Разговоры за столом не утихали. Вино и пиво развязали языки вассалов, и они наперебой рассказывали Хью о том, что видели, слышали или испытали сами за последние дни. Хью внимательно слушал их, задавая изредка вопросы, но по большей части молча, только желваки на его щеках ходили от едва сдерживаемой ярости. Он узнал, как велось хозяйство в его владениях. Как оказалось, это не имело ничего общего с тем, что считал правильным и нормальным сам Хью. Он не мог даже представить себе, что за его спиной можно творить такие беззакония, к тому же прикрываясь его именем.

Он искренне гордился тем, что возвращается домой, во Францию, герцогом. Будучи вторым сыном, он никогда и не мечтал о том, что ему придется иметь собственный замок, подданных, о которых надо будет заботиться, и собственность, которую необходимо будет защищать. Конечно, когда он был еще мальчиком, то иногда представлял себе, что он — это не он, а его старший брат Жиль. Он думал, как хорошо быть графом д'Анэ, каким бы он был справедливым и добрым господином, однако все это были мальчишеские фантазии, и в действительности он никогда не думал о том, что ему придется быть полноправным хозяином на своих землях, смирившись с тем, что его предназначение быть воином и верным вассалом короля.

Когда же он узнал, что Людовик пожаловал ему титул герцога и одно из самых богатых владений во всей Франции, он принялся размышлять о том, каким справедливым будет его правление, как он будет заботиться о своих подданных. Он мечтал о том, что будет любим своими крестьянами, что земля его будет процветать. Мечтал он и о том, что верным помощником в его делах будет ему жена. И женой в мечтах его была отнюдь не Адель.

Хью наивно полагал, что все будет именно так, как он хочет, только потому, что он хочет этого, не отдавая себе отчета в том, что к этому придется приложить немало трудов.

В действительности же менее чем за две недели, его подданные были фактически поставлены на колени. И это сделали не грабители и мародеры, не засуха, не наводнение или неурожай. Это сделал один единственный человек — его жена!

Хью сидел у очага в ярко освещенном Большом Холле, слушая рассказы не только своих рыцарей, которые хорошо знали его и доверяли ему. Многое рассказал ему повар и те, кто работал с ним на кухне. Понемногу к нему стала подходить многочисленная челядь замка, которая, узнав, что герцог не собирается наказывать тех, кто расскажет ему правду, спешила излить ему душу. Хью узнавал о многочисленных диких и невероятных вещах, исполнения которых требовала Адель и ее семья, и с каждым рассказом рос его гнев.

Он был взбешен тем, что Адель посмела взять все в свои руки, не испросив на то его разрешения. Взбешен тем, что она обходилась с его подданными так, как может обходиться только очень жестокий и злой человек. Взбешен, потому что с каждым новым рассказом ему становилось все яснее, что ему ни в коем случае нельзя уезжать из Понтуаза. Людовик верит в то, что его верный вассал явится под его знамена по первому зову, но это означает, что он будет отсутствовать недели, а может, и месяцы. Понтуаз требовал его присутствия, а Хью не на кого теперь оставить его. Всего восемь дней его не было, пока он ездил в Париж, в Шантильи и снова в Париж, а он уже безумно устал. Ему хотелось побыть дома, у него горели руки желанием навести порядок в замке и поместье. Но он не может оставаться в Понтуазе день за днем и на то есть одна, но очень веская причина… Катарина де Трай.

Хью возлагал большие надежды на Людовика, но хотя король и не предложил ему никакого решения, он все же не оставлял надежды. Он знал, что теперь не сможет заставить себя жить жизнью, в которой не будет его возлюбленной. Он был уверен, что сумеет изменить положение дел в Понтуазе, он не сомневался, что сумеет найти способ соединиться с той, без которой уже не мыслил своего существования.

Осушив кубок, Хью встал и потянулся.

— Невозможно просидеть здесь всю ночь, слушая рассказы о сражениях и о пьянстве, — объявил он Гриеру, сидящему рядом с ним. — Тело мое требует сна, и я не могу отказать ему в этом.

Гриер расхохотался и дружески хлопнул Хью по плечу.

— Значит, вы здорово постарели за последнее время, ваша светлость. Я хорошо помню, что еще осенью, когда ни один из нас уже не мог держаться на ногах, вы все играли в разные игры с госпожой Катариной, а на рассвете уже скакали на соколиную охоту. Теперь, видно, вы будете проводить время за подсчетом зерна в ваших закромах, да листать приходно-расходные книги, — Гриер подмигнул и усмехнулся. — Честно говоря, Хью, мы все здесь завидуем вам. Хью улыбнулся замечанию своего вассала.

— Знаешь, друг мой, — сказал он. — Я горжусь своим замком и своим поместьем, и мне очень хочется, чтобы все здесь было, как подобает. Я хочу сделать так, чтобы мои подданные гордились тем, что живут в Понтуазе, — он взъерошил пятерней свои белокурые волосы и вздохнул. — Но здесь столько нужно сделать.

— Что ж, — заметил Гриер, — думаю, те дела, что вы задумали, могут подождать до завтра.

— Пожалуй, — согласился Хью. — До завтра, можно и подождать.

Следующий день выдался дождливым и сырым. Хью проснулся с рассветом от шума проливного дождя, колотившего в ставни. Через толстые каменные стены замка проникал холод, который не могли задержать никакие покрывала и шерстяные гобелены, висевшие повсюду. Потянувшись, Хью выбрался из постели, быстро умылся и натянул плотные зеленые штаны, рубаху с длинными рукавами и мягкую кожаную тунику.

Слуга, постучавший в комнату, спросил, желает ли герцог позавтракать в своих покоях, или спустится в обеденный зал.

— Я буду есть в зале, — сказал Хью и добавил. — Ты не знаешь, где Аврил?

— Они еще не вернулись, ваша светлость.

Хью вопросительно посмотрел на слугу.

— Кто это «они» и откуда они «не вернулись»? — спросил он.

— Ваш паж и господин дю Фон, — ответил слуга. — А куда они поехали, я не знаю.

Хью обдумал услышанное и спросил:

— Господин Теренс уже встал?

Слуга кивнул:

— Он уже в обеденном зале.

Не задавая больше вопросов, Хью сунул ноги в кожаные башмаки и отправился в сторону обеденного зала. Там он обнаружил брата, который вместе с Гладмуром с аппетитом уплетал завтрак, состоявший из выдержанного сыра, свежеиспеченного хлеба и жареной крольчатины. Хью присел рядом с ним на скамейку.

— Теренс, — спросил он, — куда поехал Аврил?

Теренс отрезал еще кусок сыра и положил его на хлеб.

— Я послал Аврила и Весли в Шантильи. Мы не знали, где тебя искать, и решили разделиться. Поскольку в Шантильи они тебя не застали, то думаю, они вернулись в Понтуаз за день до нас.

— Они не вернулись.

Теренс озадаченно посмотрел на Хью, как бы, не понимая, что тот сказал. Он резко повернулся к подошедшему Бастону.

— Весли и Аврил вернулись? — спросил он. Бастон отрицательно покачал головой.

— Еще нет. Впрочем, мало ли что могло их задержать. Я не беспокоюсь за них — Весли опытный боец, да и поехали они не так уж и далеко.

— Но если они уехали в Шантильи, то уже должны были вернуться, — настаивал Хью.

Теренс кивнул:

— Согласен, но могло случится так, что, не застав тебя в аббатстве, они отправились в Париж, чтобы перехватить нас там. Я уверен, до завтра они появятся.

— На всякий случай я отправлю письмо королю. Если Аврил и дю Фон в Париже, им передадут, что мы уже дома.

— Неплохая мысль, — согласился Теренс.

На время успокоившись, Хью не спеша, позавтракал. Сегодня у него много дел, которые необходимо сделать, несмотря на плохую погоду. Он должен пойти к крестьянам и представиться им, что следовало сделать сразу после своего прибытия в Понтуаз. Надо проследить, убрался ли Гаспар Корви из его владений. И надо поговорить с Аделью.

Посоветовавшись с Теренсом, Хью решил, что достаточно будет встретиться с несколькими крестьянами, которые слывут у остальных за вожаков. Теренс предложил найти тех двоих, которые вступились за женщину по имени Герта, и Хью согласился с ним, добавив, что пусть те выберут еще двоих, чтобы со всеми четырьмя он обсудил условия жизни крестьян. Пока они обсуждали с братом эти проблемы, Хью все время поглядывал наверх, ожидая, когда же появится Адель. Дело уже шло к полудню и, наконец, терпение Хью лопнуло. Он подозвал к себе служанку и приказал узнать, где находится госпожа Адель.