Прощай, Испания

начале октября нестерпимая жара в Испании стала спадать. Массированные налеты с воздуха на столицу Испанской республики прекратились. Фашистская авиация перенесла свои усилия на Восточный фронт. Все это позволило зенитчикам облегченно вздохнуть после грозового лета 1937 года, однако их боевая готовность по-прежнему оставалась на высоком уровне.

Теперь нашей основной задачей стало не допустить к Мадриду разведывательную авиацию противника, и эта задача не вызывала особой трудности. Надо было лишь своевременно обнаружить воздушного врага и не упустить выгодный момент открытия огня. При первых залпах зенитной артиллерии фашистские самолеты-разведчики немедленно разворачивались на обратный курс, уходя от поражения.

Несмотря на острую потребность Восточного фронта в зенитной артиллерии, республиканское командование некоторое время еще не решалось перебросить ее туда из Мадрида. Противовоздушная оборона столицы не могла быть значительно ослаблена — решило высшее военное руководство Испанской республики.

Заканчивался год пребывания в Испании первой группы советских добровольцев. Инструкторы-зенитчики уже подготовили себе замену в соответствии со статутом их пребывания в Испании. Вторая группа советских инструкторов, прибывших в январе 1937 года, останется здесь еще на два-три месяца в роли советников. Командира зенитной артиллерийской группы батарей среднего калибра в Мадриде заменит капитан М. В. Антоненко. Это было обговорено, обсуждено с Н. Н. Нагорным и одобрено К. А. Мерецковым.

В такой обстановке в первых числах октября 1937 года, получив телеграмму о срочном вызове в Валенсию и главному военному советнику по противовоздушной обороне республики, я покидал Мадрид. Передав обязанности. командира зенитной артгруппы капитану Антоненко, собрался в путь со своим верным и неразлучным другом Педро Аринеро. Накануне своего отъезда из Мадрида сказал ему:

— Ми амиго, Педро, аке препарар нуэстро коче пара маршандо а лонго карретера (мой друг, Педро, надо подготовить нашу легковушку для поездки в дальнюю дорогу).

— Омбре, ке ай? — воскликнул Аринеро, а затем, желая блеснуть своими успехами в овладении русским языком (он им овладевал с таким же успехом при моей помощи, как я испанским), он меня спросил:

— Куда ехать будьем? В каторы час?

— Дорогой мой друг, — ответил я ему по-испански,— наш маршрут Мадрид — Альбасете — Валенсия. Выедем завтра на рассвете.

Уже давно у меня таилось желание при первой же возможности, если таковая представится, побывать хотя бы накоротке на альбасетской зенитной батарее, в подготовку которой было вложено столько труда, выдержки и терпения.

— Омбре, магнифико! (прекрасно!) — обрадовался Аринеро возможности побывать в Альбасете, где он до поездки на фронт работал и имел немало друзей. Охота была ему появиться среди них хотя бы на несколько минут в почетной роли фронтовика, похвастаться своими боевыми успехами, своим «пистола», из которого он палил по фашистам в траншеях Мадрида;

Выехали мы, как было условлено, ранним утром следующего дня. Каким-то особым чутьем я догадывался, что уже не вернусь в Мадрид. В дороге перебирал в уме все приметы, косвенно говорившие о скором возвращении на Родину. К моему приподнятому настроению примешивалось щемящее чувство грусти: очень хотелось вернуться на Родину и было жаль расставаться со своими боевыми друзьями, с которыми породнился в боях за Мадрид на реке Хараме, под Гвадалахарой и Брунете.

С особой остротой восприятия вглядывался в пробегавшие мимо картины изумительной природы Испании, в людей этой дивной страны. В моей душе уже давно созрело чувство восхищения ее трудолюбивым, мужественным народом, горячо и нежно любящим свою свободу и Родину.

Родина! Что может быть дороже для человека? Вдали от нее еще сильнее постигаешь великий смысл и значение этого слова. Мы, советские люди, оказавшиеся в Испании, так же горячо и нежно любим свою Советскую Родину. Чувство любви к своей Родине сближает людей. Оно интернационально, это чувство.

Заезжать нам на родину Педро, в селение Педроньерас, на этот раз не пришлось. Изменился наш маршрут. В дороге Аринеро затягивает любимую нами испанскую песню фламенко, подталкивая меня локтем, дескать, присоединяйся. И я пытаюсь присоединиться...

Так мы доехали до Альбасете. Знакомые места! Но здесь чувствуется изменение обстановки. Город стал спокойнее, в районе арсенала нет былого оживления, не слышно стрельбы. Все, что надо было сделать для фронта, выполнено, период формирования и обучения интернациональных бригад закончен, они превратились теперь в части и соединения регулярной армии Испанской республики.

— Ми капитан, — обращается Аринеро, — разреши на несколько минут заехать нам в гараж, где стояла наша «коче», хочу повидаться со своими амигос-шоферами.

Мы заехали в гараж городского самоуправления, вокруг нас собралось несколько друзей Педро (другие разъехались по фронтам), однако это не мешает ему поделиться с ними фронтовыми новостями под Мадридом, показать им свою «пистола».

Посетив прежнее место работы моего друга, мы подъехали к огневой позиции альбасетской зенитной батареи: боевые расчеты копошатся у орудий и приборов, дежурный разведчик в бинокль ведет наблюдение за воздухом. Завидя подъехавшую автомашину, он стучит по колоколу, и в несколько минут вся батарея в сборе. Широко улыбающийся командир батареи, повышенный в звании до лейтенанта, встречает нас. Мы с Аугустино Эрнандесом обнимаемся, наша встреча с ним очень сердечная. Он смотрит на мои капитанские знаки различия и произносит:

— Мой капитан, я рад вас видеть.

К построенным у орудий и приборов бойцам командир батареи обращается со словами:

— Еамарада русо Мигель, который нас научил сбивать фашистские авионы, приехал к нам как дорогой наш гость. Вива ла Русиа Совьетика! Вива ла республика эспаньола! Вива капитан Мигель!

Бойцы дружными криками «Оле! Вива!» присоединяются к словам своего командира. Церемония встречи закончена, обхожу все боевые расчеты, беседую с бойцами, интересуюсь их боевыми успехами, жизнью, бытом, настроением, как у них дела с дисциплиной.

— Дисциплина? Теперь у нас не существует такой проблемы, дисциплина на нашей батарее революционная. Разве можно без нее?

У Аугустино Эрнандеса я поинтересовался, когда ему присвоили очередное звание.

— После того, когда мы повалили восьмой по счету самолет фашистов — в июле месяце. Мы не дали выполнить фашисту его боевую задачу по воздушной разведке. Сбили его над нашим аэродромом, выпустив тридцать снарядов. После этого, — продолжал Эрнандес, — по просьбе нашей городской мэрии мне было присвоено звание теньенте.

От всей души поздравив Аугустино, прощаюсь со своим детищем — альбасетской зенитной батареей.

С каждым поворотом колес нашей старенькой, изрядно потрепанной и хорошо нам послужившей «коче» мы все больше приближаемся к Валенсии. Испанцы в шутку говорят, что путь к ней не требует ни карты, ни компаса. Туда находят дорогу по запаху благоуханных валенсийских садов. Чем ближе подъезжали к южному приморскому городу, тем больше местность становилась похожей на огромный, прекрасно ухоженный сад.

По дороге из Альбасеты в Валенсию мой друг Педро устроил неожиданный «сюрприз». Не доезжая примерно 80-100 километров до конечной цели нашего путешествия, его «коче» вдруг зачихала. Аринеро выходит из машины, замеряет уровень бензина и объявляет мне:

— Ми капитано, но ай гасолина (горючее кончилось).

Упрекаю его за легкомыслие:

— Где же ты был, Педро, почему не заправился в Альбасете? Как мы теперь доедем до Валенсии?

— Омбре, коньо! (бранное слово). Что ты, Мигелито, волнуешься? Кэ паса? (в чем дело?) Не пройдет и синко (5) минутос, и мы поедем с тобой дальше, — огрызается Аринеро, напуская на себя обиженный вид. — Мира (смотри), как это у нас в Испании делается.