Глава 13

Вот и подошло к концу мое пребывание в приюте. По традиции в последний день переселенкам устраивали что-то вроде выпускного, только не вечера, а обеда. Ближе к полудню мы все, включая преподавательниц и директрису, собрались в столовой за праздничным столом, хотя, судя по настрою большинства землянок, уместнее было бы назвать его поминальным. Между тем некоторые и я в том числе, находились в более радостном расположении духа. В основном, это были те счастливчики, устроившиеся вчера уборщицами, прачками и поварами. Конкурс на данные вакансии был, я вам скажу, как в МГУ на бюджетное отделение. Что же касалось основной работы домов увеселений, то с ней все было с точностью до наоборот: на одну девушку претендовали по 5–6 заведений. Видимо, всем хотелось, так сказать, разнообразить ассортимент. Каких только бонусов они не обещали! И спа-процедуры за их счет раз в неделю, и бесплатное питание в ресторане при заведении, и дополнительные премии за привлечение постоянных клиентов, и много-много других пряников, перечислять которые не имеет смысла. Будущие ночные бабочки придирчиво выбирали нанимателей, боясь продешевить. Я же в очередной раз поблагодарила судьбу за то, что мне не пришлось участвовать в этом безобразии. Меня моя обожаемая Малена пристроила горничной еще до начала мероприятия. В который раз убеждаюсь, как выгодно иметь высокопоставленных подруг. Хотя… Ладно, не будем о грустном. Уже завтра мне предстояло приступить к работе, став тем самым на одну ступеньку ближе к дому.

А пока я позволила себе немного расслабиться, распивая с подругами по несчастью бутылку местного слабоалкогольного напитка, похожего по вкусу на бабушкин компот из вишни, разбавленный спиртом. Я на него особо не налегала, пригубив для приличия после прочувствованной прощальной речи директрисы. Мне всегда нравилась сама атмосфера застолья, когда люди собираются вместе, кушают, поют песни, обмениваются новостями. Это, на мой взгляд, объединяет, делает семейные и дружеские узы крепче. Но в этот раз отдохнуть душой не получилось. Часть девчонок быстро набрались до невменяемости, заливая горе, и начала буянить, обвиняя более удачливых товарок и все провидение в целом в несправедливости. Их, конечно, развели по комнатам, но настроение было безвозвратно испорчено. Посидев с оставшимися полчаса, я ушла собирать вещи. Вечером за мной придет кто-нибудь из «Сладкой жизни» — места моей будущей работы — чтобы проводить. В ожидании я улеглась на кровать и уставилась в окно. Мысли мои вновь вернулись к нашему последнему разговору с Маленой.

Вчера, расположившись в уютном кабинете управляющей приютом с чашкой обжигающе горячего чая, я делилась с ней впечатлениями от нашего победоносного «похода на вражескую территорию». Рассказать ей правду о своем появлении на Парсифее я до сих пор не решилась. Поэтому когда случайно ляпнула про то, как чуть не умерла от страха перед процедурой регистрации, поспешила сочинить достойную, как мне казалось, отговорку о том, что крайне недолюбливаю теперь все магическое. Она скептически на меня посмотрела, но промолчала. Вот как, скажите мне, можно научиться обманывать людей, если всегда при этом краснеешь?! Это же катастрофа какая-то! Не зная, как избежать возникшей неловкости в разговоре, я забывшись отхлебнула из чашки и только титаническим усилием не выплюнула все обратно. Обожженный язык и небо горели огнем. Моим спасением стал стакан холодной воды, протянутый заботливой рукой подруги. Отдышавшись, я решила перейти к теме моего трудоустройства, пока не случилось других неприятных сюрпризов. Мир все еще время от времени напоминал мне о недовольстве моим существованием. После того, как я озвучила свою просьбу, Малена сначала напугала меня продолжительным молчанием, а потом, осторожно подбирая слова, задала ошарашивший меня вопрос:

— Маш! Не прими за бестактность, пожалуйста, но я просто хочу понять. Ты так стремишься домой и вдруг… Почему ты, самая симпатичная девушка из этого набора, решила пойти на столь низкооплачиваемую должность? Ведь могла бы меньше чем за год заработать на возвращение. Да ты ведь и сама понимаешь. Жизнь есть жизнь, и надо уметь приспосабливаться к ней.

Я нахмурилась. Мне казалось, она успела хорошо узнать меня, а тут вдруг такое. Малена заметив выражение моего лица пошла на попятную:

— Зря я спросила. Не бери в голову.

— Нет, все нормально. Отчасти ты даже права. Только вот если бы я пошла по легкому пути, назад вернулась бы уже совсем другая девушка. Та Маша, которую ты сейчас видишь, перестала бы существовать, как только переступила бы через себя, переспав за деньги.

Малена покачала головой. Мне и самой не понравилось то, как мелодраматично прозвучал мой ответ, но я действительно так считала.

— Так нельзя. Если следовать твоей логике, то все девчонки, которым пришлось торговать своим телом, потеряли душу, а это не так. Поверь, я много их повидала на своем веку и знаю, как нелегко им приходится, но внутренне большинство из них не сломалось и не превратилось в безнравственных чудовищ, — директриса была не на шутку взволнована, — И раз уж так получилось, я хочу, чтобы ты поняла это и не наделала в будущем ошибок. Они не по призванию идут в эту профессию, поэтому относись к ним, пожалуйста, без брезгливости. Да-да, не смотри на меня так удивленно! Я не раз замечала, каким взглядом ты иногда провожаешь других девушек.

Я за собой такого не помнила, но спорить не стала. Я чувствовала, что в целом она говорит правильные вещи, но менять свое решение не собиралась. Тем не менее, я поблагодарила ее за совет и помощь. А потом мы вместе отправились встречать гостей. Я сразу присоединилась к остальным соискательницам, замершим чуть в стороне от будущих нанимателей и настороженно к ним присматривавшимся. Постепенно холл заполнялся народом. Когда очередная гостья подошла к директрисе поздороваться, та нашла меня взглядом и поманила к себе. Я приблизилась и вежливо поприветствовала незнакомую женщину. На вид она была ровесницей Малены, тоже стройная (видимо, с манлийской пищей не растолстеешь!), с приятной располагающей внешностью, но очень серьезная и строгая на вид. Мельком оглядев меня, она тут же потеряла ко мне интерес, сказав только: «Годится», и продолжила прерванный разговор. Меня немного покоробило от такого явного пренебрежения, но я не позволила себе ничем выразить свое недовольство. Не в моем положении было показывать гонор. Я утешала себя тем, что всегда, как правило, когда переходишь на новое место, приходится заново доказывать, что ты не идиотка и чего-то стоишь. Что ж, раньше у меня это прекрасно получалось, значит и сейчас при желании у меня были все шансы завоевать расположение будущего коллектива.

Сразу после ужина за мной и еще одной девушкой пришли. К тому времени я уже вся извелась от нетерпенья. Наша провожатая оказалась человеком веселым и очень болтливым, но мы были этому только рады. Представилась она Душечкой. За пятнадцать минут дороги она успела и все маломальские достопримечательности в округе описать, и последние сплетни пересказать. А под конец и вовсе начала делиться личным профессиональным опытом:

— Вы, девчонки, не дрейфьте. Вам можно сказать крупно подфартило! У нас в «Сладкой жизни» работниц берегут, извращенцам к нам ходу нет. Нет, ну случается иногда, что заходит какой залетный гад, на вид-то они все, как с картинки писаные. Тогда может и достаться. Но вообще стоит кому-нибудь из нас пожаловаться, как обидчику тут же дают от ворот поворот. Так-то! А вообще, я вам скажу, — в голосе девушки появились мечтательные нотки, — манли мужики хоть куда! Не то что у нас в деревне! Там-то после войны и осталось только полтора инвалида. Эти же всегда ненасытные, будто бабы сто лет не видели!

Я вспомнила, какова средняя продолжительность жизни коренного населения, и подумала, что вполне могли и не видеть. Когда теоретически можешь прожить почти тысячу лет, такое вполне вероятно. Особенно в старости. Хотя нам рассказывали, что до нее мало кто доживает. Кто-то гибнет в отчаянной конкурентной борьбе за продолжение рода, кто-то — в излюбленной забаве этой расы — интригах, а кто-то — просто не хочет коротать вечность в одиночестве, отправляясь в те миры, где тяжело выжить даже им. Как по мне, то это несчастный народ, медленно, но верно вымирающий, но при этом не желающий этого признавать.