ИГОРЬ УГОЛЬНИКОВ. Какой там стиль, если человек остался в том же кабинете, с той же секретаршей за одним столом! Как сидел он в своих подтяжках, так и продолжал сидеть, будучи гендиректором. Мог накричать на кого-нибудь, а потом снять трубку и сказать: «Прости». Это был все тот же Влад. В этом отношении он совершенно не изменился.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Безусловно, не стоит идеализировать. Я видел его, и не раз, в ярости. В абсолютном бешенстве. Но как правило, это было связано с тем, что он сталкивался с глупостью, враньем или необязательностью. Это приводило его в неистовство, и он мог просто орать на человека, уничтожать его, давая понять, что эфир — это не шутки, и сроки не шутки, и деньги не шутки. Вот уж к чему, а к этому он научился относиться всерьез. Часто эта ярость была просто демонстрацией, для того чтобы люди поняли, насколько их поведение неприемлемо.

ТАТЬЯНА ДМИТРАКОВА. У нас работал ассистент, хороший парень, но однажды что-то его замкнуло. Мы записали программу, в которой была выиграна машина.

И вдруг выясняется, что ассистент на исходный, еще не смонтированный материал, именно на то место на пленке, где вручается машина, записал какое-то кино. Влад, конечно, тогда усами зашевелил сильно, но быстро нашел выход из положения. Ассистента не уволил.

ЮЛИЯ ЖАМЕЙКО. У него вообще такого не было, чтобы сразу уволить, наказать. Когда что-то происходило, случалось, он сразу разбирался непосредственно с тем человеком, который что-то натворил. Никогда не говорил скверно об отсутствующих людях. Перед Владом всегда становилось неловко за ошибки.

ТАТЬЯНА ДМИТРАКОВА. Конфликты были, конечно, но такие, что не оставляли ощущения, что надо уходить.

...У Влада было потрясающее качество: когда случалось что-то из ряда вон, он мог начать орать, материться, но очень быстро сбрасывал весь негатив и устранял его. Не оставлял проблему на завтра. Камня за пазухой не держал. Ему все можно было объяснить.

Если люди понимали, что Влад злится, то они сами старались устранить конфликтную ситуацию.

Мы спрашивали, например: «Ну почему ты не уволишь такого-то?» А Влад говорил: «Ну а куда я его уволю, что он делать-то будет?» У него было такое свойство: он подбирал человека и эксплуатировал его настолько, насколько тот мог, не требуя чрезмерно. Собирал людей, которых уже никто не брал, давал им шанс и оставлял в покое. Для него нож острый было принимать какие-то кардинальные, необратимые решения: увольнять, наказывать. Он мог наорать, а мотом сесть с тобой в кабинете и все быстро решить. Никогда он не слушал ничьих сплетен. Если ему про кого-то говорили что-то скверное, он тут же поднимал трубку, вызывал человека и быстро с ним разбирался. Терпеть не мог действовать за спиной. Причем это не потому, что Влад был святой. Нет, просто при таком стиле руководства возникает меньше проблем. Так для всех легче. Он не давал ситуации развиться.

ЮЛИЯ ЖАМЕЙКО. У него был дар собирать вокруг себя людей. Не то чтобы он заставлял их работать, нет, он их как бы провоцировал на работу, они просто не могли халтурить в его присутствии. При Владе реально существовало понятие «команда». Когда случались какие-то проколы, он брал людей под защиту, он все ситуации быстро купировал. Никогда не ставил ни на ком крест, давал возможность расти. Иногда казалось, любой случайный человек, даже при небольшом уме и таланте, имел шанс реализоваться, работая с Владом.

Я, например, прежде чем пришла работать к Владу, сидела дома, кисла, умирала от скуки. Думала, ну, приду, годик поработаю, а там будет видно. А он мне сразу доверил огромную работу, а потом совершенно не контролировал с творческой стороны. Он был тем человеком, который «накапливал» людей. У меня вообще сложилось впечатление, что он каждый день «приносил» новые знакомства. Я бы сказала, что возле Влада было удобно дружить. Некоторые люди даже считали эту дружбу эквивалентом денежного запаса.

А в общении... Ну, начнем с того, что, кажется, никто из тех, с кем он работал, не называл его на вы. К нему могли прийти и сказать о любых своих неприятностях и рассчитывать на поддержку и помощь. Он был в курсе всех дел, помнил имена чуть ли не всех кошек и собак, которые были у нас. Ну тогда и время было другое... По-другому строились взаимоотношения.

К нему можно было прийти и просто рассказать о чем-то своем. Мы, например, с какого-то момента ездили за границу без него. И вот потом приходили, рассказывали о том, что видели, что делали. Не знаю человека, который бы так искренне радовался за нас. Он вообще был человеком удивительно здоровых реакций и эмоций.

Прекрасно умел выслушать. К нему можно было прийти и долго грузить своими проблемами, и он всегда находил время. К тому же ему не страшно было рассказать — все знали, что это будет без передачи. Невозможно представить, чтобы Влад распустил какую-то сплетню, это просто немыслимо. Для некоторых он был даже чем-то вроде психотерапевта.

Тогда ведь не было понятия «звезда», а Влад уже явно обозначился как «звезда». При этом мог, если возникала необходимость, смотаться куда-то на троллейбусе от телецентра и не чувствовать себя неловко, оттого что едет не на «мерседесе». Тогда ни о каком имидже и речи не было. Это затронуло его и его семью позднее.

Знаете, многие люди до сих пор проигрывают и примеряют различные ситуации по отношению к Владу — как бы он повел себя, что бы сказал и т.д.

МИХАИЛ МАРКЕЛОВ. Он мог быть жестким, но его жесткость никогда не проявлялась в авторитаризме. От него невозможно было услышать что-либо связанное с дидактизмом. Но при этом его мнение было настолько основательным и аргументированным, что игнорировать его было невозможно. Концепция его подхода к телевидению была очень! проста: на первом месте человек, а все остальное потом — политика, экономика, глобальные процессы и прочее. Мне кажется, он был аполитичен всегда и никогда не лоббируя вал чьи-то политические интересы — то, что сейчас часто! происходит на телевидении. Он был сам по себе самоценен. В свои программы он приглашал разных людей. Но даже! если какой-либо персонаж был ему антипатичен, Влад выстраивал свое общение с ним в эфире таким образом, что положительные эмоции преобладали.

...Мне кажется, именно Влад из всех «взглядовцев» не растерялся ни в 91-м, ни в 93-м году. Он всегда знал, что делать. Кроме того, во всех этих ситуациях Листьев вел себя наиболее естественно. Он никуда не призывал и ни за что не агитировал. И все прекрасно понимал. И в конечном счете это выразилось в тех программах, которые он делал. Он никогда не был подвержен массовому журналистскому психозу. Кто-то использовал ситуацию, чтобы заявить своё политическое кредо. Листьев на все это реагировал спокойно. Никто не может сказать, что Влад пытался найти свою политическую нишу. Наверное, поэтому к нему все и тянулись. У него не было и не могло быть врагов по определению. Я сейчас не говорю о тех глобальных вещах, которые впоследствии привели к его гибели. Влад был тем человеком, который не искал компромисса — компромисс искал его. В кабинет к нему всегда мог войти кто угодно. Даже если у него было десять секунд, он выслушивал. И можно было быть уверенным, что все воспримет, запомнит и поможет. Пустых обещаний никогда не давал.

ИВАН ДЕМИДОВ. Мы не созванивались каждый вечер, не встречали вместе праздники, но мы очень хорошо понимали друг друга. Это были комфортные отношения, понятные и дополняющие отношения. Мы почти одновременно пришли — он на первый канал, я на шестой. Назначения в начальники мы воспринимали не только как личные победы, но и как часть общего дела. Самое смешное, что это правда. Поэтому заниматься внутренними разборками нам было неинтересно. Нам хотелось концептуально разработать телевидение. Понимаете, когда ты не так уж часто встречаешься с интересными тебе людьми, то говоришь сразу о главном. А главным было телевидение. На закулисье не хватало времени.

ВЛАДИМИР ПОЗНЕР. Я всегда восхищаюсь талантом. Это подкрепляет мою с возрастом пошатнувшуюся веру в человека, извините за пафос. Нет ничего прекраснее, чем видеть талант в действии. Талантливых людей на самом деле гораздо меньше, нежели принято думать. В этом смысле Влад для меня всегда был источником оптимизма. Я жалею, что мы мало общались. В 94-м году меня назначили президентом Российской академии телевидения, Влада — вице-президентом. Порой нам было достаточно переглянуться, чтобы понять, что мы работаем на одной волне. Тех трудностей, которые бывают у меня с нынешним составом Российской академии, я бы наверняка не испытывал с Владом. Если сказать очень общо — нашему телевидению очень не хватает именно такой объединяющей личности.