Изменить стиль страницы

Барыбин замолчал. Рассказ походил на правду. Странно в этом было только то, что живой Барыбин в своем рассказе выглядел жертвой нападения, а погибшая Шиловская — нападающей стороной.

— Вы, уходя, закрыли за собой входную дверь? — задумчиво спросил Костырев.

Барыбин нахмурил лоб.

— Не помню, — сказал он. — Наверное, нет. Я так спешно ретировался, что, скорее всего, даже не вспомнил об этом. Она, не задумываясь, послала бы мне пулю вдогонку.

— Сколько раз она в вас стреляла?

— Один раз.

— Вы уверены, что только один раз?

— Конечно. Второго выстрела я не допустил.

Костырев и Ильяшин переглянулись. Они оба прекрасно помнили, что в протоколе осмотра квартиры упоминались два пулевых отверстия в стене, а баллистическая экспертиза показала, что выстрелы сделаны из одного и того же оружия. Тип пистолета, указанный экспертами, — мелкокалиберный браунинг — точно совпадал с тем, который, по словам Барыбина, принадлежал Шиловской.

— Итак, вы утверждаете, что оставили Шиловскую с пистолетом в руках и ушли? Как вы тогда можете объяснить, что на месте происшествия пистолет не обнаружен, домработница о его пропаже ничего не знает и даже о его существовании не подозревает?

— Не знаю, — обреченно пробормотал Барыбин и тут же спохватился: — Может быть, его забрал преступник… А насчет домработницы, так ведь она могла и не знать о нем…

— Пистолет был зарегистрирован? Вы помните его номер? Вы сможете его опознать?

— Конечно. На нем есть некоторые памятные мне приметы.

— А у вас есть оружие? — Костырев смотрел в глаза Барыбину немигающим холодным взглядом.

— Конечно есть, — спокойно ответил Барыбин. Прямо, честно глядя в глаза. — Газовый пистолет и разрешение к нему. Я стараюсь дружить с законом.

— Да, когда вам выгодна эта дружба… Покажите.

Барыбин достал из-под подушки небольшой газовый пистолет, холодно сверкнувший оружейной сталью, и протянул его. Его рука едва заметно дрожала.

Костырев взял пистолет и стал внимательно осматривать металл, тщательно отмечая все царапины, — он искал следы переделки пистолета под боевые патроны.

— Поехали дальше. Вы видели в тот день на ней кольцо с бриллиантом?

— По-моему, да. Она почти никогда не снимала его… Да, помню точно, — встрепенулся Барыбин. — Она держала пистолет двумя руками почти перед самым моим лицом, и перстень сверкал на среднем пальце, кажется, левой руки. Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Может быть, в невменяемом состоянии, в котором я ее оставил, она покончила с собой? — с надеждой спросил Барыбин.

— Да, ударила себя в висок, а потом встала, выбросила пистолет, спрятала кольцо и опять легла на ковер, — усмехнулся Костырев, вставая и пряча в карман тетрадь Шиловской. — А кроме того, у нее нет огнестрельных ранений на теле. Ну хорошо, вы пока выздоравливайте. А за вашей квартирой присмотрят наши сотрудники. Вы будете в безопасности.

Это «пока», видимо, резануло слух Барыбина, он еще больше побледнел, обмяк, откинувшись на подушки. Он понимал, что полной веры ему нет и его удел — оставаться в числе главных подозреваемых. Пока.

Сыщики вышли из квартиры и, сев в машину, поехали на Петровку. Дождь, уныло сеявший с самого утра, уже прекратился, и между тучами стали проблескивать лазурные куски чистого неба. Вымытые дождем тротуары влажно блестели, по ним струилась вода, стекая в колодцы. Через лужи перепрыгивали прохожие, вооруженные мокрыми зонтами. Становилось душно.

— Ну, что ты обо всем этом думаешь? — спросил Костырев, устало отирая лоб носовым платком.

— Даже и не знаю, — с сомнением сказал Ильяшин. — Похоже на правду, с одной стороны, а с другой — совершеннейший бред.

— Вот именно, похоже, — сказал Костырев, открывая окно. Сразу же в салон ворвался свежий сырой ветер и зашевелил волосы на макушке. — Меня волнует пистолет Шиловской. Обыск у Барыбина ничего не даст. Вряд ли он станет хранить такую опасную улику, как пистолет убитой. Он не дурак, хотя и пытается иногда прикинуться простачком.

— Да. Но ведь признался же он, что отнял пистолет у нее. Он мог с ней покончить одним махом.

— Возможно, Барыбин скрыл один маленький нюанс: например, он откинул пистолет и между ними завязалась борьба, которая печально закончилась для Шиловской. Таким образом объясняется появление второго пулевого отверстия и рана на виске погибшей.

— А куда делся браунинг? И перстень?

— Да-а… — протянул Костырев. — Пистолет он мог выкинуть, а перстень спрятать до лучших времен. Нет, логическая неувязочка получается, зачем ему прятать пистолет, а потом рассказывать нам о его существовании?.. Что-то не складывается картина… Предположим, он унес вещи, чтобы инсценировать ограбление и запутать следствие. Но если уж инсценировать, то до конца — разбить посуду, разворошить платяные шкафы, изобразить следы взлома. Может быть, когда он понял, что его пребывание в квартире Шиловской установлено с точностью до минуты, решил рассказать нам часть того, что произошло между ними?

— Но ведь дамочка его, Тишина, говорила о том, что Шиловская кого-то ждала…

— Говорила… — проворчал Костырев. — Мало ли что она говорила. Да, показания мужа и жены в этом пункте сходятся полностью. Не сам ли Барыбин говорит ее устами? Муж да жена — одна сатана, как известно.

— А Кабаков?

— Кабаков, — задумался Костырев. — Кабаков слишком стар для того, чтобы воровать бриллиантовые перстни и носить пистолеты. А может быть, мне только так кажется. Во всяком случае, скоро у нас рандеву с ним. Попробуем его пощупать. Если он там был, то точно позже Барыбина.

— Попробуем пощупать, — согласился с ним Ильяшин. — Только щупайте его посильнее, а то скоро начальство нас пощупает.

— Да, — печально согласился с ним Костырев. — Я уже чувствую его холодные жесткие руки на своем горле…

В разрывы иссиня-черных туч ворвалось жаркое солнце и облило весь город слепящим горячим светом. Заискрились мокрые листья деревьев, посверкивая на солнце каплями воды, стекающими по глянцевой зеленой поверхности. Сразу же стало жарко. Мокрые голуби сидели на широких карнизах окон и чистили слипшиеся перья.

— И кроме того, — задумчиво произнес Костырев, — мы с тобой упустили из виду одну деталь. Если все происходило действительно так, как он рассказывает, то у него не хватило бы времени на инсценировку самоубийства. На все про все у Барыбина было минут двадцать плюс дорога. А найти письмо, достать его? А таблетки, опять-таки… Не заставил же он ее выпить всю лошадиную дозу…

— А если он угрожал ей пистолетом?

— Вопрос в том, чьим пистолетом. Что ж, надо искать и оружие, и перстень. В них должна быть разгадка.

— Вы думаете, все же убийство с целью ограбления?

— Скорее инсценировка. Только доказать это будет трудновато. Почти невозможно. Да и мало верю я в эту версию. Слишком уж она противоречит письму и факту приема Шиловской таблеток.

— А если вещи похитил хорошо известный Шиловской, но незаинтересованный в ее смерти человек? Например, соседка. Зашла за солью, прихватила пистолет, кольцо и незаметно вышла. Конечно, «соседка» в фигуральном смысле.

— Незаметно сняла с пальца? Нет, очень маловероятно. И опять-таки как «соседка» зашла, почему зашла? Была ли Шиловская жива в это время? Если была, то почему не воспротивилась похищению?

— Воспротивилась и была убита! — воскликнул осененный догадкой Ильяшин.

— В таком случае как насчет письма? Глупая «соседка» в этом случае получается. Подкладывает письмо при явных признаках убийства. Зачем? Чтобы запутать следствие? Молчишь… То-то. Продолжаем рассуждать дальше. Если Шиловская к тому времени была уже мертва, то вполне объясним тот факт, что «соседка» не стала вызывать милицию — чтобы не навлечь на себя подозрения.

— Предположим, так, — сказал Костя. — Шиловская по какой-то причине решает покончить Жизнь самоубийством. Выпивает таблетки. Таблетки начинают действовать. Ей становится плохо, она падает. Дверь остается открытой. Приходит тот, кого она ждала, видит, что она не способна сопротивляться, но еще жива, добивает ее и похищает кольцо и пистолет. Тихо смывается. А Шиловскую находит Тюрина, отчего и получает мозговой удар.