9

Госпожа Бьёрк поедет в Италию. Почему именно в Италию, она точно не знает. Но от этого путешествовать еще интереснее.

Может, ей хочется отведать спагетти, а может, искупаться в фонтане Треви, а может, ей хочется, чтобы ее похитили сицилийские мафиози (они будут отрезать ей пальцы по одному и посылать господину Бьёрку, но он, пожалуй, поскупится на выкуп, а может, сочтет, что допустить, чтобы тебя похитили, неприлично, и пусть, мол, это послужит уроком госпоже Бьёрк).

Нет, госпоже Бьёрк не хочется ни того, ни другого, ни третьего.

Смутное желание госпожи Бьёрк попасть в Италию вызвано тем, что она хочет вместе с хиппи посидеть на Испанской лестнице и, презирая буржуа, поесть там мороженого, в точности как в романах Биргитты Стенберг[22].

Как бы это получше сформулировать? Когда супругов Бьёрк представляют новым людям, если госпожа Бьёрк сразу решит: «Боже! Что за идиоты!», она может не сомневаться — господин Бьёрк в следующую минуту пригласит их на обед.

Вот именно от этих людей, которых господин Бьёрк приглашает на обед, госпоже Бьёрк и хочется освободиться, ведь отчего идиоты становятся идиотами? Оттого, что понемногу привыкают к другим идиотам, постепенно подпадают под их влияние.

Это трудно объяснить, но госпожа Бьёрк чувствует: она сбежала в последнюю минуту, еще мгновение, и ловушка захлопнулась бы.

Госпожа Бьёрк чувствует себя настоящей Мерил Стрип.

Она где-то читала, что африканские пигмеи ведут счет на свой особый лад.

Они считают так: один, два, три, много.

Все, что больше трех — это много. Мудрых волхвов было трое, дураков — много. В мире много зимних улиц, стран света тоже много, много времен года, и у господина Бьёрка много родни. Много злобной мелюзги, которая хочет тебя обидеть и тебе навредить.

А госпожа Бьёрк одна. Одна одинешенька. И единственна. И жизнь у нее одна, другой не будет.

Однажды они с господином Бьёрком поругались, и он взревел:

— Помни, я могу тебя вышвырнуть вон в любую минуту! Ты полностью зависишь от моей доброй воли.

«Теперь или никогда! — думает госпожа Бьёрк, открывая дверь туристического агентства. — Теперь или никогда».

10

Рейс в Италию будет только завтра утром. Госпоже Бьёрк придется одной провести в городе целый день и целую ночь.

Этого она не предвидела. Ее уже много раз подмывало пересмотреть принятое решение. В полной растерянности тащит госпожа Бьёрк свой тяжелый чемодан из дверей агентства. Пошел дождь. Кожаные туфли промокли от снежной слякоти. Госпожа Бьёрк бредет по бесконечной длинной Свеавеген, сама не зная куда. Вдали виднеется высокое здание научного центра Веннер-Грен, а за ним — грязное серое небо и долгая зима. Госпоже Бьёрк хотелось бы встретить кого-нибудь из знакомых, чтобы рассказать о своем приключении, о том, что она, госпожа Бьёрк, решила уйти от мужа и стать свободной.

Ей и в самом деле нужно кого-то убедить, кому-то просто довериться. Ноябрьский день короток, темнеет слишком быстро. С темнотой надвигается страх. Мимо один за другим мелькают прохожие, но никто не подходит к ней как знакомый.

День ползет дальше грязным ручьем. Дождь переходит в снег. Госпожа Бьёрк дошла до Веннер-Грен и повернула обратно. Почему никто не скажет ей, что делать? Что делать с чемоданом? Что делать с собой?

Может, стоит как ни в чем не бывало возвратиться домой, а завтра с раннего утра уехать снова? Или переночевать в гостинице? Но гостиницы в Стокгольме так дороги. Не для того она пять лет копила деньги, вкалывая на переменах в школе Энебю, не для того пять зябких лет, заработав воспаление мочеточников, раздавала мячи и прыгалки сопливым мальчишкам на школьном дворе, чтобы растратить деньги уже в Стокгольме.

Может, лучше целую ночь проездить в автобусе, кружа по 94 маршруту вместе с бомжами, или отправиться в аэропорт Арланду и там ждать утра?

Разъезжать в ночном автобусе вместе с отбросами общества — вот была бы картинка… Ну а насчет Арланды… Вообще-то мысль неплохая, но на ночь аэропорт закроют — что тогда? Может, провести ночь под елочкой?

Госпожа Бьёрк не решается ни на то, ни на другое.

А кстати, что она будет делать в Италии? Итальянского она не знает. Кроме английского, она семь лет учила немецкий. Но не помнит ничего, кроме перечня предлогов с аккузативом. Интересно, что ей подадут в итальянской таверне, если она закажет «durchfürgegenohneum»[23].

«Еще „wieder“[24], я забыла „wieder“, — думает госпожа Бьёрк. — Какая же я все-таки дура».

Она понимает — с Мерил Стрип такого никогда бы не случилось. Будь на ее месте Мерил Стрип, возле Веннер-Грен давно уже ждал бы Роберт де Ниро, который мигом решил бы все проблемы.

Госпожа Бьёрк смотрится в стекло витрины. Волосы свисают на лоб, спина сутулится, плащ давно вышел из моды. Ничего общего с Мерил Стрип.

От страха, что она ходит здесь одна, да еще начала предаваться размышлениям, ее охватывает дурнота. А жизненная позиция госпожи Бьёрк состоит в том, чтобы любой ценой избежать дурноты.

Вся ее жизнь подчинена борьбе с дурнотой, а дурнота всегда наготове. Стоит госпоже Бьёрк сесть в автобусе спиной к движению, отведать какого-нибудь китайского блюда, выпить вина или войти в комнату, где пахнет свежей краской, подняться на лифте или поспать меньше семи часов, и на тебе — ее мутит, она начинает судорожно глотать, дышит носом, старается избегать резких движений, расстегивает верхние пуговицы, а из недр ее души поднимается вопль: «AIUTO!»[25]

С какой стати она решила изменить свою жизнь? Она ведь ни в чем не нуждается. У нее есть хлеб насущный и крыша над головой, ей не на что жаловаться.

Но она приживалка.

Вот в чем все дело. Мысль сражает ее наповал.

Господин Бьёрк был к ней добр. Но она всегда была приживалкой. Бёрье ведь тоже был добр к ней. Спасибо, она знает. Но она — человек, который никому не нужен. Человек, без которого можно обойтись. Горячий шоколад из пакетиков «Бло Банд» приготовить так просто, что даже твой папа сварит его за одну минуту. С помощью пакетиков «Бло Банд» можно приготовить множество блюд.

По правде говоря, она ждала от жизни большего.

А может, у нее и так уже все есть?

В своих мечтах она никогда не заносилась слишком высоко, не витала в облаках — ее мечты были из линолеума, который легко моется. Она добровольно снизила свои мечты до такого низкого уровня.

Чтобы не было разочарований.

Никаких разочарований.

Никаких.

Ее представления о счастье воплощал подсвечник с электрической свечой, выставленный на подоконник темным пасмурным вечером во время адвента[26].

Но зачем же над этим потешаться? Ей хотелось одного — чтобы жизнь ее не обманула. Не может ей быть отказано в таком скромном желании.

В желании, чтобы ее не обманули, не обманывали каждый раз.

Но Бёрье Мулин отнял у нее подсвечник со свечой, ее окно стало холодным, а сама она беззащитной.

Новый подсвечник с праздничной свечой она нашла в доме господина Бьёрка. Тяжелый, видавший виды металлический подсвечник, который по традиции выставляли на окно в первое воскресенье адвента, а на двадцатый день, на Святого Кнута, убирали опять.

Так с какой же стати ей менять свою жизнь? Неужели ей мало подсвечника со свечой, которая горит в дни адвента в доме господина Бьёрка?

Мало, много, это как посмотреть. Конечно же, не мало, госпожа Бьёрк вовсе не хочет быть неблагодарной, дело не в этом. У нее уже и теперь сердце щемит от тоски, стоит ей подумать об этом подсвечнике. И все же, нет, этого мало. Это чужой подсвечник. Она не хочет, чтобы ее обманули.