— И вот поэтому тебе нужно отправляться в постельку и поспать, полностью отдаться во власть сна. Вот что нужно моей сестре в данный момент! Ты согласна? Конечно, согласна! Сон! Как сладостно он овладеет тобой! Беги, спеши, дорогуша. Спеши! Спеши! С... П... Е.. Ш... И! — Хламслив помахал Ирме рукой, словно шелковым платочком.

— Доброй ночи, Альфред.

— Доброй ночи, о кровь, бурлящая в жилах!

И Ирма исчезла в темноте верхнего этажа.

— А теперь, — сказал Доктор, взмахнув своими великолепными руками и приподнимаясь на цыпочки — Фуксии показалось, что он сейчас обязательно взлетит, — а теперь, моя дорогая Фуксия, хватит нам стоять здесь в прихожей! Как вы считаете? Пойдемте ко мне в кабинет.

И Хламслив с задумчивой улыбкой повел Фуксию в кабинет.

— А теперь, если вы задвинете занавеси, а я подтяну сюда это зеленое креслице, нам будет очень удобно, комфортно, уютно и невероятно спокойно, как птичкам в гнездышке. Вот так, — приговаривал Хламслив. — Клянусь всем, на что нет ответа, все будет именно так!

Фуксия, дернув за неподдающуюся занавесь, услышала треск рвущейся материи, и в ее руках оказался кусок бархатной ткани.

— О, Доктор Хламслив... извините... извините... я... мне... так неприятно... — стала бормотать Фуксия, готовая расплакаться.

— Извините! Неприятно! — воскликнул Доктор. — Как смеете вы жалеть меня! Как смеете вы унижать меня! Вы же прекрасно знаете, что такие вещи — порвать, сломать — у меня получаются значительно лучше, чем у вас! Я уже не молод, да, я признаю это. Почти пятьдесят лет уже просочилось сквозь мои косточки. Но во мне еще осталось достаточно жизненных соков! Но вы мне не верите, вы так не считаете. Клянусь всем, что жестоко, что вы иного мнения. Но я вам покажу, на что я еще способен! Попробуйте мне помешать!

И Доктор, как цапля, подошел к другому окну и одним движением сорвал занавесь, достающую до полу, и, плотно завернувшись в нее, предстал перед Фуксией как длинная зеленая личинка; поверх занавеси торчала его голова, словно обретшая самостоятельное, отдельное от тела существование. Его умное бледное лицо с острыми чертами улыбалось, но выражение у него при этом было выжидающим и несколько напряженным.

— Вот видите! — воскликнул Хламслив.

Случись это несколько недель назад, Фуксия смеялась бы до слез. Даже теперь на какой-то миг ей стало смешно, но она не могла смеяться. Она знала, что Хламслив любит подобные выходки, она знала, что ему нравится успокаивать ее, заставлять ее смеяться. И она действительно успокоилась, она уже не чувствовала себя смущенной. Но она также знала, что ей уже нужно смеяться, а ей не смеялось. Она знала, что смешно, но не чувством, а умом. За последнее время она сильно изменилась, но развитие это шло не ровно, а каким-то зигзагом. Чувства и обрывки знаний, которые доходили до нее, сталкивались, вступали между собой в борьбу, перечили друг другу. Так что часто то, что было естественным, казалось ей неестественным; Фуксия жила от минуты к минуте, каждый раз решая, что же ей делать дальше, — подобно заблудившемуся путешественнику, который во сне оказывается то во льдах, то на бурной речке у порогов, то у экватора, то среди дюн пустыни.

— О, Доктор Хламслив, — сказала она, — спасибо вам! Это... так любезно с вашей стороны... и так смешно...

Фуксия отвернулась, а когда она снова взглянула на Хламслива, то увидела, что он уже снял с себя занавесь и подталкивает к ней кресло.

— Что же все-таки гнетет вас, Фуксия? — спросил Хламслив, когда они рассаживались. Сквозь лишенные занавесей окна в комнату заглядывала темная ночь.

Фуксия подалась вперед и в этот момент стала совершенно неожиданно выглядеть старше, так, словно она, мгновенно повзрослев, полностью ощутила, что ей уже девятнадцать лет.

— Меня беспокоит несколько вещей, Доктор Хламслив, — сказала Фуксия спокойным уверенным голосом, — И я хочу спросить вас кое о чем... если позволите.

Хламслив пристально взглянул на девушку. Перед ним сидела какая-то новая Фуксия, совершенно взрослая, говорившая с ним спокойно, уверенно, ровно.

— Конечно, конечно, Фуксия. Так о чем идет речь?

— Первое, о чем я хочу спросить — что случилось с моим отцом?

Хламслив откинулся на спинку кресла. Фуксия, не отрывая глаз, смотрела на него. Хламслив положил руку себе на лоб.

— Фуксия, я попытаюсь ответить на все ваши вопросы. Я не буду уклоняться от прямых ответов. И вы должны верить мне... Так вот: я не знаю, что случилось с вашим отцом. Я знаю лишь, что он был очень... эээ... болен — впрочем, вы наверняка помните это и без меня. Помните вы, конечно, о том, что он просто взял и исчез. Может быть, кто-нибудь из ныне живущих знает, что произошло с ним, но я не знаю, кто этот человек... Таким человеком мог бы быть Флэй или Потпуз, однако и они исчезли в то же время.

— Господин Флэй жив, Доктор Хламслив.

— Нет, нет! — воскликнул Доктор — С чего вы это взяли?

— Тит видел его. И не просто видел, но и говорил с ним.

— Тит видит его?

— Да, в лесу. Но это секрет! Вы не...

— А он здоров? Я имею в виду Флэя? Он в здравом уме? Что Тит рассказывал о нем?

— Флэй живет в пещере, охотится и ловит рыбу, чтобы добыть себе пропитание. Флэй интересовался тем, как я поживаю... Он по-прежнему очень предан...

— Бедняга Флэй! Бедный, старый, верный Флэй! Но ты не должна с ним общаться, Фуксия. Из этого ничего, кроме вреда, не получится... Ты... Вы, Фуксия, должны... я не позволю, чтобы с вами произошло что-нибудь... неприятное.

— Ну все-таки, что же произошло с моим отцом? — воскликнула девушка — Вы же только что сказали, что Флэй, может быть, знает, что с ним произошло? Может быть, он жив! Он наверняка жив!

— Нет, нет, нет, — быстро проговорил Хламслив — Я почти уверен, что его уже нет в живых... Фуксия, я уверен в этом.

— Но... но... Доктор! Я просто должна повидаться с Флэем! Он так ко мне хорошо относился! Я хочу отнести ему что-нибудь...

— Пожалуйста, не надо, Фуксия. Вы не должны этого делать. Может быть, когда-нибудь вы с ним встретитесь, но сейчас вы не должны расстраиваться... вы и так расстроены и озабочены. Вам не нужно выходить за пределы стен Замка. И Титу тоже. Так нельзя поступать! Он еще недостаточно взрослый, чтобы, одному, тайно, отправляться в дикий лес! Ради Бога, Фуксия, скажите, что еще рассказывал Тит?