Друг Артамонова С. Л. Войцеховский писал, что элегантный Артамонов, бывший начальник Помгола и Александры, на самом деле был офицером разведки польского Генштаба. Может показаться несколько странным, что именно польские власти жаловались на тесные связи Квислинга с Артамоновым. Не менее странно, что некоторые считали Артамонова двойным агентом тайной полиции (ОГПУ). Третья странность: Войцеховский считал Артамонова верным и преданным монархистом. Удивляет и то, что какую бы сторону ни поддерживал Артамонов, он был тесно связан с организацией, которая позже стала известна под названием «Трест» и, как мы увидим позже, сыграла главную роль в отношениях Александры и Марии[43].

Гуверовские документы показывают, что Артамонов лично попросил о переводе в Одессу весной 1922 года, и что в конце августа того же года по своей же просьбе был освобожден от должности в Помголе, так как хотел заняться международной торговлей[44]. К тому времени Видкун Квислинг и его молодая жена находились в пути: они ехали в Норвегию.

Глава 7. ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Не обращая внимания на других, мы с капитаном продолжали бродить вместе, беседуя и не замечая, как зима сменилась весной, весна перешла в лето, а наше взаимное уважение и восхищение друг другом все возрастало. Голод в стране усиливался. Видеть происходящее вокруг было чрезвычайно тяжело, и капитан говорил мне, что положение продолжает ухудшаться по всей Украине. Все в нашей конторе знали, что в апреле он послал отчет в Лигу Наций, в котором убеждал о необходимости увеличения поставки продовольствия, чтобы как-то уменьшить существующую отчаянную нужду.

Время от времени до нас доходили слухи, что советское правительство намеревается ввести новый экономический план — НЭП, признавая право на частное предпринимательство и на частную собственность с установкой новой денежной системы, основанной на цене золота. Тем временем такие люди, как мама и я видели лишь беспорядок, произвол и гибельную инфляцию. Чтобы держать недовольный народ под контролем, власти продолжали арестовывать людей по малейшему поводу, многие наши друзья и соседи исчезли бесследно. Как и прежде, мы с мамой продолжали бояться за наши жизни, и только благодаря ее жалованию как сестры милосердия и моему заработку в Помголе мы как-то продолжали существовать.

Обычно я шла на работу голодная — в доме часто не было еды. Всегда хотелось кушать, но во время наших прогулок с капитаном я этого почти не замечала, так как у нас была масса тем для разговора. На одной из таких прогулок капитан Квислинг сказал мне:

— Знаете что, Ася, давайте в следующее воскресенье пойдем в парк на пикник. Возьмем с собой бутерброды, хорошо погуляем и покушаем на свежем воздухе.

Я впала в панику — еда, бутерброды… Откуда у меня такое? Неужели капитан Квислинг не знал, что служащие Помгола едва проживали на скромный паек и никогда не получали пищи, предназначенной голодающим.

— Я не смогу принести бутерброды. У нас дома нет никакой еды.

— Ничего страшного. Тогда просто погуляем и побеседуем.

«Может, ему просто неудобно предлагать еду? — подумала я. — Может, он не хочет меня обидеть». Вспомнив наглую попытку Башковича и его приятелей заманить нас с Ниной едой, я даже была рада, что капитан не предложил сам принести чего-нибудь поесть.

Как-то мама заметила:

— Тебе надо лучше следить за своим здоровьем, ты слишком похудела. Я написала об этом своей сестре в Чернигов. Там условия гораздо лучше, чем здесь, и у них еще есть еда. Она постоянно пишет, что была бы рада, если бы ты смогла провести некоторое время у них в гостях. Поэтому предлагаю тебе провести свой отпуск там. Это пойдет тебе на пользу, и ты сможешь хоть немного прибавить в весе, набраться сил. Когда-нибудь, я надеюсь, отблагодарю ее.

В то время продовольствия было так мало, что большинство людей мало думали о чем-либо другом, и стеснялись брать еду даже у самых близких родственников. Мне, однако, понравилась идея поездки, и мама, казалось, почувствовала облегчение от моего согласия.

Во время одной из наших прогулок капитан сказал мне:

— Ася, я хотел бы видеться еще чаще. Теперь, когда вы получите вскоре свой летний отпуск, не могли бы мы встречаться каждый день? Мне очень приятно беседовать с вами. Мы сможем встретиться завтра?

— Извините, но у меня не получится увидеться с вами так скоро. Мой отпуск начинается завтра, и мама хочет, чтобы я поехала в Чернигов и пожила там у ее сестры.

Когда он, наконец, понял смысл моих слов, то посмотрел на меня с удивлением и разочарованием. После небольшой паузы он спросил, где же находится Чернигов.

— Здесь, на Украине. Это древний город, расположенный чуть севернее Киева.

— Да-да, конечно. А сколько времени вы пробудете там?

— Я пробуду там все две недели моего отпуска, — ответила я.

— Как жаль, как жаль! Это значит, что мы никогда больше не встретимся, это наша последняя встреча! Через несколько дней я должен вернуться в Норвегию.

— Да, это означает, что мы должны будем расстаться.

В этот момент он взял мою голову в свои руки, сильно прижал ее к своему плечу и нежно меня поцеловал.

— Ася, я буду помнить вас всю жизнь.

Он молча и пристально смотрел на меня, а затем добавил:

— Теперь, когда я буду смотреть на карту мира и видеть слово «Азия», то буду думать о вас.

— Я действительно очень рада, что мы встретились, — ответила я. — Я получала огромное удовольствие от наших бесед и прогулок. И я буду по ним скучать. Мы так приятно проводили вместе время.

Я сказала это очень искренне, поскольку это была правда. Он всегда вел себя корректно, у нас никогда не было неловких моментов, кроме одного — когда он критически говорил о России и ее народе. Но что же он видел в России, кроме беспорядка, горя, страха, голода, смертей и других кошмаров? Наша приятная прогулка закончилась нежным прощанием. Расставание было теплым и сердечным. Видкун все повторял:

— Я буду часто думать о вас…

Когда мы пожимали друг другу руки, он не отпускал мою ладонь.

— Может быть, вы вернетесь? — спросила я.

— Да, это возможно, — ответил он вежливо, и на этом мы расстались.

Я пробыла в Чернигове, этом маленьком древнем городе на высоком берегу Десны, две весьма приятные недели, которые пролетели очень быстро. Мы посетили две старинные церкви и поклонились могиле князя Игоря Черниговского, одного из наших предков, чей род шел от короля Рюрика, и который упоминается в «Слове о полку Игореве». В такой приятной обстановке время шло быстро, и я почти не думала о капитане Квислинге, а если и вспоминала, то только в те моменты, когда рассказывала о нем своим друзьям. И даже тогда я почти не чувствовала сожаления или грусти. Только благодарность за его дружбу, и гордость, что этот образованный и взрослый мужчина уделил мне внимание. То было приятным и интересным событием, но наши пути разошлись, и на этом все закончилось.

Когда пришло время возвращаться в Харьков, я неохотно попрощалась с теткой и моими новыми друзьями, думая при этом лишь о маме и о моих старых друзьях, по которым я скучала. Только после этой короткой разлуки я отчетливо поняла, как много мы значим друг для друга.

На следующий день после приезда нужно было идти на службу — отпуск заканчивался. Я хотела как следует выспаться, а потом навестить друзей. Проснувшись, я выглянула в окно: «Какой чудный день!» — светило яркое солнце, небо было голубым, и наша кирха перед домом сверкала. На кирхе были громадные часы с золотыми стрелками. Было раннее утро, но так как часы были переведены на 4 часа вперед, стрелки показывали что-то вроде 9 или 10 часов утра. Но никто не считался с ними. Просто передвинули время, чтобы жить при свете, ходить по своим делам, когда еще светло, и возвращаться при дневном свете домой. Никто не рисковал тогда выходить в темноте на улицу, могли пристрелить или забрать в милицию — всякое случалось.