У крыльца ждет карета. Пора!

Поля надевает на свою барыню алый бархатный салоп на черно-бурых лисицах. Аннушка кутает Верочку в голубой атласный салоп на песцах, в котором словно тонет хрупкая фигурка. Невинно выглядывает из пышного капора точеное личико.

Поля спешно одевается. Она всегда провожает свою барыню на балы.

— Дозвольте и мне, сударыня! — молит Аннушка, припадая к плечу артистки.

— Куда ж я тебя посажу?

— Хоть на подножку… Мне бы одним глазком на ангела нашего взглянуть… Уж дозвольте, я хоть на козлы влезу, — умильно просит она.

— Дура! — ласково бросает Неронова. — Одевайся живо!.. Потеснимся в карете… Велите Настасье запереть за нами!

Когда Верочка поднимается по широкой лестнице Дворянского собрания, сердце ее трепещет. У нее нервная организация матери. До болезненности остро воспринимает она все впечатления.

Ее все удивляет: множество карет с гербами, зверский крик квартального: «Осади-и-и!..» Ее удивляет толпа ливрейных лакеев; широкая красная дорожка ковра; пальмы на площадке; огромная люстра с восковыми свечами… больше чем в институте, в их актовом двусветном зале. Несмотря на свое волнение, она подмечает все до мелочей. Так еще в детстве, четырехлетней девочкой, выступив на сцене одесского театра, в прологе драмы Эсмеральда, она озиралась жадными, внимательными глазами, не знавшими страха.

Сверху несется гул голосов и движений. Бал еще не начинался.

Губернатор Опочинин стоит недалеко от двери, лицом к входу, окруженный местной аристократией, и нетерпеливо слушает, что рассказывает ему плечистый шатен с рыжими бакенбардами, без усов, во фраке и в белых перчатках. Это помещик Лучинин, известный в городе богач и благотворитель. На него устремлены взоры всех невест.

Сам губернатор — хорошо сохранившийся человек лет пятидесяти пяти, высокий, стройный, эффектный. В темных волосах, зачесанных по-николаевски вперед на виски и хохолком поднимающихся над лысеющим лбом, заметно пробилась седина. Но бачки, узкой полоской идущие от висков к подбородку, еще темны. Высокий красный воротник мундира туго подпирает шею и придает надменную посадку голове. Лицо у него бритое, тонкое. Глаза совсем молодые, зубы сохранились, и улыбка приятна. У него обаятельные манеры царедворца.

Взгляд губернатора словно прикован к двери. Он ждет.

Все знают, кого он ждет с таким юношеским нетерпением. Его страсть к Нероновой — тайна полишинеля.

«Его непосредственность граничит с глупостью, — презрительно щурясь, думает, чиновник особых поручений, барон фон Нольде. — Он воображает, что безупречно играет роль представителя губернии… До чего люди в его годы глупеют от страсти!»

О, сам-то он, наверно, не будет рабом своей страсти, хотя темперамент ясно выражен в его глазах, сверкающих из-под сильно развитых надбровных дуг, в извилистом рисунке его рта. Верхняя губа его слегка выдается вперед, и это придает оригинальность его профилю. Барон Нольде — среднего роста брюнет с бритым значительным лицом. Фрак ловко сидит на его плотной фигуре. Ему всего двадцать три года, он только что окончил лицей. Но он кажется старше своих лет, — столько силы в линии его крутого подбородка и в проницательном взгляде глубоко сидящих глаз. Его волосы красиво вьются, и это единственная черта, которая смягчает законченное впечатление от его облика.

«Глаза Нольде остры, как булавки», — говорит о нем губернатор. Втайне он побаивается этого корректного, насмешливого петербуржца. У Нольде большие связи, и все уверены, что он быстро сделает карьеру. В N*** он прикомандирован по настоянию своей родственницы, жены губернатора. У него нет друзей. С ним все считаются. В нем заметно заискивают. «Нольде правит всей губернией», — говорят о нем.

Неронова и Верочка показались в дверях.

Не дослушав Лучинина и бегло извинившись, губернатор идет навстречу. Более чем почтительно целует он руку артистки. Они обмениваются быстрым, интимным взглядом.

— А… Сильфида! — восклицает Опочинин (это он первый так прозвал Верочку). — Vous êtes charmante… Дайте ручку, я вас представлю жене!

Он под руку с Верочкой идет куда-то, через весь зал.

— Как хороша! — срывается у Лучинина. — Кто это? Неужели ее дочь?

Нольде долгим взглядом провожает Верочку.

— Très distinquée (очень изящна), — говорит он, в двух словах метко определяя главный характер этой красоты.

Он знает, что Неронова относится к нему враждебно, и сам он платит ей той же неприязнью, хотя с виду отношения их вполне корректны. Как вся родня Дарьи Александровны (жены губернатора), он скандализован этой затянувшейся связью.

Артистку мгновенно окружают. О, она-то не пойдет на поклон к губернаторше!.. Пусть та первая поклонится ей!

Все, в том числе барон Нольде, целуют ее руку. Для чиновников это всесильная «фаворитка»… Говорят даже так, что стоит ей захотеть, и губернатор тотчас подаст в ^отставку и начнет дело о разводе. Все в ее руках… Известно также, что пять лет назад из Петербурга приезжала мать губернатора, умная и властная старуха. Ее нарочно выписали друзья Дарьи Александровны (Додо, как ее называют), чтобы помешать этому безумному шагу. Ведь его старшая дочь уже была невестой… Толки о разводе затихли по той или другой причине. Но Лучинин из верных источников слышал, что недавно только Опочинину предлагали в Петербурге высший пост. Губернатор отказался, ссылаясь на здоровье, требовавшее мягкого климата N***. На самом деле Неронова не хотела покинуть этот город, где у нее было свое хозяйство, дом «полная чаша», а верстах в десяти, в степи, — свой хутор.

Но если для чиновников Неронова только «фаворитка», для других мужчин, особенно для страстного театрала Лучинина, Надежда Васильевна — знаменитость и талант. И при всем том интересная женщина, за ласки которой многие отдали бы свое состояние, если бы она была из тех, чьи ласки покупаются. За эти десять лет, проведенных Надеждой Васильевной в N*** с той памятной ночи, когда она бежала из Одессы, спрятанная в телеге контрабандиста Янкеля, гордая женщина сумела единственно силой своего таланта и выдержки создать себе завидное положение в театре и в обществе, которое не могло отказать ей в уважении.

Перед губернатором почтительно расступаются. Ропот удивления и восторга провожает Верочку.

— Merlette, поди сюда! — ласково говорит губернатор высокой горбоносой девушке в белом, которая стоит у двери гостиной, окруженная дамами.

— Это моя Мерлетта. Познакомьтесь!.. Вера, дочь артистки Нероновой.

Обе девушки делают церемонный реверанс. Потом пытливо глядят друг на друга и улыбаются.

Горбоносая девушка некрасива, но у нее породистое, умное лицо и стройная фигура.

— Я — поклонница вашей maman, — говорит она.

— А вы ровесницы, кажется? Мерлетта в мае кончила в Смольном… Ну, вы поговорите потом… Где maman?

— В гостиной…

Они входят в гостиную рококо, со старинной, екатерининской эпохи мебелью из золоченого дерева и блеклого атласа.

Верочка смущена. Губернатора она не боится. Она привыкла каждый день видеть его у матери. Но у нее темнеет в глазах от этой черной толпы мундиров и фраков, чье жаркое дыхание она чувствует на своем лице. В институте учителя, батюшка, инспектор, попечитель — все это были не «мужчины». Это были какие-то бесполые существа, случайно одетые иначе, почему-то обросшие бородой… В общем, глубоко безразличные.

Здесь толпа «кавалеров». Что-то загадочное… С ними надо танцевать. Верочка танцевала до сих пор только с подругами на институтских вечеринках, куда допускались одни учителя. Верочка не сознает своего пола, и душа ее дремлет. Но инстинктивно она подавлена близостью чуждой толпы, и ресницы ее опущены.

— Chèr amie, — говорит губернатор, останавливаясь перед диваном, — позволь тебе представить Верочку Неронову, дочь нашей знаменитой артистки…

Верочка склоняется в глубоком реверансе.

Десятки лорнетов устремлены на нее. Слышатся восклицания: