Дно лодки оказалось неожиданно глубоким. Места кресел здесь занимала толстая губчатая резина. К сопровождающей нас четверке присоединился человек в цилиндрическом шлеме и короткой зеленоватой пелерине, который привел этот гроб. Трудно понять, для чего это могло им служить. Его скорость не превышала пяти узлов. Мы, правда, плыли против течения, но оно тут было слишком слабым.

Когда дно лодки заскрежетало о камни около устья ручья, я приказал им выпрыгнуть в воду. Они послушались без колебаний. Вианден сразу тронулся в сторону Моты, который наблюдал нашу высадку с башни трансера. Вианден влез на панцирь и что-то говорил. Я заметил, что Мота кивает головой, словно соглашается на что-то.

Я выскочил вслед за ними и оказался по пояс в воде. Я оттолкнул борт лодки, которая неохотна была принята течением реки. Потом я сбросил с себя украшенную цветочками рубашку и ополоснул себя водой. Она была теплой.

Жители тихого города стояли, сбившись в тесную группу под простыми деревьями на склоне, против двух наших машин. Несколько ближе, где-то посередине ручья задержались двое космонавтов, которые забрали со Второй Виандена, оставив там один из своих двух кораблей, разнесенный на кусочки и его экипаж. Направо массивная глыба трансера, а на ней две фигуры. Тоже люди. Эти, там, под деревьями, те, с запрограммированными их родителями органами для дыхания двуокисью углерода, и те, на земной машине. Информация для размышлений философской природы, если бы у кого была охота. И время.

Люк грузовой камеры трансера был раскрыт настежь. Из нее торчали три головы, лишенные какого-либо выражения лица.

Яхтсмен и та двойка, которая наткнулась на нас ночью.

— Влазьте внутрь! — бросил я в сторону Новых, показывая на багажник. — Быстрее! И чем скорее вы будете иметь это позади, тем для вас лучше!

Они огляделись. Быть может, искали те батареи и отряды, которые я приказал Моте держать наготове. Я не стал объяснять им их ошибку. Может, благодаря этому им удастся сохранить хоть каплю уважения к самим себе?

Я как раз с удовольствием приглядывался к ним, когда услышал позади себя шаги.

К багажнику приближалась два протеже Виандена. Я что-то буркнул и показал им задние сиденья вездехода. Когда они занимали места, я перехватил брошенный Мотой украдкой взгляд. Он наблюдал за мной с высоты башни. По его лицу промелькнула улыбка, потом он быстро повернул голову.

Я пожал плечами. То, что эта двойка, которая вернулась со Второй, поедет с нами, было очевидно.

Я захлопнул люк багажника осторожно, чтобы не расплющить кому-нибудь голову, потом кивнул Моте.

— Вперед! — крикнул я.

Над горизонтом как раз показался солнечный диск. Очередной день нашего пребывания на Третьей. Последний! По крайней мере, в этой экспедиции.

Дорога проходила нормально. Температура воздуха упала на два-три градуса, ветер шевелил страусиные перья деревьев, только трава торчала надутая, неподвижная как обычно.

Я машинально поправил наушники и спросил:

— Ты все время слышал меня хорошо?

— Угу, — буркнул он. — Особенно, когда ты жаловался, что у тебя нет лииле…

Невольно я вынужден был усмехнуться.

— Что это такое, Виан? — спросил я, — какие-то деньги? Чековая книжка?

— Понятия не имею, — буркнул он в ответ. — У меня не было случая, платить за что-либо…

Улыбка исчезла с моего лица. Я снова почувствовал холод на шее и спине.

— Ты ни разу не был в городе?

— В городе! — Вианден зашипел, словно обжегся. — В городе! — повторил он. — Я услышал, быть может, десять предложений. За четыре года. Ничего, только мой собственный голос. Особенно, когда я считал эти годы… месяцы… часы… Для того, чтобы не сойти с ума…

Мы довольно долго молчали. Наконец Мота откашлялся и спросил:

— Они держали тебя в бункере?

— Зачем же? — в голосе Виандена зазвучала горькая ирония. — В моем распоряжении был целый дом… Там даже было дерево… И ванная, окна… и это все. Ни единого стула. Ни малейшей мебели. Ничего. Гладкие стены. На полу полметра матраца… вы не имели понятия, что это значит — не иметь возможности время от времени постоять на чем-нибудь твердом. Куда ни посмотришь — стена. Порядочная стена, высотой метров в пять. Впрочем, что тут говорить? Не иметь четыре года хоть обрывка чего-нибудь, чтобы вычистить зубы. Починить скафандр. Сам не знаю, как вышло, что я не разучился говорить. Наверно потому, что разговаривал сам с собой.

— Они ничего не хотели знать? — спросил я чуть погодя с недоверием. — Ни о чем не спрашивали?

Он промолчал. Мне нечего было и ожидать что он ответит.

— Вообще-то они были вежливы, —продолжал он через некоторое время. — По-своему, конечно… Следили, чтобы не дотронуться до меня… я регулярно получал еду. Присылали ее мне по какому-то наклонному колодцу, проделанному в стене. Уходили с моей дороги… если какой-нибудь из них оказывался поблизости. Так они приходили убирать, а как же? Были вежливы… — повторил он особенным тоном.

— А те, двое? — спросил Мота.

— Не знаю. Я их не видел ни разу. Думаю, что их дела шли несколько хуже.

— Как это было, — спросил я, — когда они прилетели на Вторую? А может, ты устал говорить?

— Тут нечего много рассказывать, — в его голосе зазвучало раздражение. — Устал? Поверь, я выспался на всю жизнь! Четыре года на матраце… — он замолчал. Молчал секунду, потом продолжил нормальным тоном. — Как было? Что ж, мы проводили геологические раскопки, исследования на плоскогорье…

— Все трое? — прервал его Мота.

— Да, так как мы вызвали Теллера, который оставался в базе, чтобы он привез резервный комплект зондов. Нам не хотелось возвращаться, а поскольку на всем континенте царило идеальное спокойствие…

— На чем он приехал? — спросил я. — Там же был один вездеход…

— Прилетел на моторке. Она оставалась на воде… не знаю, что с ней произошло…

— Зато я знаю, — пробормотал себе под нос Мота. — С того времени над плоскогорьем прошло по меньшей мере пятьдесят бурь. Говори дальше…

— Мы не заметили, как они высадились. Я имею в виду первый корабль. Мы увидели только вспышку… не слишком далеко. Может, километрах в пятидесяти. Ясное дело, мы поехали туда. Тем временем, это еще не был конец игры. Теллер и Мыкин пошли вперед… там были люди. Кто-то стоял на коленях и призывал нас, размахивая руками…

— Живые? — прервал я в полном изумлении.

— Конечно, живые. Я остался, чтобы страховать, но видел, как они двигались. Пробовали встать. Тогда мне показалось, это ужасающим. Понимаете, у них были открыты головы… Подбежали к ним Теллер и Мыкин, подбежали в тот момент, когда я заметил второй корабль. Еще высоко. Виден был только огненный хвост стреляющей дюзы… они шли на химическом топливе… но вы же все уже знаете. Я увидел их и не успел даже никого предупредить, когда произошел второй взрыв. Видимо, остался какой-то бак. Ну и все. Я очутился в кабине их корабля… они упали, знаете? Взрывная волна была слишком сильной. Утратили стабилизацию и…

— Да, — буркнул я. — Это их специальность.

— Но каким-то чудом им удалось стартовать. Это я уже знаю по их рассказам. Они вернулись, но не точно туда, куда намеревались. Упали в реку… и они нас уже имели. Это все.

— Все… — как эхо повторил Мота.

Я положил голову на спинку и ускорил ход. Как это он сказал? Были вежливы! Да, те и эти… На свой лад.

От гор шел режущий глаза блеск, словно бы целый их хребет покрыл свежий слой льда. Солнце стояло в зените. Лужицы светились. Могло показаться, что на их дне поразмещали зеленоватые лампы.

Панцирь «Рубина» стал почти белым. Люк грузового лифта отбрасывал узкую прямоугольную тень, которая вскоре исчезла. Машины и автоматы расположились в грузовых отсеках.

Платформа экипажа все еще неподвижно лежала на траве. Тишину нарушало только добегающее из устья дюзы потявкивание переключателей. Автоматы вели последний осмотр перед стартом. Мота наверняка торчал уже в своем кресле перед главным экраном. Около него были заняты еще два места. Когда мы с Вианденом въедем наверх, сделается тесновато. Но не так, как в багажнике трансера во время его последнего путешествия.