– Я не скрывала от него. Сказала, что поступаю так, желая защитить его от врагов...

Вителлий посмотрел на свой сад, розарий. Вон голуби что‑то клюют у кустов красного шалфея, посаженного накануне садовниками на аллее.

– Видишь ли, Манчиния, мы пережили времена Калигулы и Нерона только потому, что я не участвовал в интригах и старался как можно меньше находиться в Риме. Именно поэтому я и отправил вас в Галлию, а не потому, что Патрокл был невыносим и расточителен, как все думают... Конечно, со времен Веспасиана и при теперешнем Тите, гуманисте, нам больше нечего бояться. Но все‑таки лучше остерегаться. Завтра вдруг мы узнаем о неожиданной смерти Цезаря...

– Но ему ведь всего сорок три года, дядя!

Вителлий отмахнулся:

– Существует яд и кинжал... А мы, и ты – первая, будем жить, как жили, то есть ни во что не вмешиваясь и делая вид, что мы ничего не знаем...

– Но, дядя, кто может применить яд и кинжал против Тита, который делает все для того, чтобы не иметь врагов?

– Его брат, – сухо сказал Вителлий.

– Его... – поразилась молодая женщина. – Но это невозможно!

– Почему, очень даже возможно! Борьба за трон. Он оскорблен, что не сам сел на него, и думает только о власти. А ты ни в коем случае не должна участвовать в этих играх...

– Что будет с Суллой? – воскликнула она. – Он такой хороший... И с Менезием их связывала настоящая дружба!

– Бедная девочка, в мире, где брат мечтает уничтожить брата, дружба заранее терпит поражение, и за нее могут только преследовать.

Манчиния замолчала, обнаружив неприглядность того мира, о существовании которого она, в своей беззаботности и доброте, не подозревала.

– А почему они ополчились против Суллы?

– Потому что Менезий боролся с Лацертием, человеком Домициана. Домициан делает все, чтобы тот пришел к власти. К тому же и те и другие не заинтересованы, чтобы Сулла узнал, кто убил Менезия.

– А они знают?

У Вителлия на лице появилось подобие улыбки.

– Великие боги! – пробормотала Манчиния, которая на этот раз поняла. – Прости меня, дядя, – быстро сказала она. – Я приехала и побеспокоила тебя...

Дядя, все жизнь избегавший интриг, видел, что на этот раз его племяннице их не миновать. Через три дня она уже будет лежать в кровати Тита, о чем узнают все и вся в императорском дворце...

А Манчиния думала о завтрашнем свидании с Суллой, о чем они оба договорились накануне. И эта мысль, и ее страсть, и желание придали ей смелости. Завтра утром она будет в его объятиях, а остальное не важно.

– Послушай, – сказал Вителлий. Он как будто читал мысли молодой женщины по ее лицу. – Я скажу тебе одну очень интересную вещь. А после ты забудешь о том, что я сказал, и мы больше никогда не будем говорить об этом. Согласна?

– Да, дядя, обещаю тебе. И благодарю за твою доброту...

– Есть человек по имени Мнестр. Он, без сомнения, может рассказать тебе, как погиб Менезий и какие опасности угрожают галлу, который вбил себе в голову отомстить за своего друга. Мнестр – игрок, ему не везет, он все проигрывает в кости. И я думаю, что если ты ему предложишь деньги сейчас, когда он находится в... просто опасном положении, то он тебе все расскажет. Например, напишет по твоей просьбе свидетельское показание, так как он сам во всем участвовал. Ему нужно во что бы то ни стало покинуть Рим, и на долгое время. Но у него нет средств – сильно проигрался. Поэтому возьми красивую корзиночку, в которых женщины из высшего общества носят румяна, туалетную воду и вышитый платок. Положи туда, скажем, двадцать тысяч сестерциев, можно и побольше. Отыщи Мнестра, только не говори, как ты его нашла. Деньги заставят его говорить и спасут жизнь, если он соберется бежать в Берберию, Македонию или куда‑нибудь подальше...

– Откуда ты знаешь о нем и о его бедственном положении? Ты все‑таки удивительный человек, дядя!

Вителлий пожал плечами:

– Я занимаюсь делами, и у меня большие деньги. Часть я отдаю на то, чтобы заботиться о семье. Я в курсе многих событий... Ищи корчму на улице Вулпиа, что выходит на улицу Эмилиа, она называется «Лиса и виноград». В корчме знают о Мнестре, хотя тот и прячется. Но возможно, тебя не испугаются, а ты покажешь одну или две золотые монеты. А перед красивой женщиной и золотом ничего не может устоять...

* * *

Гладиатор‑фракиец[63] Асклетарион, красивый блондин двадцати пяти лет, стройный и мускулистый, приехал из Помпеи в Рим три дня назад. Палфурний послал его убить Мнестра. Его проигрыши, беспорядочная жизнь, которую он продолжал вести, несмотря на многочисленные предупреждения, сравнимы разве с прогнившей балкой. И на нее не могло больше опираться здание серьезной организации.

Асклетарион приехал с обозом гладиаторов, чтобы принять участие в грандиозном, невиданном доселе зрелище, которое собирался дать Тит Цезарь на открытии Колизея. Кроме десяти тысяч сестерциев, которые он получит после выполнения задания, его на три месяца освободят от боев, что приносило ему уверенность остаться в живых еще несколько месяцев, в течение которых он сможет потратить полученные деньги на обильную еду и питье и на понравившихся ему проституток.

Асклетарион поселился у торговца супами вразнос, который сдавал крошечные комнаты с низкими потолками в доме напротив его лавочки. Дом также принадлежал ему. Больше всего комнатки напоминали плетеные шкафы, нежели жилье, которого в Риме и так не хватало и которое дорого стоило. Зато через подобие фрамуги – а через нее худо‑бедно, но помещение проветривалось – гладиатор мог видеть фасад корчмы «Лиса и виноград», куда годами ходил Мнестр. Заведение выходило на улицу, но имелся и другой выход в узкий дворик, который ограничивался другим зданием. Первый этаж здания представлял собой нечто вроде сарая, где хозяин по имени Специл держал все свои запасы и давал приют рабам, которые могли переночевать на откидных койках. Расшатанная лестница вела на второй этаж. Тут вы оказывались в достаточно большой комнате с несколькими столами – это и была комната для игр. Корчма служила лишь ширмой игровому притону. Доход от него шел не в городскую казну, а людям, контролировавшим многие подобные заведения, пользуясь поддержкой коррумпированных муниципальных служащих.

Клиенты заходили якобы поесть в корчму, а затем проходили во внутренний двор. Поднимались по допотопной лестнице и оказывались наверху, куда и хотели попасть.

Столы, за которыми играли по‑крупному, были накрыты ковром, спадавшим на колени игроков. Это позволяло маленьким мальчикам, сидевшим на скамейке у входа в зал, залезать под стол и делать там фелляцию игрокам. Вот почему иногда можно было видеть, как кто‑нибудь из игроков менялся в лице, сжимал руки, лежавшие на столе, или неожиданно начинал стонать. Остальные смеялись, особенно если партия в это время проходила спокойно. Удовлетворенный таким образом игрок брал обычно монету в один асс из груды монет, лежавшей перед ним, и переправлял ее под стол своему юному благодетелю. А иногда удваивал или даже утраивал сумму, если работа была хорошо сделана или если кости ложились благоприятно для него.

Асклетарион сразу же вечером отправился обедать в корчму. Разведал на месте обстановку и понаблюдал за хождениями посетителей. Палфурний объяснил гладиатору перед отъездом, что Специл, наверное, где‑то прячет Мнестра. Тот не получал больше ни асса в кредит, назанимав слишком много денег. Его любовница Паолифия, ростовщица, долго была им увлечена, но и она раз и навсегда закрыла дверь перед его носом. Было это незадолго до того, как Мнестр выудил у нее тысячу сестерциев, якобы на оплату срочного долга. А вскоре Паолифия узнала от портнихи Лицитины, куда на самом деле ушли деньги: восемнадцатилетней куртизанке Каллистии, звезда которой поднималась над Римом. Она потребовала с Мнестра эту сумму за час свидания с ней.

Асклетарион подумал, что если Специл прячет Мнестра здесь же в квартале, то должен кормить его и посылать каждый день что‑то со своей кухни.