– А как называется деревня? – спросила я бесстрашно.
Герр Бехлер пожал плечами.
– Не помню. Знаю только, что это далеко на юге, под Асуаном. Но если, миссис Эмерсон, вам по-прежнему не дает покоя то убийство, лучше не тратить зря время. Этого свидетеля подробно допрашивала полиция.
– Понимаю. Выходит, у полиции появился главный подозреваемый – анонимный бродяга, а с мисс Дебенхэм подозрение снято?
– Надеюсь, что так. А теперь, миссис Эмерсон, прошу меня извинить. Я ожидаю большую группу гостей и...
– Еще один вопрос, герр Бехлер, и я оставлю вас в покое. Как зовут коридорного, дежурившего в нашем крыле гостиницы?
– Надеюсь, вы ни в чем его не подозреваете? – воскликнул герр Бехлер. – Это очень надежный работник, он у меня уже много лет.
Я успокоила управляющего на сей счет и узнала, что коридорный как раз сейчас находится на своем посту.
Этого человека я помнила: худой седеющий мужчина средних лет, с тихим голосом и приятным лицом. В его щербатой улыбке не было и следа коварства. Он с готовностью отвечал на мои вопросы, но, увы, не сумел вспомнить ничего примечательного о людях, доставивших для нас посылки. Оплаченные покупки рассылают многие магазины; кого-то из рассыльных коридорный знал, кого-то нет.
Я вознаградила его за честные попытки напрячь память и позволила дремать дальше. Добропорядочность славного малого не вызвала у меня сомнений. Расспросы дали мало результатов, зато свободного времени у меня оказалось хоть отбавляй, поэтому я решила употребить его с большей пользой, чем банальное утоление голода. Эмерсон мог появиться в гостинице только через несколько часов, и я рассчитывала вернуться раньше его.
В вестибюле меня окликнул портье:
– Миссис Эмерсон! Вам письмо.
– Поразительно! – пробормотала я, изучая незнакомый почерк на конверте.
Ошибка исключалась: послание адресовалось «Амелии Пибоди Эмерсон».
– Кто оставил письмо?
– Незнакомый джентльмен, мэм. Не из наших постояльцев.
Я поблагодарила портье и поспешно вскрыла конверт. Послание оказалось кратким, тем не менее и от этих скупых строк у меня сладко екнуло сердце. «Располагаю важными сведениями. Жду в кафе „Ориенталь“ между половиной второго и двумя часами. Т. Грегсон».
Знаменитого частного детектива я благополучно забыла, – полагаю, так же, как читатель. Видимо, он видел, как я входила в гостиницу. Но зачем оставлять записку, если можно было просто заговорить со мной?
С другой стороны, время назначено на редкость удачно. Перед свиданием с Грегсоном я успею заглянуть в лавку Азиза.
Конечно, приглашение вызывало некоторое подозрение: не исключено, что меня заманивают в ловушку. Оказаться зловредным Сети этот Грегсон не мог, глаза у него были не черные, а бархатисто-карие. Однако он вполне мог быть сообщником загадочного преступника, или кто-то воспользовался именем детектива в недобрых целях.
Но и то и другое выглядело маловероятным. Кафе «Ориенталь», хорошо мне известное, находилось в приличном квартале, охотно посещаемом иностранцами. Если же подозрение оправдается и Сети впрямь поставил на меня капкан – что ж, я всегда наготове! Ведь при мне был мой зонтик, а талию облегал пояс-патронташ с незаменимыми в бою предметами.
Однако об одной дополнительной предосторожности я все-таки подумала: забежала в салон и написала Эмерсону короткую записку о том, куда направляюсь. На случай, если я не вернусь, ему предлагалось утешиться мыслью, что наше взаимное глубокое и нежное чувство обогатило мою жизнь и его, надо полагать, тоже.
Перечитав записку, я сочла ее излишне пессимистичной и добавила такой постскриптум: «Дорогой Эмерсон, ГП вряд ли меня прикончит, скорее превратит в заложницу, чтобы напугать тебя. Уверена, если мне не удастся сбежать самой, ты меня найдешь и освободишь. Я не прощаюсь, а говорю до свидания. Преданная тебе...» Ну и так далее.
Конверт я оставила портье, чтобы тот вручил его Эмерсону после пяти часов вечера, если я сама не появлюсь раньше.
Страх и нетерпение заставили меня отправиться к Азизу пешком, чтобы проветриться. Азиз – в высшей степени несимпатичный коротышка, зато единственный оставшийся в живых член египетского семейства, тесно связанного с Гением Преступлений. Его отец и брат издавна занимались незаконным сбытом ворованных древностей; обоих постиг годом раньше страшный конец, хотя, скорее всего, не от руки Сети. Азиз получил в наследство от отца целый склад предметов египетской старины, а также (во всяком случае, я на это надеялась) отцовские связи с Гением Преступлений. Я была попросту обязана попытать с ним счастья.
Азиз сидел перед дверью, зазывая внутрь прохожих. Меня он узнал мгновенно. Профессиональная улыбка тут же сменилась встревоженным выражением, и он юркнул в лавку.
Как и все подобные заведения, лавка была верхом безвкусицы – витрины и полки забиты дешевым товаром на потребу туристам и поддельными древностями, изготовленными по большей части в английском Бирмингеме. Самого Азиза нигде не было видно. Одинокий продавец смотрел на колышущуюся занавеску, за которой только что скрылся хозяин. Покупателей в лавке не оказалось: у туристов это время обеда, а сама лавка должна была вот-вот закрыться до вечера.
– Передайте господину Азизу, что я хочу его видеть, – сказала я громко. – Я все равно не уйду, пока он не появится, так что лучше ему не тянуть.
Я знала, что Азиз слышит из соседней комнаты каждое мое слово. Тем не менее борьба с собственным малодушием заняла у него несколько минут, после чего он предстал передо мной с фальшивой улыбкой до ушей. Морщины на его физиономии походили на трещины в гипсе. Если бы улыбка стала шире хотя бы еще на полдюйма, гипсовая маска рассыпалась бы на мелкие осколки.
Он приветствовал меня поклонами до полу и возгласами восторга. Какое счастье, что госпожа оказала ему честь и посетила его скромное заведение! Чем он может услужить? Госпоже несказанно повезло: он как раз получил партию дамасской парчи с золотым шитьем!
Я хорошо знала коротышке цену и не собиралась щадить его чувства, а потому заявила без предисловий:
– Хочу поговорить с вами о Сети!
Азиз сразу сделался белым как полотно.
– Не надо, госпожа, – прошептал он. – Пожалуйста, не надо!
– Вы меня знаете, мистер Азиз. Мне сейчас все равно больше нечем заняться. Я готова ждать.
Улыбку на его лице сменил волчий оскал. Повернувшись к разинувшему рот продавцу, он хлопнул в ладоши:
– Пошел вон!
Закрыв за продавцом дверь, Азиз задернул занавеску.
– Что я вам сделал, госпожа? Почему вы хотите моей гибели? – зашептал он трагическим тоном. – Любого, кто продаст этого... этого человека, ждет смерть. Если бы я хоть что-то знал об этом... этом человеке – хотя я ничего не знаю! – то, клянусь отцовской могилой, госпожа, одно то, что вы назвали его имя в моей лавке, уже угрожает мне погибелью.
– Раз вы ничего о нем не знаете, то и бояться нечего, – возразила я:
Азизу заметно полегчало.
– Верно! – пробормотал он.
– Что о нем болтают на базарах? Можете без опаски повторить то, о чем и так всем известно.
Но, по утверждению Азиза, даже на базарах никто толком ничего не знал, потому что люди Сети не привыкли откровенничать. О Гении Преступлений говорили его действия, и то невнятно: ему приписывали любое нераскрытое преступление, совершенное в Каире. По мнению Азиза, Сети был вообще не человеком, а ифритом, демоном. Ведь даже его подручные, по слухам, понятия не имели, кто он такой! Связь с ними Сети поддерживал, оставляя в условленных местах записки; те же, кто видел его в лицо, знали, что в следующий раз он предстанет перед ними совсем в другом обличье.
Начав молоть языком, Азиз так распалился, что унять его было бы невозможно при всем желании. Я услышала несколько легенд с участием все того же загадочного персонажа и поняла, что Гений Преступлений быстро превращается в фантастического героя бескрайних городских трущоб.
– Прекрасно! – сказала я, улучив момент и выразительно взглянув на часы. – Полагаю, дорогой мистер Азиз, вы поведали мне все, что знали. Такого человека, как вы. Сети никогда не привлечет под свои знамена. Для этого вы слишком трусливы и слишком много болтаете.