— Сабина Даже! — узнал король.

— И Таванн! — прибавил Ришелье.

— Необыкновенно! — воскликнул Креки.

Свет погас, и картина исчезла в темноте. Представленное действие было таким ясным, как будто это происходило на самом деле. На стене опять появился свет, но сцена переменилась. Она показывала кладбище, у которого стояла карета, запряженная парой лошадей, в дверце показалась женская голова, закутанная в мантилью. Человек в бархатной маске, одетый во все черное, стоял возле кареты и разговаривал с женщиной. Шел сильный снег… Раздался крик удивления — это вскрикнула маркиза де Помпадур.

— Что с вами? — спросил король.

— Ничего… государь… — ответила фаворитка. — Удивление… удовольствие… все это так странно…

— Через два месяца в Версале я сделаю то, о чем вы меня попросите, — шепнул голос на ухо маркизе де Помпадур.

Она вздрогнула.

— Я не понимаю, что значит эта сцена, — проговорил Ришелье.

Свет померк, живая картина на стене исчезла. Вокруг стола было еще темно.

— Но в этой картине не было ответа на мой вопрос, — сказал король.

— Государь, — ответил Сен-Жермен шепотом, — духи не сразу повинуются, часто я вынужден подчиняться их прихотям и ждать, когда они захотят отвечать.

Отступив назад, граф прошептал какие-то странные слова, смысл которых был непонятен. Свет мало-помалу усилился и осветил сероватое небо, покрытое тучами. Тучи раскрылись и показалась красивая местность с многочисленной армией. Кавалерия, инфантерия, артиллерия проходили через горы и реки. На первом плане виднелась блестящая группа, в центре которой находился всадник в позолоченном вооружении. В зале все вскрикнули: этот всадник был маршал граф Саксонский. Вокруг его головы блистал ореол славы… Но тут тучи закрылись среди громких криков одобрения.

— Это очаровательно! Ослепительно! — говорила маркиза де Помпадур.

— Как объяснить увиденное? — спросил король.

— Для духов ничего нет невозможного, государь, — ответил Сен-Жермен.

— Мне становится страшно! — прошептала мадам де Бранка.

Тучи вновь раскрылись, и на этот раз все встали с восторгом. На золотом троне, под лазурным небом, усыпанным звездами, был виден Людовик XV в королевском костюме, держащий в руке обнаженный меч. Вокруг трона стояли маршалы, генералы, лица которых можно было узнать. По правую руку трона находилась победоносная французская армия; солдаты махали шляпами и знаменами. По левую — английские солдаты, стоя безоружные на коленях, просили помилования. Перед престолом стоял граф Саксонский, подававший одной рукой королю французское знамя, а другой — английские знамена.

— Да здравствует король! — закричал Ришелье с энтузиазмом.

— Да здравствует король! — повторили все.

— Замечательно! — взволнованно произнес Людовик XV.

— Государь, — сказал Сен-Жермен серьезным голосом, — одиннадцатого мая эта картина превратится в действительность.

— Я обязуюсь, — прибавил маршал громким голосом.

— В этот день, граф де Сен-Жермен, — возгласил Людовик XV, — я исполню просьбу, с которой вы обратитесь ко мне.

— Это было будущее, государь, — продолжал Сен-Жермен, — а вот настоящее.

Золотые облака заслонили великолепную картину, и свет погас. Наступило продолжительное молчание. Вдруг раздалось пение петуха, черные тучи раскрылись, и показалась комната с позолоченными стенами и в ней большая ванна из черного мрамора. В этой ванне была красная жидкость — кровь! В нескольких шагах от этой ванны лежало тело молодой девушки с открытой веной и с широкой раной в груди. Человек с большими усами — точная копия того, который в первой картине выпрыгнул из окна особняка Субиз, чтобы убить молодую девушку, — стоял возле тела и собирал в вазу человеческую кровь, которую потом выливал в ванну. В этой ванне сидел другой человек, голова которого виднелась из красной жидкости. Крик ужаса и негодования раздался в зале: в этом человеке узнали графа де Шароле, который сидел за столом напротив короля. Свет померк, страшная картина растаяла, и пламя, похожее на блуждающий огонь, пробежало у потолка и постепенно зажгло все свечи. Яркий огонь, осветив столовую, словно возвратил к жизни всех сидящих вокруг стола. Вздох облегчения вырвался у всех из груди. Сен-Жермен, стоящий напротив короля, низко ему поклонился.

— Государь, — сказал он, — духи ответили.

Король был очень бледен, в его глазах светилось негодование.

— Тот, кто явился в этой картине — друг венгерского князя? Это он согласился принимать ванны из человеческой крови?

— Да, государь.

— Вы, Шароле! Вы! — король не находил слов, бросая на графа испепеляющие взгляды.

— Государь, — холодно ответил принц Бурбон, — или этот человек сумасшедший, и тогда надо ему простить, или он насмехается над вашим величеством, и тогда его надо наказать.

— Клянитесь вашей честью, принц, — сказал граф де Сен-Жермен, — что обвинение несправедливо, и тогда я признаю себя или сумасшедшим, или гнусным лжецом.

— Мне нечего ответить на эти слова, — сказал граф с выражением презрительной надменности.

— Почему же?

— Потому что я не хочу.

Сен-Жермен насмешливо улыбнулся.

— Я этому верю, — сказал он.

Шароле сжал побледневшие губы.

— Чему вы верите? — спросил он.

— Тому, что ваше высочество не хочет отвечать.

— Я не хочу участвовать в шарлатанстве.

— Я исполнил приказание короля, — возразил Сен-Жермен, — его величество приказал мне указать на того, кто следует советам монгольского доктора и принимает ванны из человеческой крови. Я сожалею, что дух показал на вас, но духи не ошибаются никогда.

— Государь! — обратился граф де Шароле к королю. — Этот человек забывает, с кем он говорит.

— Я с вами не согласен, — отозвался король. Голос его, серьезный и строгий, заставил побледнеть присутствующих. — Граф де Сен-Жермен не забывает, с кем говорит, он напоминает вам приказание, которое я ему отдал.

— Но к чему это обвинение?

— Справедливо оно или ложно — вот в чем вопрос. Вы должны отвечать на это.

— Я повторяю, — сказал Сен-Жермен угрожающим тоном, — пусть его высочество поклянется честью, что он не принимал ванны из человеческой крови, и я объявлю себя самым презренным из людей, и пусть меня казнят.

Наступило молчание. Обвинение было высказано графом де Сен-Жерменом так прямо, что все взгляды обратились на принца крови. И так как граф де Шароле был всеми ненавидим, то взгляды эти выражали скорее любопытство, чем сочувствие. Граф де Шароле сохранял презрительное молчание. Он ел вареные фрукты, лежавшие на его тарелке, по-видимому, нисколько не заботясь о создавшейся ситуации, очень однако натянутой, если судить по выражению лиц других гостей и по пристальному взгляду Людовика XV.

— Ну, что вы скажете? — спросил король сухо.

— Ничего, кроме того, государь, что если бы подобная шутка происходила в другом доме, а не в королевском, тот, кто затеял этот розыгрыш, был бы наказан, как он того заслуживает.

Раздалось пение петуха, но никто из присутствующих не обратил внимания на это пение, доносившееся, без сомнения, из курятника замка. Шароле осмотрелся вокруг. По виду присутствовавших он понял, что думали гости короля. Все опускали глаза, отворачивали лица, избегая его взгляда. Он медленно встал и с надменным достоинством, уверенный в безнаказанности, так как он — принц крови, сказал: — Я прошу позволения у вашего величества удалиться. Терпеть подобные обвинения, даже в королевском доме, — дело невозможное для такого человека, как я.

— В Шуази нет этикета, — ответил король, — каждый может располагать своим временем и поступками. Оставайтесь, уходите, делайте, что вам вздумается.

Шароле низко поклонился и сделал шаг к выходу. В эту минуту раздался звонок. Ростен, маленький паж, который в этот день один служил в столовой в Шуази, подошел к секретному отверстию, пробитому в стене, раскрыл его и взял бумагу, сложенную в виде письма, которую подали ему оттуда. Он посмотрел на адрес и подал письмо маркизу д’Аржансону. Министр сорвал печать, быстро прочел, встал, подошел к королю и подал ему письмо. Король прочел в свою очередь и сделал резкое движение. Все это произошло так быстро, что граф де Шароле еще не успел дойти до двери.