какая‑то нагловатая самоуверенность. Откуда‑то узнал, что ремонт оплатить нечем. Говорит по‑английски свободно, но не с лондонским выговором, грубее и немного картавя. Конечно, американец. Но что за странное предложение? Хотя в Шанхае всё бывает. И лейтенант спросил:

– Вы сообщите мне условия?

Инженер едва заметно улыбнулся:

– Вы их узнаете из письма, которое я вам должен передать. Но обязательно на берегу, а не здесь.

– Ещё одно условие?

– Вы правы, ещё одно.

– Очень хорошо, – отвечал лейтенант, – подождите меня у ворот, через пять минут я выйду. Мне нужно распорядиться, прежде чем покинуть корабль.

Инженер встал и поклонился:

– Буду ждать вас, капитан.

Не дождавшись Ипподимопопуло, Дрейер надел штатское пальто, шляпу и вышел.

– Я ненадолго в город, Игорь Николаевич, – сказал он вахтенному начальнику, – старший офицер должен вернуться с минуты на минуту, но я не могу больше ждать. Передайте ему, чтобы действовал по расписанию и никуда не отлучался.

Худой и долговязый Буланин почтительно приложил растопыренную ладонь к маленькой флотской фуражке и фальцетом скомандовал: «Смирно». Несколько матросов встрепенулось, но большинство продолжало сидеть на люке, провожая своего командира насмешливыми взглядами.

«Падает дисциплина, – подумал Дрейер, шагая по доковому двору, – и никакие греки больше не в силах удержать её на должной высоте». Инженер ждал у ворот, покуривая сигарету. Сделав несколько шагов навстречу, он предложил:

– Не хотите ли, капитан, зайти перекусить, я уже успел проголодаться. Тут поблизости есть приличный ресторанчик. Там и поговорим.

Немного поколебавшись, Дрейер согласился. Интуиция подсказывала ему, что это посланец из другого лагеря.

Когда они сели за столик совершенно пустого в эти часы зала и китаец бой ушел выполнять заказ, инженер вынул из нагрудного кармана запечатанный конверт и подал его лейтенанту. Прочитав надпись, Дрейер распечатывать конверт не стал. «Пусть не думает, что я сгораю от нетерпения». И, приняв безразличный вид, небрежно сунул конверт в карман.

За столом он обнаружил у незнакомца изысканные манеры. «Непохож на большевика. Кто же он и что в этом конверте?» Но решил также блеснуть английской выдержкой. Расправившись с холодной закуской и налив по второй рюмке джина, Дрейер достал и десертным ножом вскрыл конверт: на плотном листе дорогой почтовой бумаги было каллиграфически выведено по‑русски:

«Командиру п. с. «Магнит» А. К. Дрейеру.

Приглашаю Вас для переговоров. Место и время назначьте сами.

Командир РКК «Адмирал Завойко» А. Клюсс.

Шанхай, Киукианг роуд, 14».

Прочитав и удивленно подняв брови, лейтенант аккуратно спрятал листок в конверт и положил его на стол. Чокнувшись со своим собеседником, он залпом выпил джин и, не закусывая, спросил:

– Вы, конечно, говорите по‑русски?

– Конечно, говорю, – ответил «инженер» с невозмутимым видом.

– Письмо верните вашему командиру. Ответ будет по почте.

– Отрицательный?