– Я – гардемарин с эскадры контр-адмирала Попова Давид Чихрадзе, – представился он вахтенному матросу. – Имею важное донесение для его превосходительства адмирала Лесовского.

– Сию минуту доложу, – ответил матрос. – А как прикажете отрекомендовать барышню, ваше благородие?

– Мэри Бойд. Моя… – он запнулся, – помощница.

Матрос обернулся, крикнул кому-то:

– Егорка! Сообщи его превосходительству, что прибыл вестовой от адмирала Попова. – Он опять посмотрел на Мэри, глаза его слегка сузились. – Вам понравится на нашем корабле, барышня.

Мэри неуверенно посмотрела на своего спутника, пожала плечами.

– Несомненно, – сказал Чихрадзе, обнимая её за талию.

Через релинг перевесились другие матросы, они весело глазели на девушку и свистели. Их солёные шутки привели Чихразе в ярость.

– Эй вы! – крикнул он. – Замолкните. Не то кое-кому не поздоровится.

Матросы сразу присмирели.

– Серьёзный господин, – с признанием протянул кто-то. – С таким лучше не шутить.

Вскоре вернулся Егорка, сказал:

– Его превосходительство приказали вести гостей прямо к нему в каюту.

– Вот и веди, – отозвался вахтенный.

Они направились в каюту командующего эскадрой. Для Мэри всё здесь было в новинку, она с любопытством озиралась, а вслед ей тянулись алчные взоры, щупавшие каждый крохотный шовчик на её платье. Лесовский встретил их, облачённый в обычную парусиновую рубашку и просторные брюки. В этом одеянии он был похож на дачника.

– Прошу, – указал он гостям на диван. – Чрезвычайно рад видеть вас. Чрезвычайно, – повторил он с нажимом.

– Рад стараться, ваше превосходительство, – ответил Чихрадзе.

– А кто ваша спутница, господин гардемарин?

– Мэри Бойд, моя невеста. Она помогла мне преодолеть последнюю часть пути.

– Гхм… – кашлянул адмирал с некоторым неудовольствием. Женщина на корабле считалась плохой приметой. Особенно невеста. – А где же второй? Андрей Александрович сообщал мне о двух посыльных.

– Второй погиб в горах Сьерра-Невада.

– Ах как печально! Его убили?

– Да. Мятежники.

– Прискорбно, прискорбно… Хм… Что же хотел передать мне Андрей Александрович?

– Вот это, – Чихрадзе открыл планшет и извлёк оттуда карты. – Подробный план расположения британских и французских кораблей в китайских и японских морях.

– Благодарю, благодарю, – рассеянно пробормотал Лесовский. Он развернул большие мятые листы, окинул их взором, затем быстро сложил обратно. – Что же, вы заслуживаете похвалы. Я буду ходатайствовать перед министром о приставлении вас к награде.

– Рад стараться, ваше превосходительство. Если позволите, я бы попросил также исходатайствовать награду для мичмана Штейна. Посмертно.

– Да-да, конечно. – Адмирал опять с каким-то сомнением посмотрел на Мэри. – Полагаю, вы устали с дороги и хотите отдохнуть. Вам и вашей спутнице предоставят каюту. Вы, должно быть, проголодались. – Он вопросительно посмотрел на гостей. – Вам принесут обед. А часа через четыре прошу снова ко мне. Хочу услышать рассказ о вашем путешествии.

– Так точно, ваше превосходительство, – отдал честь гардемарин.

– Егорка! – крикнул адмирал.

В круглом стекле иллюминатора перекатывал волнами холодный серый океан. Над водой кружили чайки, в небе висела рваная плёнка туч. Осеннее солнце выглядело как размытое белое пятно.

В узкой маленькой каюте было не повернуться, из всех удобств были лишь две откидные кровати, да металлический столик под иллюминатором. Мэри растерянно посмотрела на грузина.

– Неужели мы здесь будем жить? – вопрошали её глаза.

– Всё обойдётся, – взглядом ответил гардемарин.

Обед, который им принёс всё Егорка, остался стыть на столе. Любовникам было не до еды. Обоюдное вожделение сжирало их, и они отдались ему с головой. Будущее было неизвестно, прошлое темно, лишь настоящее сулило определённость, и они спешили насладиться каждой минутой совместной жизни, словно предчувствуя разлуку.

– Ты не оставишь меня? – молча спрашивала она.

– Никогда, – отвечал он глазами.

– Ты любишь меня?

– Безумно.

– Люби же меня страстно. Люби горячо. Кто знает, что принесёт нам завтрашний день.

Тем временем в каюту адмирала постучался Семён Родионович Костенко.

– Позволите войти? – спросил он, не переступая порога.

– Что вам надо? – недружелюбно осведомился Лесовский.

– Я слышал, явился посыльный от Попова. Это правда?

– А вам какое дело?

– Вы уж, пожалуйста, не грубите мне, Степан Степанович. Мы делаем общее дело, и я должен быть в курсе событий.

– Вы уже были в курсе. Благодарю покорно.

– Разве я вам чем-то навредил? Не смотрите на меня словно сыч.

– Между нами всё уже сказано, Семён Родионович. Полагаю излишним добавлять что-либо.

– В таком случае просто сообщите мне, действительно ли прибыл вестовой от Попова, и правда ли то, что с ним явилась какая-то женщина?

– Уже разболтали? – угрюмо промолвил адмирал.

– Шила в мешке не утаишь.

Лесовский вздохнул.

– Чего же вы от меня хотите, господин шпион, если вам и без того уже всё известно?

– Если вы не против, мне бы хотелось присутствовать при докладе этого господина.

– С какой стати?

– С той стати, Степан Степанович, что мы, как-никак, посланы сюда великим князем и должны держать перед ним ответ. Хорошенькое же дело будет, если наши отчёты разойдутся в фактах.

Адмирал выдержал паузу, пытливо глядя на резидента.

– Ладно, бог с вами. Сидите. Но предупреждаю: пикните хоть слово, выгоню к чёртовой матери.

– Однако у меня есть вопросы к посыльному…

– Вопросы буду задавать я. А вы будете сидеть и слушать.

– Экий вы, однако, суровый…

– Да уж какой есть.

– Хорошо. Ещё приказы будут?

– Нет. Пока вы свободны. Возвращайтесь через три с половиной часа.

– Слушаюсь.

Костенко козырнул и, чеканя шаг, вышел из каюты.

Чихрадзе был уверен, что Лесовский знает о его приключениях в Рок-Айленде. Иначе и быть не могло – ведь Катакази наверняка предупредил его о бегстве гардемарина. Однако поведение адмирала не давало к тому никаких оснований. Судя по всему Лесовский был застигнут врасплох его появлением. Во всяком случае, тот факт, что он ни разу не обмолвился о Катакази, настраивал на некоторые мысли. Если резидент не послал ему весточки из Рок-Айленда, тогда чем могло быть вызвано такое неведение? Уж не действовал ли Константин Гаврилович на свой страх и риск, отправляясь встречать гонца в Иллинойс? Озадаченный, сбитый с толку, Чихрадзе не знал, что и думать, и находился в полном раздрызге, направляясь с рапортом к Лесовскому. Он чувствовал, что перестаёт что-либо понимать в хитросплетениях тайной политики и решил просто изложить адмиралу канву событий. А уж там будь что будет. Одно он решил твёрдо – Мэри он им не отдаст. Ни за что. Пусть уж лучше его расстреляют.

В таком настроении он заявился в каюту Степана Степановича. Адмирал был уже в мундире; опершись о локоть, он стоял над рабочим столом и рассматривал карты Попова. Рядом с ним на диване сидел немолодой жилистый человек в гражданской одежде. Вид у него был довольно хмурый.

– Познакомьтесь, – сказал адмирал. – Давид Чихрадзе, гардемарин. Семён Родионович Костенко, чиновник по особым поручениям при министерстве иностранных дел.

Они пожали друг другу руки, Чихрадзе сел.

– Итак, я вас слушаю, – сказал адмирал.

Рассказчиком Чихрадзе был неважным. То и дело останавливаясь, чтобы припомнить подробности, он с грехом пополам начал прясть нить своего повествования. Ему с трудом удавалось держаться главной колеи рассказа среди боковых ответвлений, притом, что незнание английского языка мешало толково разъяснить многие факты. Лесовский быстро понял это и не торопился с вопросами, ожидая, когда гардемарин закончит. Костенко же как будто вообще не интересовался тем, что говорил грузин. Он лениво скользил взглядом вокруг, иногда фокусируя его на лице гардемарина. Лишь однажды он как будто насторожился – когда речь зашла о допросе у партизан. Услыхав, что те знали фамилию Стекля, Костенко удивлённо задвигал бровями, словно поражаясь такой осведомлённости мятежников. Но вскоре вновь поскучнел и не просыпался до самой той минуты, когда Чихрадзе заговорил о Рок-Айленде.